Еще одна из клана Хьюга

А Рок выглядел, как назло, абсолютно счастливым и ни капли не уставшим: что-то рассказывал ей про флору и фауну этих мест, показывал фантастические виды, открывавшиеся между деревьев с возвышения, и все так расслабленно и живо, что было очевидно — он искренне кайфовал и не испытывал никакого дискомфорта. Ни пекло, ни долгая дорога его вообще не расстраивали, будто он постоянно такие марш-броски делал.

Заметив, что она начала отставать, он неожиданно приблизился и сбросил с плеч рюкзак, предложив ее понести, заверив, что так будет быстрее. Голова почти не работала, и она не поняла, как оказалась у него на спине, с его талией, зажатой между ног, вцепившись в мокрую от пота майку; в мозгу засела одна четкая, оформленная мысль.

Рок Ли не потел. Он мироточил.

От его запаха кружилась голова — не может мужик пахнуть так вкусно. Не-мо-жет. А он действительно ускорил шаг, нацепив рюкзак спереди и поудобнее перехватив пакеты, предплечьями поддерживая ее бедра, — на нем было даже удобно, что бы это ни значило. Она бесстыдно вдыхала аромат его волос, чистых и блестящих, прижалась своей грудью возле его шеи, скрестив руки на его груди, твердой, как камень — опять началось. Усталость отступала, уступая место болезненной похоти, благо, что между ними достаточно слоев одежды, чтобы он ничего не почувствовал.

Пока.

На берегу обалденно красивого озера, куда они вышли через еще примерно полчаса, предсказуемо никого не было; добраться сюда оказалось целым квестом. Рок даже не запыхался, бережно поставив ее на землю, сам расстелил им покрывала, и все, что оставалось Ханаби — это изящно стянуть с себя платье через голову, невзначай выгнувшись, чтобы акцентировать внимание на изгибы тела и, бросив платье на покрывало, без оглядки рвануть в сторону озера, тут же окутавшего приятной прохладой, смывая с нее жар и пот.

Да, все шло пусть немного не по плану, но отклонения не критичны.

Купались долго; хохотали до колик, когда Ли подкидывал ее с плеч, катал на себе, как дельфин, и только когда у Ханаби уже посинели губы, они вышли на берег, чтобы обсохнуть; ей так понравилось у него на спине, что она заставила его вынести ее из воды так же, как он нес ее сюда, и если она была холодная, успев замерзнуть, то Ли был таким горячим, что казалось, влага сама испаряется прямо с кожи.

Он завалился на свое покрывало на живот, тут же подкинув этим Ханаби отличную идею; она села на него сверху, на поясницу, и Ли странно притих, после нескольких массирующих движений смущенно спросив:

— Ханаби-сан? Ты что делаешь?

— Массаж, — пояснила она, чувствуя, как там, где касаются ее руки, все сразу деревенело и напрягалось. — Расслабься. Я в этом эксперт — столько раз приходилось разминать Хинате шею, что знаю все точки. Да и Неджи всегда меня хвалил, говорит, у меня очень сильные руки, — как бы в подтверждение своих слов она крепко сжала плечо, круговыми движениями разминая лопатку.

Наконец-то.

Она трогала его спину с совершенно легальными причинами, и он не мог видеть ее лица. Мышцы все были напряжены и, кажется, забиты, или они в целом были такие твердые, она не поняла — но как же было приятно трогать его мягкую кожу, разминать доводивший до исступления рельеф, черт, божественное телосложение — жилистый, сухой, сплошная мышца. Он что-то пробормотал себе под нос, когда она съехала попой ниже, на его ягодицы, начав жадно мять поясницу, пытаясь собрать тугую кожу между пальцами, возбуждаясь с каждым своим касанием к его раскаленному телу.

У нее сводило грудную клетку от жара и предвкушения; что-ж, если так, со стороны, посмотреть — у Ли не было шанса не завестись: фигуристая симпатичная девушка верхом на нем, в одном купальнике, не очень по размеру, делает ему крутой массаж, причем довольно чувственно — Ханаби старалась, чтобы он до последнего не заподозрил ничего, но все же позволяла себе некоторые, скажем так, естественные перегибы, как коснуться грудью спины, возвращаясь к плечам, почти ложась на него, и все в таком духе.

Ли прямо молчком. И прямо напряжен.

Наклонилась к его уху, не шепотом, но довольно тихо:

— А теперь переворачивайся на спину.

— Что? — он вдруг дернулся в сторону ее голоса, посмотрев на нее почти испуганно: — зачем на спину?

— Ну как же, — даже эта игра в невинность своих действий ее невероятно заводила: — грудные мышцы и плечи спереди тоже нужно размять. Есть специальные точки на коже, — забалтывала она, уже слезая с него и рукой мягко подталкивая в нужное положение, — если там правильно размять, улучшается циркуля…

— Нет, — вдруг перебил он, оставшись так же лежать на животе.

— Что — нет? — не поняла Ханаби, нахмурившись.

— Я… — она видела, как медленно краснели его щеки, внутренне ликуя: — я… не могу.

— Что не можешь? — хм, так можно и самой поверить, что у нее совершенно чистые помыслы: — перевернуться не можешь? Расслабило, хах, — мягко и довольно улыбнулась, тут же успокоив: — давай помогу…

— Нет! — он так очаровательно краснел, господи. Парню двадцать три. Пристрелите ее, если он ей не даст. — Ханаби-сан… спасибо большое, з-за массаж… Но я правда в порядке. Просто хочу полежать.

— Вот и полежишь. На спине, — настаивала она, едва не облизываясь в предвкушении.

— Ханаби! Я не могу! — у нее аж вдоль позвоночника прострелило током, когда ее имя впервые было произнесено без всяких суффиксов. — У… у меня… — он тяжело вздохнул, пряча от нее пунцовое лицо, упершись лбом в предплечья и шепотом признался: — у меня… эрекция.

Прекрасно. Восхитительно! Он только что открыл ей тайну пирамиды Хеопса, она же совсем не подозревала, к чему приведет массаж с ползанием по нему полуголой женщины!

— Я знаю. Хочешь, там тоже помассирую? — невинно осведомилась она, тут же отметив, как дернулись его ягодицы, напрягаясь.

У нее вообще не осталось стыда, настолько все между ног горело.

— Блять… — второй раз за всю историю их знакомства. Прогресс, однако. — Ханаби, перестань говорить такие вещи.

— Я тебе не нравлюсь? — она прилегла рядом на бок, наслаждаясь кончиками его пунцовых ушей и пальцами пробежавшись по его шее. — Если так — то скажи честно, я не обижусь, правда. — И ведь не врет. Не обидится. Придушит его прямо здесь, но точно никаких обид не будет.

— Очень нравишься.

— У тебя кто-то есть?

— Не… нет. — Он тяжело и сорвано дышал сквозь стиснутые зубы; она уже видела такое. Когда он был в душе. Да что ж так сложно…

Если он продолжит вести себя так целомудренно, ей не останется ничего другого, кроме как надругаться над ним всеми известными ей грязными способами, а потом придушить. Черт, кажется, в любом случае для него все закончится плохо.

— Знаешь, — из последних сил сохраняя спокойствие, — когда ты, помнишь, застукал меня? Я ведь о тебе думала. — Терять уже нечего, нужно идти до конца. — А ты… думал обо мне хотя бы раз? Когда, ну… сам.

Он вдруг осторожно повернул к ней голову, и Ханаби задохнулась.

Тот. Самый. Взгляд.

Сука.

Помогите.

— Каждый раз, — тихо, как будто больно говорить вслух. Брови домиком, и выглядел так нежно, так… — с первого дня, как вы приехали. Не могу перестать о тебе думать. Прости.

— Дай руку, — судорожно дыша, она силой вытащила одну руку из-под его головы, без церемоний засунув в купальник, тут же пачкая ее смазкой. — Вот так — каждый раз, когда я тебя вижу. — Вздрогнула, когда его дрожащая ладонь развернулась, несильно сжимая всю промежность от лобка до ягодиц, почти заставляя кончить.

Чего она ни разу не представляла, что никогда ей не снилось — как Рок Ли целуется.

Это что-то, блять, аномальное; глаза закатились тут же, стоило мягким, очень мягким губам накрыть ее губы, робко и уверенно одновременно, осторожно и жадно, без языка — только губы, губы везде — на ее щеках, на подбородке, на шее, снова на губах; крепкие сильные руки уже тянут на себя, и вот — мечта сбылась: она бесстыдно спустилась ниже, зубами вонзившись в потрясающие кубики, не дававшие ей покоя столько времени, смяла их пальцами, ощущая твердость, прошлась ладонями по бокам, и кажется, хотела его в себе всего целиком, хоть жрать, настолько ей он был нужен. И да — они на ощупь даже лучше, чем на вид. Весь Рок — лучше.

А он застонал, бесстыже и отчаянно, практически насаживая на себя прямо так, через купальник и плавки, впиваясь пальцами в бедра, и ожидание стоило того — она не могла представить даже половины тех эмоций, что испытывала сейчас.

Никаких больше прелюдий, только быстро раскатанный по толстому члену презерватив, неловкое срывание с нее верха купальника и зверские, сильные шлепки тела о тело; ему было совершенно все равно, что она сверху, это не помешало отобрать инициативу и задать темп, вколачиваясь в нее снизу, дав опереться руками о его руки, сплетя пальцы друг с другом; от интенсивности ощущений она дрожала, внутри все подобралось перед оргазмом, скрутилось, поползло вниз по ногам, трясло и дергало, заставляя завалиться вперед. Но он не остановился, не замедлился, перехватив, прижав к себе и встав на ноги — так, будто она вообще ничего не весит; она укусила, взвизгивая, ведь на весу у нее не было шансов отпрянуть или соскочить, пока он, подхватив ее под ягодицы, насаживал на себя, продляя безумные судороги, игнорируя, как трясутся ее ноги и живот.

Возбуждение настолько за гранью пика, что с нее натурально потекло на его ноги, измазав бедра прозрачным и скользким; Ли выдохнул ей в шею, собирая губами кожу, но ей было все равно — только бы это закончилось, только бы он никогда не останавливался, ведь она больше не может, не может, не может терпеть — ощущать себя игрушечной и слабой в его руках, вместо его руки.

У него, кажется, нет тормозов и предела. И усталость ему незнакома — стоило ей совсем обмякнуть, он тут же все исправил, нежно опустив ее на покрывало на живот, дернув бедрами на себя и нависнув сверху, покрывая короткими касаниями губ плечи, шею; надавив на поясницу для прогиба, снова вошел, ритмично вбиваясь сзади, и Ханаби взвыла — угол был невыносимым, его как будто стало слишком много, губы плотно натянулись вокруг его члена, почти лопаясь. В этот момент она, кажется, отключилась, вцепившись в покрывало, слабо подмахивая до искр из глаз, пока рывки, глубже и медленнее, не прекратились совсем, и он с громким пошлым хлюпом вышел из нее, опускаясь рядом на бок и подтягивая ближе к себе, давая ей уткнуться лбом в его шею, не смущаясь, что у нее побежала слюна и навернулись слезы.

Никогда не была религиозной, но если рай есть, то он — на члене Ли. Прости Господи, грешную, за такие мысли.

— Тебе не больно? — куда-то в макушку; Ханаби отрицательно помотала головой, пытаясь стереть щипавшую в уголке рта слюну — она так распахивала рот, что порвала его.

— Я, кажется, никогда больше не смогу смотреть тебе в глаза, — призналась она неожиданно для самой себя.

Чужие пальцы мягко скользнули по подбородку, лаская скулу и плотнее прижимаясь к щеке, запрокидывая ее голову, чтобы пристрелить прямым взглядом — черт. Это же Рок Ли. Только он мог выглядеть так нежно и невинно после того, как отодрал ее до микроинсульта.