Вклад в войну

— А что ещё? — он запустил руку в её волосы. — Что ещё ты будешь делать?

— Всё, что угодно. — Её глаза лихорадочно заблестели.

— Хорошо, — сказал Снейп, отдаваясь этому целиком. Немного удовольствия перед неизбежным и болезненным концом. Большего он и не просил.

Он сел в директорское кресло, кресло, которое он до сих пор считал креслом Дамблдора, и распахнул мантию. Никогда ещё он так отчаянно не радовался тому, что избавился от всех портретов в этой комнате! Лавгуд опустилась на колени между его раздвинутых бёдер и ласково спросила:

— Сколько у нас времени, профессор?

Она назвала его профессором! Внутри всё жарко сжалось, когда он подумал, хочет ли она, чтобы он взял её, и будет ли называть его профессором даже тогда.

— Я директор этой школы, — усмехнулся он. — У нас есть столько времени, сколько будет необходимо.

У неё заалели щёки, но взгляд не дрогнул.

— Хорошо, — улыбнулась Лавгуд и длинными прохладными пальцами освободила из брюк член. Тот набухал под её прикосновениями, а она смотрела на него, приоткрыв рот. Это было одно из самых развратных зрелищ, которые Снейп когда-либо видел: Луна Лавгуд, милая и невинная, не сводившая глаз с его твёрдого члена с покрасневшей головкой.

Снейп никогда не мечтал сделать это со студенткой, а если бы и мечтал, то это наверняка была бы не она. И всё же он не мог представить себе другую студентку, которой бы сказал «да», другую студентку, которая осмелилась бы попросить так открыто и бесхитростно.

Он смотрел, как Лавгуд пробовала его на вкус, проводя языком от основания до кончика, кружа вокруг головки. Снейп откинул голову на спинку кресла, отдаваясь ощущениям. Она, казалось, была очарована членом, исследуя каждый его дюйм юрким розовым язычком. Когда она отстранилась, он уже был твёрдым и блестящим от слюны. Лавгуд подняла глаза на Снейпа, встретилась с ним взглядом, а затем без лишних предисловий глубоко заглотила член. Снейп зашипел, сгрёб в кулак волосы на её затылке. Её рот оказался горячим, влажным, невероятным.

— Лавгуд, чёрт… — простонал он, крепче сжимая в кулаке светлые пряди.

* * *

Луне всегда нравилось это делать, ей нравилось ощущать на языке тяжесть члена и его солоноватый привкус, нравилось чувствовать, как движения мужчины становятся более настойчивыми, как скользит между губами упругий ствол. Но сейчас она обнаружила, что со Снейпом ей нравится ещё больше. Он был твёрд, толкаясь бёдрами, проникал глубже в её рот и учащённо дышал, постанывая. Оказалось очень приятно обнаружить, что, несмотря ни на что, Северус Снейп оставался просто мужчиной.

Вообще-то она так и думала, но тем не менее было приятно получить подтверждение.

* * *

Он не продержался — не смог бы! — и нескольких минут. Он слишком долго обходился без этого, а она была такой мягкой и желанной, сладкой и горячей. Шире раздвинув бёдра, Снейп двумя руками придержал голову Лавгуд и толкнулся ей в рот ещё глубже. Она приняла его достаточно хорошо, поэтому он сделал это снова, сильнее, а после четвёртого толчка его охватило раскалённое добела наслаждение.

— Мерлин… поглоти это… — простонал он, изливаясь ей в рот. — О, чёрт…

Мгновением позже она забралась к нему на колени, прислонившись к его груди и мягко придавив своим весом бёдра, уткнулась лицом ему в шею. Казалось, она касалась его повсюду, он как будто слился с нею и в своём насыщенном, опьянённом удовольствием состоянии позволил это.

Снейп чувствовал себя так хорошо и это было настолько необычно, что вызывало головокружение и эйфорию. Он закрыл глаза и позволил себе насладиться этим, легко поглаживая спину Лавгуд. Её мягкое ровное дыхание обжигало шею.

Наконец Снейп достаточно пришёл в себя, чтобы эйфория утихла и появились привычные сомнения и цинизм. Он не совсем понимал, чего она хочет, наверняка это больше, чем он мог дать.

— Ты ведь не собираешься влюбиться в меня? — спросил он, разжимая руки.

Лавгуд пошевелилась на его плече и подняла на него спокойный взгляд серебристо-серых глаз.

— Нет, — просто сказала она, и его захлестнуло облегчение. А она безмятежно спросила: — А ты собираешься влюбиться в меня?

— Не думаю, что я способен на это, — покачал головой Снейп, и это была чистая правда, которой он никогда ни с кем другим не делился.

— А раньше влюблялся?

— Однажды, — признался он. — В прошлом. Давным-давно.

Лавгуд кивнула, как будто это подтвердило её подозрения.

— Твоя любовь осталась в прошлом, а моя, думаю, ещё впереди. Но пока мы можем быть вместе здесь, посередине.

— Возможно, — усмехнулся Снейп, чувствуя себя нехарактерно снисходительным, всё ещё расслабленным после оргазма.

Наконец он пошевелился, и Лавгуд тут же соскользнула с его колен, позволив ему привести себя в надлежащий вид. Запахнув мантию и застёгивая пуговицы, он окинул Луну оценивающим взглядом: она выглядела несколько растрёпанной, но не больше, чем когда вошла в кабинет, щёки порозовели, а глаза заблестели сильнее, однако едва ли кто-то, кроме него, сможет это заметить.

— Тебе уже лучше? — спросила она. — Ты выглядишь совсем по-другому.

Снейп поднялся, отряхнул и расправил мантию.

— Да, — он с удивлением обнаружил, что это правда. Голова стала ясной, болезненный туман рассеялся, по крайней мере, на время. Он чувствовал себя лучше, чем за последние месяцы. А возможно, и годы. Это было… странно. В каком-то смысле обескураживающе. — Я не совсем уверен, что история должна развиваться именно так.

— Мы напишем новую, — улыбнувшись, пообещала она, — с более счастливым концом. Меня никогда не интересовали печальные концовки.

Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы, от нежного прикосновения у него по спине пробежали искры. Он думал, что только что пресытился прикосновениями, но, возможно, это только подогрело его аппетит.

— Я хочу увидеть тебя снова в самое ближайшее время, — тихо сказал Снейп.

В её глазах сверкнуло удовлетворение, и на мгновение он задумался, не ошиблась ли Шляпа при распределении — из Луны получилась бы прекрасная слизеринка.

— Да, я тоже очень хочу и буду с нетерпением ждать следующей отработки, директор, — улыбнулась она, а затем ушла, закрыв за собой дверь.

Снейп смотрел на то место, где она только что стояла, и улыбался краешком рта, чувствуя, что наконец-то каким-то непостижимым образом зыбкий мир в его душе обрёл устойчивость.