Багатур

Сухова ситуация злила, просто из себя выводила. «Трус паршивый, — еле слышно шептал он, — покажись только!»

Саадак был приторочен к седлу, Олег тихонько достал лук, вынул стрелу не с острым, а с серпообразным наконечником — срезень. Таким, если попадёшь, всю кровь выпустит. Доспех срезнем не возьмёшь, но откуда у мерян кольчуги и брони? А мерянин ли лишил его коня?.. Неужто Бэрхэ-сэчен решил-таки свидетеля убрать? Не, это вряд ли…

Быстро темнело, но Сухов по-прежнему не двигался, всматриваясь в заросли на берегу. Ни одна веточка не шелохнулась, даже шапочка снега не упала с еловой лапы от неловкого движения — лесовики не делают неловких движений.

Мерянин возник вдруг, как будто ниоткуда. Не было никого — и вот он, проявился, гад. В доспехе из толстой кабаньей кожи, в меховых штанах, в бесформенной шапке кулем, бородатый и заросший, мерянин походил на лешего. Он шагал крадучись, высоко поднимая ноги со снегоступами и неслышно проминая наст. В руке он держал большой лук, обмотанный берестой.

Олег мягко улыбнулся, испытывая злую радость близящегося отмщения. Оттянув стрелу правой рукой, выпрямив лук левой, он резко изогнулся, показываясь над тёплым ещё гнедком, и выстрелил.

Реакция у мерянина была отменной — лесовик успел растянуть лук, но срезень, выпущенный Олегом, долетел быстрее, пронзая кабаний панцирь близко от сердца. Мерянская стрела ушла в снег. Охотник рухнул на колени и завалился на бок.

Выждав ещё немного, Сухов встал и направился к охотнику, обшаривая глазами лес. Вроде чисто.

Встав над мерянином, пускавшим кровавые пузыри, Олег холодно спросил его:

— Зачем ты убил моего коня?

— Я хотел тебя убить… — прохрипел охотник.

— Зачем? Что я тебе сделал?

— Панцирь красивый, блестит… И сумы полны…

— Воровать нехорошо, — сказал Сухов за мгновение до того, как сабля перечеркнула мерянину горло.

Не оглядываясь, он поспешил к воронку, снял с него седло и сбрую. Савраска так и стоял неподалёку, хрумкая скудной лесной травкой. Услыхав тихий свист Олега, скакун вскинул голову, продолжая перетирать траву зубами, и подбежал трусцой.

— Молодчина саврасая, — проворковал Сухов, седлая верного друга. — И что бы я без тебя делал?

Вскочив в седло, он поспешил отъехать, внимательно поглядывая по сторонам. Снег на реке был истоптан до льда, тысячи копыт раскрошили и сам лёд, растолкли осколки в пыль и перемешали её с навозом. Искать тут следы сбежавших сивки с буркой просто нереально.

— Нервные больно, — пробурчал Олег. — Да, савраска?

Конь мотнул головой, будто соглашаясь.

Глубокие следы, оставленные слева от дороги, привлекли внимание Сухова. Тут явно прошли две лошади.

Олег поворотил савраску в лес, читая то, что было написано на снегу. Вот лошади разошлись, но недалеко. Идут рядом, в двух шагах друг от друга. Это понятно — чембур удерживает их вместе. Ага! Вот между двумя цепочками следов куст, с которого стряхнули снег. Видать, поводом задели. Значит, точно сивка с буркой, больше некому.

Следы петляли, заводя всё дальше и дальше в лес. Неожиданно савраска заржал — и ему ответили.

— Вот вы где…

Пытаясь разойтись и выпутаться, сивка с буркой захлестнули чембур петлёй вокруг дерева и теперь стояли, печально глядя на Олега.

— Дурни, — ласково сказал Сухов. — Дурень сивый и дурень бурый.

Кони глубоко вздохнули, словно поддерживая это мнение.

Распутав чембур, Олег накрепко привязал его к седлу. К этому времени тьма сгустилась настолько, что отдельные стволы деревьев сливались, чернея на еле отсвечивавшем снегу. И куда теперь? Возвращаться к реке или искать ночлег в лесу? Чертыхнувшись, Сухов не стал садиться верхом, а пошёл впереди, потянув саврасого за собой.

Впереди вроде посветлело, сосняк поредел, открывая пологий холм, поросший молодыми ёлочками. Разглядеть эти подробности Олег не смог, но ладонью ощутил касание колючих верхушек.

С вершины холма ему привиделся слабый огонёк. Остановившись, Сухов напряг зрение.

Сперва он услышал — слабый далёкий скрип, словно дверь приоткрыли. И тут же глаза уловили красноватый отблеск. Сухов улыбнулся. Ага! Кажется, переночевать удастся в тепле!

Он осторожно пошагал вперёд, проваливаясь в снег по колено, а потом его нос уловил слабый запах дыма.

— Верным путём следуем, товарищи, — пробормотал Олег.

Савраска понятливо фыркнул.

Неожиданно ногам стало свободно — снег был расчищен, а впереди, шагах в десяти, громоздилась приземистая избушка. Да нет, изба, и не маленькая. Пятистенок, как минимум. А выстроен он был в интересной манере — нижний венец из мощных брёвен не в землю уходил, а покоился на череде могучих пней, поднимаясь, будто на сваях. Толстые корневища смотрелись, как пальцы когтистые — курьи ножки!

Разглядеть все эти архитектурные излишества Олегу помог факел, чадивший в держаке у двери. Примотав поводья к коновязи, Сухов вежливо постучался. Ему отперли, не спрашивая, кто пришёл.

Он ожидал увидеть согбенную Бабу-ягу с клюкой, а свет обрисовал молодую женщину с длинной чёрной косой, переброшенной на грудь. Кстати, весьма выдающуюся грудь — в обоих смыслах.

Олег хотел было поздороваться и попросить о ночлеге, но женщина сказала спокойным, обычным голосом:

— Проходи, Олег. Я уж и факел выставила, чтобы не заплутал.

— Кто ты? — спросил Сухов в изумлении.

— Крестили Варварою, зовут же Чарою. Проходи, а то всю избу выстудишь.

— У меня кони…

— Конюшня с той стороны. На-ка, возьми факел.

Растерянный, Олег взял трещащий факел и повёл лошадей «на ту сторону». Конюшня оказалась не маленькая, на шесть денников, но лишь один был занят — старой кобылой, безразлично встретившей новых постояльцев.

Сухов завёл коней, распряг их, тщательно протёр каждого пуком соломы, подсыпал сена, подлил в поилку воды из бочки.

Заперев двери конюшни на засов, он потушил факел и вошёл в дом.

Потолки тут были низковаты, но всё выглядело добротным и прочным. В сухом воздухе разливались запахи смолы и хвои, перебиваемые ароматами сушёных трав, пучки которых были развешаны по стенам.

В большой печке, сложенной из камней, гудело пламя, но топили её не по-чёрному — сходящийся кверху дымоход выводил чад наружу, не пачкая сажей потолков. На полицах, на тяжёлом, крепком столе, на широком подоконнике горели толстые восковые свечи, наполняя комнату тёплым, трепетным сиянием. В одном углу стоял гигантский сундук, окованный бронзовыми полосами, в другом находилась кровать — основательный лежак с кипою кошм, застеленный холщовой простынёю и одеялом из беличьих шкурок. «Большая подушка просто обязана быть набитой пухом лебяжьим», — подумал Сухов, оглядываясь в поисках хозяйки.

Варвара появилась из маленькой, низкой двери в незанятом углу. Женщина вышла босой, в одной рубахе, коса её была расплетена.

— Банька растоплена, — сказала она. — Раздевайся, я тебя вымою. У меня тут шесть уваров из трав, они смоют усталость и вернут силы.

— Скажи, пожалуйста, откуда тебе известно моё имя?

— Ведьма я, — дала Варвара простое объяснение. — Ведунья.

— И колдунья? — улыбнулся Олег.

— Колдую помаленьку…

— А не боишься одна жить?

— Откуда ж страху браться, когда одна?

— А если придёт кто?

— Не придёт. Покружит, покружит, да и убредёт себе восвояси.

— А я?

— А тебе я огнем посветила, чтобы не сбился с пути…

Сухов разделся. Варвара тоже стянула с себя рубаху, спокойно и непринуждённо, изящно согнулась на входе в баньку, и Олег облизал сохнущие губы, любуясь круглой попой, всеми плавными изгибами и западинами великолепного тела.

В бане было жарко, пахло волглым деревом и смородиновым листом. Огонь из печи-каменки освещал всё кругом шаткими красными отблесками.

Сухов разглядел огромную деревянную бадью, полную горячей воды, но глаза стремились вернуться к Варваре, жадно оглядывая покачивающиеся груди. Эти атласные шары нежной и теплой плоти с напряжёнными розовыми сосками просто не могли подниматься так высоко, а они дерзко не поддавались тяготению, вызывающе кругля прелестные формы. Олегу стало немного стыдно, потому что желание его проснулось и демонстрировало себя слишком откровенно.

— Полезай, — приказала женщина.

Олег послушно забрался в бадью. О-о! Когда это он в последний раз мылся? В Онузе небось. Смыть грязь и пот — какое это наслаждение! Степнякам этого не дано понять.

Нежные руки коснулись его. Сухов покосился на длинные пальцы, сжимавшие мочалку, и даже глаза прикрыл.

Варвара окунула мочало в горшок с травяным настоем и стала тереть Олегу спину, потом плечи. Её груди мячами катались у него по спине, странно успокаивая, а ладони ведьмины вытягивали усталь из натруженных мышц.

Чистый и разморенный, Олег вылез, и Варвара окатила его ушатом тёплой воды. Здорово!

— Потри мне спинку, — попросила женщина, изгибаясь и кладя руки на лавку.

Сухов испытывал в этот момент странную гамму чувств — неистовое желание близости уживалось в нём с полным душевным покоем.

Не в состоянии унять сумятицу мыслей, Олег принялся тереть узкую ведьмину спину, любуясь тем, как тонкая, изящная талия круто переходит в бёдра.

Сухов со старанием растёр неподатливые, тугие ягодицы, протянул руки дальше — и незаметно овладел Варварой. Уронив мочалку, он стиснул бёдра женщины и задвигался, выдерживая пленительный такт толчков. Потом перевёл руки на узкую талию.

Варвара застонала, ещё круче прогибая спину, подалась к нему. Олег продвинул руки, охватывая груди, сжал их. Сладкие стоны и горячие аханья женщины перешли в долгий прерывистый крик, обоих затопило жарким приливом любострастия, и Сухов постепенно замер, бурно дыша и продолжая тискать упругие выпуклости.

Варвара первой освободила своё лоно и выпрямилась, потянулась, закидывая руки за голову.

— Спасибо тебе за любовь и ласку, — сказала она, мило улыбаясь. — Теперь мой черёд.

Ведьма вышла из бани, Олег последовал за нею. Сняв горшок с печи, Варвара поставила его на стол и большим деревянным черпаком наполнила глубокую миску.

Сухов почувствовал слабое головокружение — он был голоден, как стая некормленых волков. Что там было, в той Варвариной похлёбке, Олег так до конца и не разгадал. Мясо было, грибы, лучок, приправы какие-то, ягодки разваренные, с кислинкой, и ещё что-то, и ещё…

Сухов не съел свою порцию, он её проглотил. Схомячил и добавку. А, насытившись, развеселился — голый нукер войска Батыева сидит рядом с красивой женщиной, нагой и ласковой. И ест сборную солянку!

— Ты знаешь моё имя, — сказал Олег, — а тебе известно, кто я?

Ведьма улыбнулась.

— Ты пришёл с войском великого воителя, покорителя степи.

— И тебя не трогает, что этот покоритель проходит по здешним землям с огнём и мечом?

— А должно трогать? — с интересом спросила Варвара. — Олежа, не морочь себе голову. Русские дружины хаживали в походы на степняков, те шли в набеги на русские грады. Так было всегда.