Магнат

Глава 11. Изгои

Глава 11. Изгои

После устной договорённости с представителем Антанты Алексей попросил Врангеля закрепить детали раздела черноморского флота документально. Неформального правителя Парагвайской анархисткой республики интересовали лишь полсотни вспомогательных и транспортных судов, а все крупные боевые корабли флота должны были перейти к французам в уплату за долги русской империи.

— Сёма, отслюнявь Петру Николаевичу маленько деньжат для оснастки транспортов, — вернувшись к дирижаблю, распорядился атаман. — Уголёк на переход до портов Европы генерал выгребет из крейсеров, а вот доски для деревянных нар в трюмы пароходов надобно из чего–то мастерить, да и хозяйственных мелочей пассажирам прикупить. Не на голых же досках солдатушкам дни коротать — до Южной Америки путь не близкий.

— Так у Врангеля и свой золотой запасец, поди, имеется, — обиженно надул губы прижимистый начфин.

— Золото Врангеля спрячем в бочки с двойным дном, которые у нас на третьем пароходе припасены, — решил скрыть капитал от жадных французских кредиторов парагвайский магнат. — Сгрузим его по–тихому в каком–нибудь европейском порту, а расплачиваться за топливо и провиант будем казацкими рублями. Андрюха уже достаточно переправил купюр в филиалы парагвайского банка.

— Всё равно буржуи сразу бумажные ассигнации на металл поменяют, — пожал плечами Семён.

— Они будут уже разменивать полученные деньги на наше золото, — сделав акцент на слове «наше», поднял указательный палец хитрый меняла.

— А ты, атаман, голова-а, — уважительно похвалил начфин и довольно усмехнулся. — Раньше сущим простофилей был, а теперь даже меня в финансовых хитростях обскакал.

— С волками жить — по–волчьи выть, — ладонью потрепал волосы толстячку, Алексей. — Ты ещё не видел, Сёма, как я лицедействовать наловчился. — Сбегай–ка на рынок, прикупи у турок театрального реквизита: кожаных курток и пару фуражек. На мою казачью папаху красный околыш нашьём, а вам с Кондрашовым звёздочки в фуражки воткнём. Глядишь, за важных красных комиссаров и сойдём, а то негоже в буржуйских костюмчиках в большевистском Крыму показываться.

— А в Крым нам на кой ляд соваться? — поёжился Сёма, нервно приглаживая ладонями борта пижонского смокинга.

— Горемык из плена надо вызволить, двадцать пять тысяч душ может зря сгинуть, — тяжело вздохнул Алексей. — Нам толковые офицеры в парагвайской армии очень бы пригодились.

— Да у казаков ещё и государства своего нет, — всплеснул руками начфин. — А ты, атаман, уже великое войско собираешь.

— Лучше раньше, пока враг дремлет, — рассмеялся Алексей и оборотился к задумавшемуся полковнику. — Контрразведка, что пригорюнился?

— Ох, не выцыганить нам белых офицеров у большевиков, — отрицательно замотал головой Кондрашов. — Красные их, однозначно, в расход пустят.

— Так, может, на харчи обменяем? — сжалился над бедолагами начфин. — Отщипнём чуток судов от парагвайского каравана и большевичкам скормим.

— Нам ещё сто пятьдесят тысяч беженцев в Турции чем–то кормить надо, — отринул доброту завхоза полковник. — Коммунисты на принцип пойдут — идейных врагов на хлебные коврижки менять не станут. А для обмена на казачьи семьи, что в Крыму скопились, и двух отправленных пароходов с зерном хватит. На том берегу уже наберётся тысячи три душ, и, по–видимому, больше беженцев красные из страны не выпустят.

— Оголодают — подобреют, — усмехнулся Сёма и напомнил: — У нас с товарищем Троцким уговор был.

— Ты ведь, Сёма, своему товарищу не забываешь копеечку на заграничный банковский счёт перечислять? — прищурил глаз контрразведчик. — И, небось, специальные кодовые фразы используешь при общении?

— Мне только бы до телеграфной связи добраться, — подмигнул полковнику красный агент. — Товарищ Троцкий урезонит местных комиссаров.

— Будем надеяться, что вожди коммунистической партии не сняли с повестки дня разжигание мировой революции, — пожал плечами Кондрашов. — Только даже Троцкий не станет открыто менять двадцать пять тысяч пленных белогвардейских офицеров на финансовую поддержку революционного движения в Южной Америке.

— А если на пленных красноармейцев? — хитро подмигнул батюшка–факир.

— У Врангеля их нет, — не поняв фокуса, развёл руками полковник.

— Помниться, в Парагвае ты, Эдуард Петрович, докладывал мне о потерях большевиков в ходе польской военной кампании, — напомнил контрразведчику атаман. — И, среди прочих, упоминал о ста тридцати тысячах пленных.

— Так Пилсудский не согласится отдать их до окончания боевых действий, — замотал головой полковник. — Ведь у красных поляки в плену тоже томятся.

— Много? — прищурил глаз парагвайский комбинатор.

— Тысяч тридцать уж, во всяком случае, наберётся, — пожал плечами разведчик. — Большевички в прошлом году наступление на Варшаву начинали бодро.

— А как обстановка на Западном фронте сейчас?

— Дело идёт к замирению, осталось лишь документально зафиксировать сложившуюся границу между странами.

— Значит, уговорим поляка, — ободряюще похлопал Кондрашова по плечу Алексей.

— Надо бы сперва красных как–то уговорить, — скривил губы полковник. — Кто нас в Крыму станет слушать?

— Прикинемся комиссарами из Москвы, — указав рукой на дирижабль, предложил Алексей. — Кожаные куртки Сёма нам достанет, мандат нарисуем. Нам бы только в штаб попасть, а там, по ходу дела, разберёмся.

— Дубликат подходящей печати у меня имеется, — признался запасливый красный начфин. — И курточки комиссарские на рынке прикуплю, но вот образины у вас, господа, не подходящие.

— Что не так? — нахмурился Алексей.

— Рожи не те, — ухмыльнулся Сёма. — Ты, батюшка, на себя в зеркало давно смотрелся?

— Бороду сбривать не стану, — сжав губы, скрестил руки на груди Алексей.

— Да тебе, бугай, не только бороду обрезать надо, но заодно и рост укоротить на полметра, — захихикал толстый коротышка. — Двухметрового бородатого здоровяка от людских глаз не спрячешь. Молва о верзиле–анархисте далеко разошлась.

— Лады, буду парламентёром от батьки Махно, — нашёл новый образ лицедей. — Бумагу от атамана есть чем заверить. Не зря же, при бегстве из лагеря анархистов, копию полковой печати с собой прихватил.

— А я, чем тебе, Сёма, нехорош? — нахмурил брови полковник контрразведки.

— Вы, ваше благородие, похоже, ещё в кадетском училище железный лом проглотили, — оценив офицерскую выправку фронтовика, ухмыльнулся толстячок–тыловичок. — Да и на холёной физиономии благородное происхождение выгравировано. Нет, «белую кость» пролетарской кожанкой не прикроешь, при каждом движении выпирает.

— Хорошо, Сёма, на одной кожаной куртке ты сэкономил, — согласился с доводами прижимистого начфина Алексей. — Царский полковник походит в своей шинельке без погон, он у нас будет военспецом.

— За военспеца сойдёт, — прищурив глаз, махнул пухлой ладошкой Сёма и отправился на турецкий рынок за двумя кожанками.

Однако когда дирижабль парагвайцев уже приземлился на поле близ Севастополя, маскарадные костюмы подвели лицедеев.

— Что–то уж больно справная на вас одёжка, — с подозрением рассматривая новенькие, без потёртостей, куртки, проявил бдительность начальник полевого патруля.

— Ты бы, товарищ, лучше в наши мандаты вглядывался, а не завидовал форме, — не желал признавать свою промашку Сёма.

— В печатях я не больно–то сведущ, — неуверенно повертел бумажки в мозолистых руках пролетарий и с прищуром уставился на холёное личико лже–комиссара. — А вот физиономии у вас подозрительные.

— Как же по твоему должен выглядеть полковой начфин? — нахмурил брови важный толстячок.

— Ну коли начфин, то… да, — неохотно вернул Сёме мандат начальник патруля и с ещё большим сомнением вперил взгляд в здоровенного бородача в мохнатой папахе. — А вы, товарищ Ронин, действительно от батьки Махно к нам пожаловали?

— От него, — кивнул Алексей.

— Тогда я должен вас, товарищ, разоружить, — указал взглядом на кобуру с маузером патрульный.

— Это ещё почему? — нахмурился бородатый союзник. — Анархисты же, браток, вместе Крым у Врангеля отбивали.

— За помощь пролетариату спасибо, товарищ анархист, но политика ныне перевернулась, — чувствуя неловкость, потупил взор бывший соратник. — Теперь пролетарии анархистам не братья.

— Видать, я сильно отстал от жизни, пока по небу в турецкую сторону летал, — качнул головой в сторону дирижабля Алексей. — Поясни, мил человек, что на земле приключилось.

— Погнали давеча наши анархистов из Крыма, теперь на Гуляйполе войной пойдём, — с тяжёлым вздохом признался солдат. — Я тебя, товарищ анархист, должен сейчас арестовать и в штаб доставить.

— Так нам туда, дружище, и надо, — послушно снимая кобуру с маузером, улыбнулся Алексей. — Только сделай милость — не таскай нас по караулкам, веди сразу к командующему Восточным фронтом, Фрунзе.

— Михаил Васильевич человек занятой, — слегка оробел солдат и переглянулся с товарищами.

— Так у нас к нему дело от самого батьки Махно, — указал пальцем на зажатый в руках патрульного мандат Алексей. — Веди парламентёров в штаб, там командиры разберутся.

— А этот с вами? — бросил настороженный взгляд на фигуру в офицерской шинели красноармеец.

— Военспец Кондрашов, — коротко кивнув, представился бывший полковник.

— Он со мной, — взял за рукав спутника красный начфин и успокоил: — И без оружия.

— Ну, если без оружия, то пошли, — наматывая ремень кобуры изъятого маузера на руку, мотнул головой начальник патруля.

Красноармейцы окружили странных гостей и отконвоировали в штаб фронта. Семён сразу потребовал, для подтверждения полномочий, телеграфировать о своём появлении в Севастополе Троцкому. Кондрашов остался с Сёмой, а Алексея отвели в кабинет Фрунзе. Главную роль в такой оперативности красного секретариата сыграл не анархистский мандат с печатью, а легко узнаваемая персона самого батюшки Алексея. Идентифицировать столь колоритную фигуру труда не составляло.

После дружеского рукопожатия и короткого обмена взглядами, хозяин кабинета предложил странному гостю занять стул по другую сторону заваленного бумагами стола.

— Итак, товарищ Ронин, что привело вас в Севастополь? — поправив накинутую на плечи солдатскую шинель, с интересом уставился на знаменитого анархиста Фрунзе. — Я слышал: вы вроде бы сбежали от батьки Махно в Южную Америку.

— Эмигрировал, — внимательно рассматривая обрамлённое короткой бородкой волевое лицо моложавого командующего, внёс поправку Алексей и объяснился: — Мне в Парагвае люди нужны, а у вас тут излишек образовался. Вот и подбираю изгоев, где только удаётся.

— И много уже нашли?

— Двадцать пять тысяч душ, — не стал темнить анархист.

— Не арестованных ли белогвардейцев вы имеете в виду? — недовольно поморщился Фрунзе.

Он лично обещал не трогать оставшихся в Крыму белых офицеров, но слово заставили нарушить нагрянувшие из Москвы комиссары. Людей обманом выманили прийти для регистрации и задержали, объяснив необходимостью длительного оформления документов. Теперь бывшие белогвардейцы содержались за колючей проволокой, и участь ждала их незавидная.