Град на краю

Глава 18. Искандер

Искандер шёл по пустой улице.

Проклятый город, который он не ненавидел, но видеть его таким было невыносимо. Последние дни выключились батареи, в коридорах стоял запах дыма от печей и мерзкое ощущение сырости. Стало темно, редкие лампочки аварийного освещения остались лишь на лестницах.

В Фактории ещё оставались рота охраны, но поезд ушёл в Белорецк, забрав весь персонал. Пусто было и на Стойбище. Закрылись кабаки во Внешнем городе, все, кто мог, взяли билеты на поезд. Остальные, кто боялся остаться, грузились на сани и уходили в Заповедник, пока был снег.

Это было страшно, как детстве, когда он понял, что твои родители, которых воспринимаешь как данность, могут однажды не вернуться. Твой мир рушится, и всё, ты взрослый, потому что нет родных старше тебя. Даже если тебе шесть, ты взрослый. В который раз мир, который казался ему прочными и незыблемыми, превратился в осколки. В Искандере поднималась ненависть, и он не знал, на кого её направить.

Охранник вышел на рынок. Все, кто остался в городе, собрались тут, слушая дебаты. Сейчас была очередь Ильфата, который вещал с высокой импровизированной трибуны. Кладовщик говорил правильные слова про свободу, про демократию, про выбор и прогресс, но со всех сторон слышался гул и крики, чтобы он валил с трибуны. Смешно призывать к справедливости, если вся твоя жизнь была карикатурой на это. Следом поднялись ещё несколько начальников управлений, призывая голосовать за Ильфата, честнейшего из людей, который приведёт город к процветанию. Толпа улюкала и гудела.

Он чувствовал, что-то изменилось. Какая-то хрупкая связь, которая заставляла людей двигаться в привычном темпе, с треском лопнула. В глазах горожан он видел ожесточение. Сбившиеся в кучу, окружённые охраной, люди из администрации этого ещё не поняли.

Работяги, фермеры, все кого они считали вторым сортом, стояли плотной организованной группой. Они были мрачные и сосредоточенные. Искандер смотрел на людей, в которой вызрела ярость. Ради кого он мёрз и умирал? Ради них, конечно же. Двух тысяч обозлённых горожан, тех, кто тянул махину города.

Сейчас они почувствовали свою силу. Изменились и те, кто говорил от их имени. На трибуну потрясая кулаками, поднялся Расим. Вот только впервые он призывал голосовать не за себя, а за Дмитрия Хворостовского. Когда Расим закончил, поднялся Глухарь и сказал то же самое, как будто и речь им писал один человек. Но это были слова толпы, они сказали, что давно было в умах людей, что раньше тихо обсуждалось. Даже Люций, который вышел из толпы шахтёров, сегодня был одним из них. Комендант сказал, что снимает свою кандидатуру, но просил последний раз послушать его. Толпа людей, которая ещё десять минут назад освистала Ильфата, была внимательна. Всё, о чём они мечтали, за что боролись, было на расстоянии вытянутой руки. Один день, и город изменится! Всё можно будет поменять, стоило лишь объединиться и выбрать, ведь теперь во главе города станет один из них. Ну а то, что комендант сдался, значило, что их требования были законными, и Люций уступил перед обстоятельствами.

Замерла и охрана, так же сбившись плотной кучей вокруг людей из администрации. В объединении работяг был приговор для них. Будет охрана, куда же без неё, вот только работяги и сами могут выбрать своих сторожей. Служба, которую создал Грек, это была не охрана, а сборище волков, назначившее себя сторожами овец. Месяц назад он этого не видел, но пришёл Василь и вырвал его из привычного круга. Обрушил картину мира и показал своими глазами, что вся твоя жизнь — это мерзость. Получилось, что он служил мерзости, помогал укреплять её, даже считая, что эта мерзость защищает простых людей.

Вот только Дмитрий заменит всех, и у Искандера внутри мелькнула подлая мыслишка, что для него это возможность подняться на самый верх. Вот только честно сказал себе, что он даже близко не понимает, что ему там делать.

Стать начальником охраны? Господи, да Грек бы легко увидел, как половина друзей сдохла под этими стенами, чтобы он оставался у власти. Гильза? Каждый из них мясник с холодным, расчётливым умом, который очень хорошо рассуждал про цену человеческой жизни, зная, что цена эта мала и в период великих событий стремительно убывала. Ещё он понял, что среди всех, кто был в Совете, только для коменданта хоть что-то значила жизнь других. Что Люций шёл на компромиссы, спасая других, а он, помогая Греку, только вредил.

Вот только и он уже был не тем парнишкой, что защищал деда-наводчика в плену. Он понимал, что как только он отдаст Василю информацию о тайном госпитале, это будет конец для караванщиков и Луизы. Не будет даже суда, как только Василь выбьет правду, будет исполнение. Слово-то какое удобное! Но как он мог судить Василя — сколько людей погибло от плохих лекарств за несколько лет? И ведь повинны в этом не злодеи, не убийцы! Маленькие люди с мелочным стремлением устроиться чуть лучше, и это желание приводило к жертвам куда большим, чем любые налёты степняков.

Искандер вышел к воротам в стене Внутреннего города, которое открывались в сторону Старого Сибая. Это был запасной путь, обычно отряды отправлялись через Внешний город. Большинство охранников даже не знали, что тут был выход. В холле было холодно, на деревянном полу было пять саней с испуганными оленями и три человека: Василь, Висельник и Одноглазый. Нарты были городские, при этом те, на которых обычно ездила охрана. «Реквизировал», — подумал Искандер с неожиданной ревностью.

— Ты долго добирался, — проворчал Василь.

Искандер пожал плечами.

— Нашёл, где прячутся караванщики?

— Да. И помогу их взять. Но у меня условие, — сказал он, — я хочу знать все детали. Если ты мне не доверяешь, помогать не буду.

Василь кивнул, протянув руку.

— У врачей есть маленький госпиталь. Они там, — сказал Искандер.

— Знаю. На пятом этаже в здании охраны.

Охранник замер с открытым ртом. Закрыл его. «Проверка», — подумал он с неожиданной яростью.

— Ну давай, веди. Бойцы тут сани посторожат.

Василь с Искандером прошли пустыми коридорами города. Пока вся охрана и жители находились на рынке, можно было не боятся свидетелей. Они прошли до здания фермеров, потом вышли на улицу. Искандер гремел копиями ключей, выведя их во двор здания охраны.

— Дальше пути нет. Внутрь можно пройти только через медицинские этажи, но у меня нет ключей от их двери.

— Через крышу пройдём, — сказал Василь, — Алёнка там уже.

Во дворе было холодно. Искандер поёжился. Василь посмотрел на часы.

— Пока ждём, рассказывай, что тут творится, — сказал Искандер. Он сел на дрова, которые были сложены тут.

— Что творится? Заговор, наверное. Называй, как хочешь. Луиза… Я думаю, она хотела привести к власти народников. Ничем другим я не могу это объяснить. Плюха ничего не знал — его интересовали только деньги. Ильфат покрывал его, подделывая отчёты. Мы ещё на него выйдем. Я так и не понял, почему они начали барыжить наркотой. Может деньги, или план был серьёзнее. Как тут появилась дурь, добыча упала раза в два. Я бы даже предположил, что они работают на Уфу, но те бы вряд ли устроили такое во время войны, когда от поставок Сибая зависит производство оружия. Такое можно объяснить, только если кто-то планировал социальный взрыв.

— Кто ещё в заговоре?

— Я думаю, Карина. У Ильшата нет доступа к архивам, но у неё был. Она подменяла документы. Но зачем ей это, я ещё не понимаю.

— Ну а Гильза, он не в деле?

— У него своя задача, затащить нас в Республику. Ты всерьёз думаешь, что он навёл бы на караван работорговцев? Хотел бы убить, он бы послал своих людей, — уверенно сказал законник.

— А за стрельбой на пощади кто стоял?

— Армянин, кто же ещё. Но говорит, что его убедила Луиза, что я по его душу приехал. Ничего, скоро ей сам вопрос задашь.

Искандер молчал.

— Зачем тебе это? Алёна говорила, что ты сейчас действуешь сам по себе. Зачем ты поддерживаешь коменданта? Почему не вернулся в Уфу.

Когда Искандер спросил Александера, зачем законник приехал в Сибай, тот ответил, ради карьеры. Вот только на его глазах Василь прошел через такое, что карьеризмом это было не объяснить.

— Ты ещё не понял? Ты башкир. А вот я татарин. Грек, я так думаю, чуваш. В Сибае у вас кого только нет. Но если тут власть возьмёт Гильза, тут останутся только башкиры. Остальные так, обслуга. Это ж их мечта, Башкирия для башкир. Но это тупик, в Уфе я видел это. Посмотри на Орду, там казахи заправляют, остальные уже и нелюди. То же самое в Казани — я и там был. Голод и рабский труд в Кумертау — это рай по сравнению с лагерями для русских у наших соседей. Я за то, что Башкирия была домом для всех. И Молчанов тоже. Был. И Комендант. Подумай, о твоей подружке Юле, она же русская, думаешь, ей будет место в охране?

В который раз за эти недели Искандер столкнулся с тем, что, начав спрашивать зачем, слышал неожиданные ответы. Василь удивил его — дал ответ, от которого он заскрипел зубами. Думал сибаец об этом, много раз думал, но гнал от себя эти мысли. Василь снял рюкзак, протянул ему контейнер с едой.

— Что зря сидеть? Давай перекусим. Твоя барышня, Иванка, хоть прибить тебя грозилась, а мяса, навалила, как пятерым.

— А со мной говорить отказалась…

— Расслабься. Она тебя к Алёне не ревнует.

— Да неужели? — сказал Искандер и показал ссадину на скуле. — Это её работа. Не ревновала бы, не огрела бы.

Василь фыркнул.

— Алёна рассказывала, что та пришла к ней, даже заточку притащила, а потом рыдала у неё на плече. Так что можешь быть уверен, к Шерсте твоя барышня тебя не ревнует. Алёнка это умеет, за жизнь разговаривать. Я понимаю, что для тебя выглядит как заигрывания, но это так, она коготки точит.

Слова Василя его задели. Искандер понял, что он не удивлён, — чувствовал. Значит Иванка до сих пор любит его, и мрак внутри чуть рассеялся от этой мысли. После слов законника, Искандер почувствовал, что ему есть зачем жить.

— Я не понимаю Алёну. Зачем ты притащил её в город? Она тебя откровенно ненавидит. Но почему-то помогает.

— Ааа… Видно поделилась, как нас учили? У тебя есть какие-то претензии ко мне?

Он произнёс это спокойно, но Искандер чувствовал, что воспоминания были для Василя болезненной.

— Нет. Алёна говорит, что ты не убил ни одну куклу. Ещё говорит, что ты единственный из законников, кого она не хочет убить.

— Ну, хоть за это спасибо, — улыбнулся законник. — Куклы — это не безропотные девочки. Они тебя убить могут, а ты их нет. Ты надзиратель, они заключённые, но клетка у вас общая. Ну а почему они нужны… Мы ведь пацаны были. Спартанские условия и мужской коллектив. Как нас на волю отпускать? Поэтому лет с 16 нас отправляли в женскую колонию, где живут куклы. Там свой порядок, охрана наружная, а мы по зоне бродим, мальчики с палочками. Так что кроме понимания, что тебя убить могут в любой момент, привыкаешь, что нельзя барышням доверять, которые к тебе в койку лезут. Куклам это выход — если они залетят, им вышку снимут, в отдельную камеру отправят. Но если девушка залетела, то в Квадрате тебе места нет.

— И Алёна?

— О нет, — рассмеялся Василь, — она барышня суровая. Она четвертаки коллекционировала. За каждого убитого ей двадцать пять лет накидывали.