Седьмой Круг. Свой Путь

– И вы в это верите? – на сей раз собеседника перебил Лео. – Вы верите, что я стал бы спускаться до этой погани? Вы не можете!

– Если тебе станет легче, то я не верю. Но уже ничего не могу поделать. По правилам школы слово ректора может быть отвергнуто лишь в исключительной ситуации – когда совет единогласен в своем решении. Ситуация с твоим изгнанием, увы, была исключительной. Такого не случалось уже долгие годы.

Ректор однозначно замолчал. Желание спорить и брыкаться отступили. Леонард хоть и понял безысходность своего положения, но окончательно принять её ещё не успел. Так и стоял, как будто отчасти благодарный за столь мягкие, но при этом не менее отвратительные слова своего старого “приятеля”.

– Мы говорим уже долго. Прости, но меня ждут дела, – невозмутимо подвел ректор. – Ты волен идти. Следующие рекомендации тебе озвучит преподаватель Сенд. Он уже ждет тебя. Этажом ниже.

Опустошенный и гневный Лео в последний раз покинул зал главы академии. Тысячи роящихся мыслей сплелись в его голове в один непроглядный, неразборчивый ком, распутать или понять который прямо сейчас он был не в силах.

Из неглубокого, легкого потрясения его манерно и уверенно выдернул нелюбимый учитель. И стал глумиться своими излюбленными отравленными речами:

– Молодой чернослов отправляется на вольный хлеб. Какая трогательная история. Не так ли?

– Ещё раз назовешь меня так и станешь кандидатом в мои марионетки, поганый скот, – рыкнул Лео в ответ. – Больше я не собираюсь с тобой фамильярничать.

– Неразумный юнец, – выплюнул учитель, позеленев от напирающего гнева, и зашипел, как змея, облизывая языком кривые губы. – Ты роешь себе ужасную яму.

– Говори, что должен и проваливай. Я не намерен слушать твои тошнотные тирады… учитель.

Преподаватель сделал над собой какое-то немыслимое усилие, но умудрился понять, что привычная ему манера общения с учениками ни к чему хорошему сейчас не приведет и только отнимет у него кучу времени. Шипя, он выдохнул и планомерно приступил к своим обязанностям:

– У тебя есть ровно час, чтоб собрать свои вещички и выйти вон из Школы Рассветной Росы. А если не успеешь, то я лично вышвырну тебя за порог и, того глядишь, выжгу ещё пару отметин на твоей срамной роже, – Сенд затянул свою излюбленную ядовитую улыбочку. – Надеюсь, понять это не сложно?

– Что-то еще? – закатил глаза Лео.

– О, да. Теперь, самое сладкое, – Сенд снова отвратительно облизнул губы и продолжил. – Академия даёт тебе ровно две недели на то, чтоб осесть в ближайшем городе, где есть канцелярии, подконтрольные нашим магам. Там ты будешь должен добровольно принять надзор и каждую неделю отчитываться о своем поведение в обществе. А если не исполнишь это требование, попадешь в один из Домов Скорби, где тебя будут содержать, как особо опасного умалишенного. До тех пор, пока алхимики не выжгут своими флаконами твою связь с Сердцем Магии до последней капли… Нравится?

– Да уж... – помутнел Леонард. – Ты закончил?

– И последнее. Тебе запрещено взывать к стихиям и наводить любую другую магию, способную причинить даже малейшее неудобство человеку… или его имуществу, – преподаватель надменно захрипел от удовольствия. – И так до самого конца твоей жалкой жизни, юный… уже не волшебник.

Леонард сильно взвёлся, но нашел в себе силы промолчать.

– И если хоть кто-нибудь заметит тебя за подобным колдовством, то… – Сенд сделал короткую паузу. – Дом Скорби, мой бывший ученик. На этом всё.

Он легко одернул свой коричневый фрак и, плавно развернувшись, немедленно зашагал прочь.

Дрожащим столбом стоял Леонард, справляясь с дремучим отчаянием и накатывающими стальной тяжестью на глаза слезами. Такое было непросто принять. Точнее – совсем невозможно.

Сбегали по щекам и непременно срывались слезы, когда Лео вне себя от горя интуитивно пробирался к жилым помещениям для юношей. То ровные и долгие, то витиеватые и запутанные, проносились перед глазами бесчисленные коридоры с распахнутыми дверьми.

Юные и чистые, словно ласковый свет зари, целительницы в строгих, ровны платьях, укрывающих цветущие их формы, пахли свежей росой и невинной сладостью. Перешептывались и задорно хихикали они, ожидая занятий, и совсем не обращали внимания на понурого изгнанника, обреченно плетущегося мимо. Будущие королевские солдаты, запыхавшиеся, в пропотевших насквозь одеждах, развалились вдоль стен, тяжело дыша, приходя в себя после изнурительных тренировок по воспитанию воли. Духовитые, ежедневно терзаемые заклятиями, они, как и весь прочий состав академии, не поднимали взглядов в сторону перебирающего трясущимися ногами Лео.

Он шел и мысленно прощался с нелюбимой школой и прощания эти были далеко не сентиментальными.

За одной из закрытых дверей из темного дерева ликовал громоподобным маршем ритмичный, гулкий стук множества каблуков. То старшие студенты оттачивали свои синхронные пляски, в каких учились сливаться воедино и вместе напускать могущественные чары, способные за мгновенье обратить в прах небольшую крепость.

Леонард остановился, вслушиваясь в приятный для ушей, воодушевляющий своим темпом рокот их танца.

– Прибыли. Вот и всё! Теперь и не мечтай о подобной магии, идиот! – вероломно ругнул он самого себя и вновь уныло стал перебирать ногами.

Спустя, наверное, четверть часа ему удалось добраться до общих спален своего курса. Благо, что сейчас – в учебное время – они пустовали. Тесные комнатушки, плотно заставленные кроватями и маленькими шкафчиками подле них. В той, где раньше жил Леонард, как и в остальных, было ровно десять спальных мест.

Он быстро пробрался к своему и принялся торопливо перекладывать немногочисленные пожитки из прикроватной тумбочки в сумку.

Пара мятых темных рубашек, до дыр заношенные штаны и грязная туника составили всю его поклажу. В довесок, в кармане побрякивали три серебряных монеты, о ценности которых вне стен академии Леонард не имел ни малейшего представления.

Когда со сборами было покончено, изгнанник сел на кровать и безнадежно уставился в пол. Так он провел ещё какое-то время, стараясь собраться с мыслями, но этого пока совсем не удавалось.

Затягивать было не с чем, прощаться ни с кем не хотелось. Лео решил не дожидаться, когда отмеренный ему час кончится. Резко вскочив с кровати, он дерганым движением вскинул свой ранец на плечо и направился к выходу.

У самой двери стояло зеркало, высотой чуть ниже человека. Недолго Лео остановился у него.

Покрасневшее от злости и горя лицо с острыми чертами смотрело на него яркими, изумрудными глазами. Едва светлые, давно не стриженные, растрепанные волосы падали на брови. Высокий и худой, в иссиня-черной свободной тунике с капюшоном, он внимательно разглядел себя напоследок и, выплевывая слова, объявил отражению:

– Вот и всё, идиот. Никакой тебе больше магии!

Звонко треснуло и осыпалось зеркало, когда Леонард хлопнул за собой дверью.

Массивные, высотой с трехэтажный дом, величественные двери академии отворились вальяжно, когда Леонард приблизился к ним. Он не хотел или не решался оборачиваться, только безмолвно покинул этот древний замок, оставив его навсегда.

Нежный, как шелк, струился спокойствием ласковый ветер. Сердце Магии располагалось в зените в этот полуденный час и неизменно светило во все стороны света, изливая на мир свою вечную благодать. Его лучи миллионы лет давали жизнь всей вселенной, пробуждая цветы по утрам, наделяя животных и людей даром рождения, или же испепеляли гниющие трупы таковых, превращая их в необходимую для земли пищу. Много загадок, недомолвок и самых разных вопросов вертелось вокруг этого небесного светила, как и весь остальной мир, вертевшийся вокруг него. Но никто по сей день не мог дать ни точного ответа, ни хотя бы приличного предположения о причине его существования и, уж тем более, о тайне его зарождения.

Леонарду вдруг полегчало. Мысли о долгожданной свободе остудили беспокойную голову. Ему всего лишь двадцать один год, и он уже выбрался из проклятой академии, где остальным её ученикам предстояло почти безвылазно проторчать не меньше, чем до тридцати трех. Он же отныне был волен податься на все четыре стороны, вот только… чем заниматься, когда запрещено тебе пользоваться всем, в чём ты хоть сколько-то сведаешь? Об этом он еще подумает, но не сейчас. Сейчас стоило подобраться поближе к людям и разузнать о том, как устроена жизнь вне стен колдовского замка.

Как было заведено, в Школу Рассветной Росы принимали лет с четырнадцати. Потому ученики её худо-бедно помнили ещё о внешнем мире. Леонард же оказался там с самого рождения, в приюте для сирот при ней. Сирот, чьи родители имели особенную связь с Сердцем Магии, то есть, назывались волшебниками среди прочих смертных. И всю свою жизнь Лео мечтал о том дне, когда наконец-то выберется из-за осточертевших ему зачарованных стен и станет жить, как хотелось ему самому. И выкинет наконец из головы всё, о чем настойчиво диктовали учителя, учебники и прочие рабы королевских укладов.

И кажется, только что день тот настал. И в озябшей душе Лео оттаяли былые надежды.

И свой путь поманил его загадочно.

Башня деревенской ратуши, словно полупрозрачный мираж, замаячила над горизонтом уже через пару часов неспешной прогулки по единственной дороге.

До города оставалось всего ничего и Лео прибавил темп.

Бедное, сплошь собранное из неуклюжих деревянных домишек селение встретило мага угрюмым, сутулым трактиром. “Кобылье вымя” – значилось на выцветшей вывеске заведения. Хоть и недавно занялся день, вокруг него беспутно и бесшабашно толпилась целая свора поддатых крестьян. Все, как один, – довольные, с припухлыми красными рожами и сплетающимися языками. Кутеж и пение разливались по узким окрестным улочкам и весь практически скудный состав стражи присутствовал здесь же, осушая бочки местного дрянного пойла пуще прочих постояльцев. Двое из хранителей порядка в ближайшей же подворотне топтались и прыгали на каком-то бедолаге, осмелившимся дерзнуть им по пьяни. Прочая публика совершенно не придавала тому значения. Три распутных, плотных девицы без тени стыда сверкали огромными, как две раскуроченных бадьи, титьками, позволяя каждому желающему дураку хлебнуть гадко пахнущего пива прямо с них.

От картины этой Лео оторопел и застрял на месте, точно вкопанный. Больше он ничего не смог предпринять, кроме как вытаращить глаза и ритмично моргать, пораженный сомнительной гульбой. Ужасно всё это или же абсолютно прекрасно, молодой изгнанник смекнуть не успел. Как не успел и решить, как подобает себя вести, когда одна из толстых теток приволочилась к нему и до невозможного вульгарно принялась красоваться и трясти своими пышными, словно праздничные пироги, оголенными дарами природы.

– Какой молоденький, хорошенький! – отрыгнула потаскуха наполовину беззубым ртом. – А ну иди к мамочке!

Формы её Леонарду пришлись не по вкусу. Он проворно сиганул в сторону, стараясь не соприкасаться ни с кем и побыстрее обойти шумное сборище. Но не тут-то было. Один из парочки забулдыг схватил его за капюшон, когда чуть не повалился на землю. Противный, едва живой приятель его выплескивал из себя излишки хмельного рядом, наполняя смрадный запах округи новыми нотками вони.