Мир за мир

— Лизет, а ты сама ужинала?

— Ага. Папа, а можно мне конфету?

— У меня нет, мама придёт — даст.

— Не даст. Папа, ты маме не говори, что я выходила!

— Опять в угол поставила? Это за что?

— А маме не скажешь?

— Не скажу, не скажу!

— Я плохо кушала… — почти плачущий шёпот шестилетней Лизочки был настолько неподдельно трагичен, что Алексей лишь тяжело вздохнул. Опять Ольга гадость какую-то приготовила, а сэкономленное время потратила на попытки запихнуть её в бедную Лизет. Так и есть — стоит кастрюля с комками пустой гречки и всё. Никита, конечно, есть не стал — небось опять с матерью поругался и свалил к другану, теперь жена весь вечер дуться будет на всех. Вон Лизочке досталось уже… Нет, в натуре гадость, не будем мы это есть! Он не для того работает, чтобы дома жрать было нечего! Вроде кафе рядом есть, там не накурено и можно детям тоже что-нибудь взять.

— Лизет, Никита где?

— К Дане пошёл.

Ну вот, сына теперь придётся полчаса вызванивать! Да он ещё и огрызаться будет, и правильно сделает — ну кому захочется возвращаться в такой дом? Самому-то Алексею тоже давно не хочется — уже который год везде воняет то молоком, то детской неожиданностью, всё разбросано, опустившаяся растолстевшая Ольга, вечно взвинченный девятилетний Никита, постоянно хнычущая Лизочка, теперь вот и откровенно навязанная Ксюша, а там и ещё кто-нибудь… «Беги, мужик, беги!»

— Елизавета, а пошли в кафе?

— Мама не разрешает. Там курят и пьют.

— Я знаю место, где не курят. Одевайся.

— Папа, а мы правда пойдём в кафе? Я кушать хочу, — девочка полезла за ботинками, и в этот момент в замке повернулся ключ.

— Лёшик, раздень Ксюшу, я за коляской!

Альбац котёнку! Так и останутся они с Лизой голодными. Сейчас Ольга будет целый час плясать вокруг Ксюши — сначала варево какое-то для неё, потом кормить, потом спать… То есть караулить это варево будет он, а жена повиснет на телефоне: «Ты знаешь, Ира, сегодня по радио говорили, что в гречке много селена… Да-да, только запивать её надо непременно сырой водой, которая отстаивалась ровно два часа… Лена, что я прочитала! Оказывается, дети, рождённые при восходящей луне до полудня, будут страдать диабетом! Ты говорила, у тебя врач знакомый есть… Срочно Ксюшу проверить надо… И не говори, уже столько прививок придумали, а дети всё равно болеют».[13] Всё это время около вкусно воркующей с такими же клушами по телефону мамы будет болтаться и хныкать неприкаянная Лизочка, которой тоже хочется вкусненького. Потом, когда дети лягут спать, жена опять начнёт грузить его очередным бредом на тему того, что у Никиты, как она вычитала где-то, «синдром гиперактивности», а у Лизочки — «синдром сжатого желудка». Ёлы-палы, да здоровые они, это у их мамаши «синдром людоматки»!

— Папа, а кто такой Альбац?

Блииин! Он что, уже думать вслух начал? «Беги, мужик, беги! Хватай Лизочку — и беги! Не оставляй её здесь, иначе она всё детство бесплатной нянькой пробатрачит! А Никита не дастся, на него где сядешь, там и слезешь».

— Это такая нехорошая глупая тётя. Лизет, ты оделась? Молодец! — Алексей поднял дочь на руки…

* * *

Не дочь, конечно же. Подушку. Под тающий голос жены: «Отпусти меня…»

И приснится же такая хрень! Это Ольга-то — опустившаяся чокнутая мамаша? Да она весь гардероб каждые полгода меняет, а уж косметикой вся ванная комната заставлена. Вот, спит рядом его красавица… только что-то давно уже не хочется крепко обнять её спящую, как когда-то было.

Хотелось есть. Встав и пройдя на кухню, Алексей заглянул в холодильник. Ну так и есть — салат, проростки, обезжиренный йогурт, ещё какая-то зелёная чушь… Ничего существеннее жена дома не держит и ему не даёт — «я же на диете, не соблазняй меня своими отбивными!» Сходить в кафе? Чёрт, он вчера все деньги выгреб — взнос по кредиту за Олину машину. Уломала же его супруга на новенький «Мини» вместо трёхлетней «альмеры»! Уломать-то уломала, а свою зарплату опять на очередную идиотскую шмотку спустила — пусть теперь муж отдувается.

— Лёшик, опять ты в этих брюках! Я же их выбросить приготовила.

— Да ладно тебе! Оль, у тебя деньги есть — пожрать купить?

— Так! В холодильнике есть полезная еда. На холестерин денег не дам, они у меня на стилиста отложены.

— Я же вчера отдал тебе все деньги на взнос!

— Ах, это я виновата, что ты так мало зарабатываешь? Да с тобой по улице идти стыдно — костюм двухлетней давности, мобильник вытаскиваешь — хоть сквозь землю провались, а машина? Надо мной уже смеются — муж на «пассате» ездит!

— Так возьми кредит и купи мне машину, какую хочешь! Почему я один должен кредиты брать?

— Да? А выплачивать кто будет?

— Тебе надо — ты и будешь, вместо своих шмоток!

Успокаивать демонстративно плачущую жену Алексею пришлось полчаса. Такие сцены у них случались каждый месяц, но в этот раз, услышав дежурные всхлипывания «ты меня не любишь», он вдруг понял со всей ясностью: да, не любит! Шмотки — хрен с ними, но давно уже ему с Ольгой не о чем говорить. И ей с ним — тоже, вот и заполняет дурочка пустоту жизни погоней за вещами. «Беги, мужик, беги!»

Он и побежал — до удара головой в дверь квартиры…

* * *

В спинку родного дивана.

— Отпусти меня… — прошелестел голос Ольги, уходя вместе со сном.

Фигасе. Ему снилось, что ему снится сон? Вложенные сны?[14] А сейчас-то он проснулся или это очередной сон? И он, проснувшись, всё-таки увидит любимую, как Моррель у Дюма?[15]

Нет, уже не сон. Какой там Дюма! Его квартира, оставленная в воскресенье днём. Портрет Ольги на стене, так и не убранные с субботы пивные бутылки на столе рядом с компьютером, рядом ключи от машины… Машина! Машина осталась на берегу Оки, в ста с лишним километрах отсюда! Но как он тогда попал домой?

Значит, всё это тоже приснилось — «квадрат Стихий», костёр с вином на берегу, Страж Вихрей и Ледяная Дева… Не ездил он на Оку, и не бывает на свете чудес. Бывают только сны. Что ж, заснём опять!

В бутылке ещё оставалась водка. «Всё равно идти, мало». Алексей влез в ботинки и набросил куртку, отряхнув её от песка. От песка! Так где он всё-таки был вчера?

«Пассат», конечно же, стоял во дворе, и на спидометре, конечно же… Нет, на спидометре прибавилось двести с лишним километров. То есть он ездил куда-то и не помнит обратной дороги? Или давал кому-то машину и тоже не помнит?

«Спокойно. Я смотрел на спидометр, когда клал в бардачок термос с кофе, и это уж никак не снилось. Потом на реке выпил стаканчик, потом ещё один. Значит, если всё это приснилось, термос должен быть полным».

В термосе оказалась где-то половина ещё тёплого кофе. Алексей машинально допил его и в полном изнеможении откинулся на неудобное сиденье. Неудобное? Так и есть — сиденье сдвинуто вперёд. Значит… Нет, нет, всё приснилось, не может быть чудес на свете! Ошалело мотнув головой, он выбрался из машины и поплёлся в магазин.

Звонок в дверь раздался, когда Алексей лихорадочно скручивал крышку с бутылки. «Да пошли вы все, я не обязан быть дома!» Но звонивший никак не хотел уняться.

«Опять этот алкаш с первого этажа на угощение напрашивается!» — он раздражённо отбросил пустой стакан и подошёл к двери.

— Ну кто там?

— Тот, кто мог бы и не звонить!

* * *

— Нет, ну что ты! Лично я никаких снов не насылаю.

— А кто тогда?

— Да обычно никто со стороны ни при чём, это просто разум играет. Но если такие сны… Говоришь, оба раза просила отпустить? Значит, работа Творца и самой Ольги, больше некому.

— Сама Оля? Просит отпустить и ещё издевается? То она людоматка, то стерва шмоточная?

— А ты не думал, пока она была жива — как вы с ней дальше жить будете?

— Не знаю, но не так же! Не так! — Алексей, поморщившись, забросил в рот водку и полминуты, приходя в себя, хрустел солёным огурцом (стараниями Стража Вихрей закуски на столе хватало).

— Не так? Все думают, что будет «не так», а потом не могут друг другу простить, что любовь ушла. Думаешь, это любовь сама по себе должна людей поддерживать? Наоборот, это муж с женой должны за ней всё время ухаживать, чтобы не засохла!

— Но как-то люди живут?

— А так вот и живут — на одной лени.

— Лени?

— Конечно. Не хотят менять ничего. Это Оля тебе крайности показывала, вот ты и побежал. А будь не так карикатурно?

— Так что же, любви нет? И Оля меня не любила?

— Да есть, есть любовь-морковь! Только для неё общее дело нужно. Республика[16], так сказать. А не домострой и не контракт на оказание услуг для взрослых.

— А какое у вас с Мариной общее дело? — Алексей никогда бы не осмелился задать Стражу Вихрей такой вопрос, будучи трезвым, но в задушевной беседе можно брякнуть ещё и не такое.

— Однако заметил! Скажем так, помогать таким, как ты. В Интернете про нас на самом деле правду пишут.

— Борис… А ты не скажешь, Оля меня любила?

— Любит! Потому и просила отпустить, чтобы вы расстались любимыми и не топили потихоньку любовь в тухлятине. Марина, что ты ухмыляешься? Между прочим, могла бы и позвонить!

— Зачем? Чтобы соседи потом трепались, что у Лёхи девка новая, а он себя предателем чувствовал и оправдывался? — появившаяся непонятно откуда Ледяная Дева присела на край дивана и взяла со стола пустой стакан. — Ну ты и спишь, прямо как медведь в берлоге. Мы тебя тащим-тащим по лестнице, а ты всё спишь.

— Да я уж догадался, как всё было. Машину ты сюда пригнала?

— Ага. Так что вы с Борисом решили?

— В смысле?

— Блин. В смысле — что с тобой дальше делать. И что делать с этими, — «Марина» развернула листок из блокнота. — Сержант Кресов Виталий Андреевич[17], в настоящее время прапорщик. Дёшево совесть продал, а? Даже офицерского звания до сих пор не получил! Совершил убийство по приказу своего непосредственного начальника, лейтенанта Семихина Игоря Юрьевича, в настоящее время майора. Ну и?

— А адрес?

— Адреса пока не скажу. И подробностей тоже. А то ты напьёшься и попрёшь на этого Семихина с голыми руками, а он профессиональный каратель, убьёт не задумываясь и ещё медаль очередную получит. Могу только сказать, что оба москвичи.

— Так что ты предлагаешь? — взмолился совершенно опустошённый Алексей. — Адрес я и сам выяснить смогу. И ствол достану.

— И всё? Вот ползёт такая гнида, вдруг бах — и пуля в башке. Так и подохнет довольный. За одиннадцать лет твоих страданий? Это если ты ещё попадёшь как следует.

— Он разрушил мой мир. Он отнял мою любовь. Я… я убью его жену… — бормотал Алексей, не поднимая взгляда.

— Беда с вами, романтичными юношами! — вклинился Страж Вихрей. — Ты бы ещё сказал — тёщу грохнешь. Ну какая там любовь? Семихин вообще не женат и не любит никого, он только задержанных баб раскладывает и в шлюх на халяву спускает. А Кресов со своей супругой восемнадцать лет существует, все помидоры завяли! Думаешь, если у тебя любовь была смыслом жизни, то у всех так?

— Всё равно! Око за око, зуб за зуб… и мир за мир!

— Ты сказал. Именно «мир за мир». А где у них кощеевы яйца…

— Это я тоже знаю, — подхватила Ледяная Дева. — Только с Лёхой что делать?

— А вот это знаю уже я, — Страж Вихрей, приобняв Алексея за плечи, посмотрел ему в глаза. — Беги! Отпусти свою память, не надо её стирать. И не пытайся любить чужой любовью. Твой путь только начинается. Слышишь? Беги!