Закон дороги

— Для одного из моих учеников. Он покидает Орден, и я хочу, чтобы у него осталась от меня памятная вещица, желательно, такая, которую не найдешь у реонских ювелиров.

— А почему не оружие? Ведь это так естественно в воинском ордене, — Поющая Стихиям откровенно любовалась собеседником.

— Оружие у нас не дарят, его изготавливают особые мастера, для каждого отдельно. Один из постулатов Ордена гласит, что твое оружие — не просто вещь, это такая же часть тебя, как рука, голова или сердце, ты должен не просто научиться владеть — ты должен сжиться с ним! Поэтому я предпочитаю украшения, единственно достойные мужчины — запястья или браслеты.

— Он молод, ваш ученик?

— Не старше вашего короля, совсем мальчишка, — сверкнул белоснежными зубами реонец, — ничего не скажешь, повезло же вам с правителем!

Что и говорить, зерно упало на подготовленную почву.

— Ну так его подручные-колдуны только что не из шкуры вон лезли, чтобы доказать всем истинность его происхождения. А наши Мудрые и поверили, — не выдержала Рода, — глаза бы мои на них не глядели. Не известно теперь, чем все это для Города кончится.

— Да уж ничем хорошим, поверьте мне. Но вам, моя прекрасная госпожа, следует быть осторожнее — говорят, и у стен есть уши. Хотя я бы с превеликим удовольствием вас выслушал, ибо тоже не разделяю восторгов… Конечно, я не горожанин, мне должно быть все равно, но у меня здесь старые связи, налаженная торговля…

— Торговля?! Вы же воин!

— У моих братьев здесь магазины, торгующие специями, тканями и вином. У меня в них доля. Я обычно занимаюсь охраной их же караванов, — ничуть не смутился реонец, — может быть, госпожа волшебница согласится посетить мой скромный дом? Там нас никто не сможет подслушать и не помешает. Даже муха не влетит в мое жилище незамеченной, его охраняют специально обученные смурги.

И она пошла, потому что обида, ревность и злость требовали хотя бы выговориться. Пошла, потому что красивый воин был вежлив и обходителен, осыпал ее изящнейшими комплиментами, а тщеславная натура Роды требовала признания и поклонения. Тем более, что благородный собеседник ей понравился — в конце концов, ну не плакать же ей вечно по Лиарду, который и в подметки-то не годится статному мастеру мечей!

Дом, снаружи самый обыкновенный, изнутри уступал разве что королевским чертогам. Роду всегда восхищал реонский стиль, сдержанный и роскошный одновременно. Так было и здесь: мягчайшие ковры; низкие, покрытые шкурами диких зверей, диваны; множество изящно вышитых шелком подушек; маленькие столики из драгоценных пород дерева, добытого во всех сопредельных мирах, уставленные яствами и напитками… Никакой пестроты, все выдержано в бежево-зеленой традиционной гамме, ничего лишнего. Хозяин предложил Поющей стихиям располагаться, налил в тончайший высокий бокал изумрудного густого вина («Уверяю вас, вы такого никогда не пробовали, его уже тысячу двести лет производят в нашем фамильном имении и поставляют только ко двору кесаря…»), и куда-то исчез. Вернувшись, он выглядел более «домашним» — без оружия, если не считать родового ритуального кинжала за поясом, в темно-зеленом, шитом серебром колете, открывающем красивые мускулистые руки.

— Я хочу подарить вам кое-что, госпожа Рода, — реонец держал на ладони небольшой бархатный футляр, — эту вещицу мне принесли в счет долга, но она женская. А женщин в моем доме нет… надеюсь, она вам понравится.

Подвеска была восхитительной. Три чистейших бриллианта, величиной с крупную горошину каждый, были вплетены в нечто воздушное, сплетенное из нитей белого золота. И гладкая широкая цепь оказалась в самый раз.

— Вот видите, точно для вас делали, — лучезарно улыбнулся хозяин, — кстати, это работа одного из лучших придворных мастеров.

— Но я не могу принять столь дорогой подарок, — попробовала изобразить смущение Поющая Стихиям, — ведь мы с вами даже не знакомы. Что скажут люди?

— Пустяки, прекраснейшая. Я-то вас знаю, вас все знают. А меня зовут Нигмар Гролф, и я действительно мастер Ордена Мечей. Теперь, можно сказать, практически на покое — караваны редко ходят в Город.

— А почему вы не вернетесь? — любуясь на себя в зеркало, спросила Рода.

— Мне скучно в Хартале… Вы бывали там?

— Один раз. Как там может быть скучно?! Такое великолепие!

— Вот именно. Столица кесарии Морего слишком помпезна, слишком богата, и жизнь в ней течет слишком медленно для меня. Понимаю, что Хартала — не единственный город на Реоне, но мне проще пройти Тоннелем, чем пересечь пески Сухого моря.

Разговор тек, как ручей, свободно перескакивая с одной темы на другую. Нигмар Гролф оказался умелым и благодарным слушателем, не забывал вовремя наполнять бокал гостьи и время от времени с восхищением отмечать то глубину ее ума, то прозорливость, то сочувствовать вместе с ней судьбам города. Рода и сама не заметила, как рассказала радушному хозяину и о своих обидах, и о том, что в ордене Мудрых у нее не осталось единомышленников, и о том, что Город уже на осадном положении, о затопленных кораблях и секретном фарватере… прощаясь с любезным собеседником, она помнила только его комплименты. Вино приятно шумело в голове, и ей стоило большого труда отказаться от предложенного ночлега.

— Сегодня был самый чудесный вечер, Рода, и я благодарю вас за него, — коснувшись губами обеих ее рук, сказал Нигмар, — вы самая замечательная женщина в двух мирах, клянусь своими мечами! Я никогда не встречал столь гармоничного слияния всех достоинств в одном человеке. Смею ли я надеяться на следующую встречу?

— Может быть… Если все будет благополучно, я пришлю записку, — Рода на секунду задумалась и добавила нерешительно — наверное, будет лучше, чтобы нас никто не видел вместе.

— Моя госпожа благоразумна и осторожна. Согласен и подчиняюсь, — смиренно поклонился реонец, — буду ждать, и с большим нетерпением…

Рода спустилась по ступенькам высокого крыльца, не дрогнув, прошла мимо недобро заворчавших смургов и растворилась в темноте улицы. Позади задумавшегося Гролфа тихонько скрипнула дверь, ведущая в комнаты слуг.

— Все прошло отлично, — маленький толстенький старичок встал рядом с хозяином, довольно потирая руки, — Верховная жрица будет довольна.

— Надеюсь, — воин досадливо поморщился, — ты ведь все слышал?

— Да, и избранница А’Деула слышала моими ушами, — голос у толстяка стал совсем елейным, — господин — мастер своего дела.

— Знаю, знаю… Отправляйся спать, Бирум.

— Мой господин, ты сердишься?

— Бирум, я не привык повторять дважды, — ворчливо проговорил воин.

Толстяк пожал плечами, шумно вздохнул и убрался восвояси. Гролф еще какое-то время постоял, глядя на возню смургов во дворе, и сказал едва слышно:

— Мне жаль этот Город, если у него такие маги…

**** **** ****

Полуночные Врата представляли собой высокую — в два человеческих роста и узкую, позеленевшую от времени бронзовую дверь в одном из подземелий храма. Несколько сотен лет назад она была запечатана верховным жрецом, испугавшимся чуть не до смерти того, что он за ней увидел. Запечатана дверь была столь тщательно, что все предпринимаемые до сего дня попытки открыть ее были безуспешны. Да и не мудрено было испугаться! Если верить описаниям тех, кто осмелился там побывать, за бронзовыми створками жил своей жизнью отдельный мирок: удушливое, теплое, бурлящее смрадными горячими гейзерами болото, из которого торчали редкие островки голого гранита. В болоте кишела жизнь, и почти любая тварь, взятая оттуда, была смертельно опасна для человека, хоть и жила вне своего болота совсем недолго. Самыми смертоносными были хищники, похожие на змей: длиной не более локтя, с лобастыми крупными головами и раздувающимся под нижней челюстью пузырем. Пасть у этих созданий была полна острейших, загнутых внутрь зубов, а по бокам тела располагались сложенные перепончатые не то крылья, не то плавники. Твари умели очень точно и далеко прыгать, помогая себе в полете этими самыми крыльями-плавниками. Кроме всего прочего, болотные прыгуны были весьма хитры и сообразительны, а запах свежей крови удваивал их силы.

«Ну чем не оружие? Сначала немного потрепать противника, так сказать, пустить кровь, а потом выпустить из огромных глиняных чанов милых летучих змеек. Конечно, их хватит всего на один бросок, зато ни единая не промахнется!». Дингра обдумывала это, пока спускалась с верным несхитом по лестницам, а потом и вовсе по древним пандусам в нужную пещеру. Их встретил один из жрецов, низко поклонился госпоже.

— Мы послали на разведку маленький отряд, — сказал он, — опытного мага и двух послушников.

— Как давно?

— Пару часов назад. Им пора бы уже вернуться…

В это время из-за со скрипом приотворившейся двери не вышел, а вывалился послушник, волочащий на себе мага.

— Что случилось? — в ужасе воскликнул жрец.

Из многочисленных ран на лице и руках юноши сочилась кровь, а маг, судя по всему, не мог двигаться и только глухо стонал.

— Там все не так… Болота почти нет, все заросло жестким колючим кустарником. Змеи голодны и никого к себе не подпускают. Одно счастье — они настолько слабы, что не способны прыгать. Гарон оступился и его тут же разорвали в клочья. И нас со Старшим разорвали бы, не сотвори он заклинание… Только оно ему боком вышло… — послушник совсем по-детски хлюпнул носом и бережно уложил на скамью очнувшегося в прохладе пещеры мага.

— Там провал… — просипел спекшимися губами белый, как мел, волшебник, — провал на такие горизонты Тьмы, которые мне не по зубам… Может, ты увидишь, что там спрятано, Верховная…

— Отнесите обоих к лекарям, — приказала Дингра, — они заслужили жизнь. Ну, что будем делать? — обратилась она к несхиту.

— Ты сумеешь смирить зубастых змей, госпожа?

— Да, Иро, мне это нетрудно.

— Тогда я хотел бы посмотреть, что там на самом деле. Как утверждают наши священные свитки, Неспящие ближе всего к бодрствованию, когда Весы раскачиваются. Как сейчас…

— Полагаешь, что это один из путей, ведущих к Коконам?

— К ним нет путей, госпожа. Можно подобраться более или менее близко, к одному из трех поясов, охраняющих их покой. Но чтобы достичь того места, где многие тысячи лет пребывают Неспящие, надо стать на одну ступень с богами, — пояснил маленький воин, — даже величайшие из наших жрецов никогда не проникали дальше второго пояса.

— И что они там видели? Кто-нибудь говорил? — жадно спросила Верховная.

— Первый пояс для каждого выглядит по-своему, моя госпожа. В начале — душная, жаркая тьма окружает тебя, ты слышишь чье-то размеренное дыхание, неясные звуки, шепот… Твои ноги ступают по чему-то теплому и упругому, глухо содрогающемуся от равномерных ударов. Будто идешь по коже гиганта, и под тобой бьется его сердце. А потом каждый видит и испытывает свой ужас, свое отчаянье. Сколько бы человек ни пришло с тобой вместе, все равно ты будешь там совершенно один… Многие не выдерживали — и возвращались, это довольно легко. Многие сходили с ума. Единицы, сильные духом, шли вперед и достигали следующего пояса. Там их ждал совершенно иной морок. Место потрясающей красоты и покоя — так мне рассказывал прадед, которому посчастливилось оттуда вернуться. Потому что отказаться от счастья обрести покой, остаться в мире, сотканном из дивных сполохов света, прекрасной музыки и девственной природы, приносящих умиротворение в душу, может далеко не каждый.