Все пути ведут в Кингс-Кросс

— Нет. Не может быть. Мы же не могли допустить этого! — воскликнул Гарри, закрыв лицо руками.

— И снова в этом нет твоей вины. Порой к катастрофе ведет череда правильных поступков, Гарри, и каждый из них — разумен и обоснован. Ты помнишь, чем все закончилось?

— На дом Гермионы напали, когда мы с Роном пытались вытащить ее из города. Вначале погибли ее родители. Рон попытался отвлечь огонь на себя, чтобы дать нам с Гермионой уйти, но Беллатриса… Ее вновь вытащили из Азкабана. Она ударила Авадой и убила Рона на месте. Мы выбрались из дома, но там нас ждал Долохов. Швырнул в меня заклинанием, и Гермиона… — Его голос дрогнул. — Она прикрыла меня собой. Я выбрался из-под ее тела, и там уже стоял Волдеморт… улыбался. А потом — только зеленый огонь, и… станция Кингс-Кросс. Профессор Дамблдор, лучше все оставить, как было. Каждым изменением я делаю только хуже.

— Сложно рассчитывать на успех с двух попыток. Теперь ты вооружен знанием не только о том, что было, но и о том, что могло быть. Сделай выводы и попытайся снова.

Гарри обреченно кивнул.

— Я попробую.

* * *

«К катастрофе ведет череда правильных поступков». Эта мысль засела у него в голове и не желала уходить, пока он погружался все дальше и дальше в бурлящую тьму, пронизанную пылающими жилами ветвящейся хронологии. Дамблдор прав: маленькая победа может стать причиной поражения в большой войне. Порядочность и человечность — не гарантируют успеха в битве, не этот ли урок пытался преподать ему старый профессор? Когда-то Гарри гневно ответил бы, что не нуждается в победе такой ценой. Но на его глазах только что погибли лучшие друзья. Дважды.

Он вдруг вспомнил, что уже сталкивался с такой ситуацией раньше. Намного раньше — когда они с Седриком Диггори бились за первенство в жестоком состязании трех школ магии. Не прояви он тогда благородство, Седрик бы выжил, и не являлось бы его мертвое лицо в кошмарах Гарри на протяжении последующих лет. Все, что для этого требуется, — вести себя так, как требовали все его инстинкты в те краткие мгновения, отделявшие его от победы. На этот раз Гарри почти не заметил свое погружение в хронологию, мимолетно удивившись, насколько быстро изменение собственной истории стало для него привычным и естественным.

— …Бери Кубок! — услышал он собственные слова, уже зная, каким будет ответ.

— Нет, — твердо сказал Седрик.

Гарри ясно ощутил борьбу в душе того, кем он был тогда. Он так близок к заслуженному триумфу! Еще немного — и он выходит из лабиринта с Кубком в руках, слышит рев толпы и видит восхищение в глазах даже тех, кто совсем недавно презирал его. Но Седрик — разве не заслуживает он победы в той же степени? Гарри яростно надавил, склоняя волю прошлого себя в нужную сторону, и ощутил мгновенное удивление, окрашенное брезгливостью, когда ему легко удалось добиться своего.

— Хорошо, — сказал он, кратко кивнув, и зашагал к своему призу, призывно сияющему в тени стен лабиринта.

Кубок отозвался на прикосновение, рванув его сквозь пустоту и вой ветра. Ощущение было настолько знакомым, что, рухнув на каменный пол Кингс-Кросс вместо сырой земли кладбища, он какое-то время в прострации смотрел перед собой. На этот раз память не спешила отвечать на его мысленные запросы, и он с трудом поднялся, отыскав взглядом стоящего на прежнем месте Дамблдора.

— Что случилось? — спросил он. — Не могу вспомнить…

— Седрик выжил, — спокойно ответил Дамблдор. — И оттого его душа не была исторгнута палочкой во время вашей дуэли с Волдемортом, когда сработало Приори Инкантатем. Без ее помощи ты погиб там же, на кладбище. Мне жаль, Гарри.

— Почему любое мое вмешательство делает хуже? — тихо спросил Гарри.

— А ты как думаешь?

— Не знаю. Такое может быть только в том случае, если улучшать нечего. Но я не мог с первого раза прожить свою жизнь наилучшим образом, верно?

— Верно. Но кто сказал, что ты единственный, кто пытался все исправить?

Гарри замер, тщетно пытаясь ухватиться за эту мысль. Он не единственный, кто возвращался назад, корректируя прошлое. Только поэтому они смогли победить там, где все, казалось, было против них, раз за разом выживая вопреки всякому здравому смыслу. Только поэтому он не в силах что-либо исправить: кто-то уже исправил все, что только было возможно. Кто-то?.. Он медленно поднял голову, встретившись взглядом с Дамблдором, на лице которого застыла улыбка, почти неотличимая от болезненной гримасы.

— Вы? — прошептал Гарри.

Дамблдор кивнул и со вздохом опустился на скамью.

— Тысячи… Тысячи раз я возвращался назад, переживая эпизоды своей жизни снова и снова, чтобы в итоге оказаться здесь, оценивая свои достижения. Я погибал десятками способов, а страна то представала кровавой диктатурой Пожирателей Смерти, то обращалась в руины, или же победа достигалась настолько высокой ценой, что это не оставляло мне иного выбора, кроме как вернуться снова. Лучшее, чего мне удалось достичь, — это бросить в огонь тебя, Гарри, и тем самым победить.

— Поэтому вы дали мне попробовать? Чтобы я сам понял, что лучше невозможно?

— Нет, Гарри, не поэтому. Я дал тебе попробовать, чтобы у тебя получилось.

— Как? Что я могу улучшить после всех этих тысяч…

— Пожалуй, ты не очень внимательно слушал меня. Я сказал, что ты можешь изменить ту часть своей жизни, которая относится к тебе лично. Вместо этого ты трижды попытался спасти других людей. Это делает тебе честь, но неудивительно, что ты не преуспел, пытаясь повторить мою работу. Попытайся еще раз. Попробуй улучшить что-нибудь для себя, ибо я верю, что ты заслуживаешь лучшего.

— Я стал вашим оружием раньше, чем родился, — пожал Гарри плечами. — Все в моей жизни — часть войны. Вряд ли я смогу что-то исправить и не разрушить при этом все прочее.

— Конечно, сможешь.

Вместо ответа Гарри привычно нырнул в прежний колодец прошлого, с мрачной меланхолией глядя на проносящиеся мимо сплетения золотистых жил. В чем смысл? Его судьба, все эти мучительные выборы, которые он когда-либо сделал, всегда были всего лишь большой игрой Дамблдора против могущественого противника, и свободы у него — не больше, чем у ферзя, которым можно пожертвовать ради окончательной победы.

И все же где-то в промежутке между ходами у него была своя жизнь — или просто ее прозрачная тень. Была радость, никак не связанная с победой над врагом. Были друзья — именно друзья, а не просто союзники в битве. Была любовь. Золотые нити равнодушно проносились мимо, исчезая в бесконечной пустоте за спиной.

* * *

Он сам не понимал, какой точки пространства и времени стремится достичь. Где-то дальше, чем трагедия с Седриком. Там, где Волдеморт еще не успел навсегда отравить его жизнь своим присутствием, но не слишком далеко. Был один эпизод, когда он едва не поступил иначе…

Нет, Чжоу Чанг — симпатична, слов нет. Пожалуй, даже красавица, он может признать это и спустя все эти годы. Но тогда, приглашая ее на святочный бал, был ли он искренен с самим собой? Пустота отозвалась на его мысли и послушно вытолкнула Гарри в реальный мир.

— …Этим так называемым противоядием, Поттер, — едко отчитывал его профессор Снейп, — вы даже тролля прикончите на месте. Где главный компонент?

— Простите, профессор. Я задумался…

— На занятиях по зельеварению допустимо задумываться только о том, что вы делаете. Минус десять баллов Гриффиндору.

Когда занятие закончилось, Гермиона с озабоченным видом подошла к нему.

— С тобой все в порядке, Гарри? Ты сам не свой.

— После встречи со Снейпом иначе и не бывает, — ухмыльнулся Рон.

— Все в порядке, Гермиона, — рассеянно отозвался Гарри. — Ты знаешь…

Сейчас! Сейчас он скажет, что встретится с ними за ужином. Сам же, расставшись с друзьями, пойдет ловить Чжоу, чтобы пригласить ее на бал. Чжоу откажет, и ничего не изменится — его собственная жизнь останется при нем.

— Я тут подумал, — выдавил из себя Гарри с бешено бьющимся сердцем, — может быть… ты хотела бы пойти со мной на бал?

Рон разразился приступом кашля. Гермиона замерла, подняв на Гарри взгляд широко раскрытых глаз.

— Что? — переспросила она. — Ты имел в виду…

— Гермиона, я хочу пригласить тебя на святочный бал, — повторил он более твердо и даже попытался сопроводить свои слова уверенной улыбкой, что ему удалось лишь отчасти.

Она продолжала смотреть на него, не говоря ни слова, словно он сказал нечто за гранью ее понимания. Потом краска бросилась ей в лицо.

— Гарри, я… — пробормотала она, опустив взгляд. — Я не думала, что ты когда-нибудь пригласишь меня.

— Но ты согласна?

Рон, увидев на потолке нечто исключительно интересное, тихо двинулся в сторону. Не превратил ли он только что лучшего друга в смертельного врага?

— Я не могу, — еле слышно сказала Гермиона, опустив глаза. — Меня уже позвали. Трижды. И я… согласилась. Виктор Крам…

И снова ничего не меняется, только Рон еще долго не простит ему этих поползновений. Он как можно спокойней кивнул и, круто развернувшись, отправился прочь. Надо вернуться и попробовать раньше, пока она еще не ответила согласием Краму. Возможно, тогда все получится.

В мрачной задумчивости он уже прошагал добрую сотню футов, когда чья-то рука ухватила его за локоть.

— Гарри! — услышал он голос Гермионы. — Подожди.

— Да? — растерянно обернулся он к подруге.

— Я согласна.

— Согласна?..

— Я пойду с тобой на бал.

— Но ты ведь уже… Крам будет чертовски зол.

Против воли он расплылся в блаженной улыбке.

— Ну и черт с ним, — беспечно ответила Гермиона и рассмеялась. — Извинюсь. Он же знаменитость, легко найдет замену.

— Рон, думаю, тоже не обрадуется.

— Гарри, — все еще улыбаясь, покачала она головой. — Рон всегда знал, что ты мне… В общем, он поймет.

Свершилось. Он вмешался в прошлое, и что-то пошло иначе. Остается лишь вынырнуть в пустоте над поверхностью хронологии и обсудить с Дамблдором достигнутые результаты. Его время истекло… Но он все еще медлил, не силах оборвать вмешательство. Почему бы и нет, в конце концов? Все пути ведут в Кингс-Кросс, и рано или поздно он очнется там, в этом туманном мареве, порожденном его собственным сознанием. К чему тогда спешить?

— Прогуляемся немного? — произнес он, и не смог понять, кому принадлежали эти слова: тому Гарри, в чью жизнь он вмешался, или тому, который временно поселился в его теле.

Да и в чем разница? Он вступил на чужую территорию, и будущее отныне было одинаково туманным для них обоих. Они вышли во двор, и выглянувшее из-за туч зимнее солнце вспыхнуло расплавленной медью в густых волосах Гермионы. Теперь все будет иначе. Та же война, те же сражения, те же смертельные враги и гибель друзей, но сама жизнь изменится до неузнаваемости. Дамблдор был чертовски прав.

Он не вернулся ни в тот день, ни в следующий. Время тянулось, и он переживал заново то, что с ним уже было когда-то, но не узнавал своей жизни. Рон, глядевший на него волком пару дней, неожиданно оттаял и однажды утром, едва Гарри разомкнул глаза, вдруг выдал:

— Ты молодец. Давно пора было. Она… лучше всех.

— Это точно. А ты пригласил кого-нибудь? — спросил Гарри, с запозданием поняв, что это, должно быть, бестактно.