Забытые и мертвые

Дверь в комнату, откуда доносилась музыка, оказалась приоткрытой. Поколебавшись, Алина протянула руку и толкнул дверь. Но стоило ржавым петлям скрипнуть, как мелодия оборвалась. Внутри не было ни души.

Зеркальные стены подсказывали, что она попала в бальный зал. В дальнем конце у резных дверей, ведущих в заснеженный сад, стояло пианино. Закрывавшая его простыня половину съехала и лежала на полу, словно свежевыпавший снег. Паркет был в хорошем состоянии, но только потому, что танцы здесь давно не проводились, об чём говорил густой, как собачья шерсть, слой пыли. Но никаких следов Алина не заметила, хотя отчетливо слышала последние аккорды. Так куда же исчез пианист?

Почувствовав, как по спине бегут мурашки, Алина обернулась и едва не вскрикнула: перед ней стояла сама графиня Тимурова, похожая на ошеломленную сову.

Алина судорожно начала придумывать объяснения, хотя графиня сама предложила им чувствовать себя как дома.

— Простите, мне показалось, что я услышала пианино.

— Восхитительно! Вы играете? Будет чудесно, если вы сыграете нам после обеда.

— Э-э-э… нет, простите. Я думала, что кто-то играет на пианино.

— О, я знаю. Но этого не может быть, вы и сами видите.

Алина просто потеряла дар речи. Взгляд графини был рассеянным, а слова бессмысленными, но голос звучал чисто. И в уголках её губ затаилось нечто странное.

— Госпожа…я…

— Что такое, дорогая?

Ясные, как голубое небо, глаза графини неподвижно уставились на Алину, и ей страстно захотелось оказаться где-то далеко. Торопливо поклонившись, Алина извинилась перед хозяйкой и поспешила прочь. Но идя мимо закрытых дверей, она не могла перестать думать об увиденном в бальном зале: да, на полу лежал нетронутый слой пыли, но Алина готова была поклясться, что заметила возле пианино отпечаток обуви.

* * *

— Играет ли графиня на пианино? Она с трудом держит кружку чая, — усмехнулась Света и положила в кастрюлю нарезанную репу.

Кухня — единственное место в особняке, где было тепло, поэтому Алина предпочитала коротать время у очага.

Здесь было не многолюдно, но в остальном кухня не отличалась от керамзиновской. Света оказалась потрясена, когда Алина взяла нож, намереваясь помочь ей с готовкой, но вскоре смирилась с её присутствием, и начала делиться с ней своими мыслями. У Алины сложилось впечатление, что Свете просто нужно было выговориться.

— А кто-нибудь играет? — осторожно поинтересовалась Алина, потягивая чай.

— Не думаю, — Света нахмурилась и покачала головой. — Здесь такое развлечение не принято. Да и я никогда не слышала, чтобы кто-то играл.

Хоть в последние дни Света и стала разговорчивей, намекать, что Алине всё послышалось, она не решилась.

— Но в особняке достаточно странных звуков… странных происшествий. Лучше не… а ну-ка прочь!

Алина едва успела осознать, что кто-то стучится в окно, как Света кинулась вперед и хлестнула тряпкой по стеклу. С водоотлива, пронзительно каркая, взлетел ворон.

Света повернулась к Алине и твердо сказала:

— Птицы стучат в окна к несчастью.

Анна Куя с пренебрежением относилась к крестьянским суевериям («если только они не касались гришей», — напомнил тихий голос на задворках разума).

— Почему ты не уедешь? — вырвалось у Алины, когда она подумала о холодных комнатах, нескончаемой работе, старой безумной хозяйке, о «странных происшествиях» и власти суеверий.

Света как-то странно посмотрела на неё.

— А куда мне идти?

* * *

Тем вечером по дороге в свою комнату её поймал Дарклинг. Его лицо светилось ликованием, и сердце Алины пропустило удар. Она знала.

— Мы уезжаем завтра.