Кожа саламандры

Глава 3

Мы с Труми шлёпали по трясине уже третий день подряд. Дважды ночевали на небольших кусочках суши. Во второй день после нашей с малышом встречи, островок показался через четыре часа пути и идти дальше я побоялась. Так как у меня не было не только точной карты, но и вообще никакой. До этих мест не добирался ещё ни один составитель карт.

Возможно, кое-кто из моих предшественников и доходил до этой области болотища, с теми же, что и у меня притязаниями, но никаких документов, подтверждающих это, найдено не было. И у меня не было никакого желания заниматься ремеслом картографа. Хотя память у меня была хорошая, благодаря способностям менталиста, и я, при желании, могла бы впоследствии составить приличную карту. Но у меня было стойкое убеждение, что те, кто претендует на то, что можно посчитать воинским подвигом, ну, или хотя бы выдающимся охотничьим приключением, должны свой путь пройти сами.

Кроме того, охота за кожей саламандры за прошедшие века обросла кучей ритуалов и условностей. Время охоты тоже было обусловлено. И, видимо, не зря. Наверняка, за многие годы наблюдений, ещё изначально, были изучены и миграционные особенности. А я рванула на охоту в то время, когда у края Трясины детёнышей и быть-то не могло, так как они откочевали к Источнику. Прежним охотникам заходить далеко не нужно было. Это я устроила дополнительную работу ногам, которые, как известно, работают исключительно на глупости, которой заправлена черепная коробка.

И нельзя сказать, что я, со своей любовью к самообразованию, пропустила нужную мне литературу. Просто я считала, что время до предстоящей охоты у меня ещё есть и читала ту литературу, что мне нравилась больше всего. То есть мифы, легенды, исторические источники. Оставив практическую биологию на потом.

И нельзя сказать, что я не нашла того, что искала. Попав в новый мир, поселенцы нашли его довольно густо населённым разными живыми существами, зачастую слабо напоминающими тех, которые были известны в мирах исхода. И каждая раса давала им названия по мере обнаружения, исходя из тех знаний, которые были вложены в своих детей Предтечами.

Саламандрами назвали этих чудовищ хомо. В их легендах, существа напавшие на них вполне соответствовали легендам их народа. Даже слишком. Жили они в болоте. Выходили из него во время дождя. Обладали огненной магией. Да и сами в огне не горели. Напоминали ящеров или драконов. Были ядовиты и даже запах яда отдавал горьким миндалём. Это, кстати одно из немногих растений, которое прижилось на новой земле и активно использовалось в магических зельях.

Я читала и описания этих легендарных существ со слов Плиния и Леонардо да Винчи. Целитель и алхимик Парацельс (а говорили, что в землях исхода не было магов!) считал их огненными элементалями. А в Талмуде — священном тексте одного из древних земных народов, говорилось, что рождается саламандра в месте, где в течении семи лет разводили огонь и, что стоит намазаться кровью саламандры и пламя тебе не повредит.

Но, вот тут уж я не согласна. Или всё же чесменские саламандры земным дадут большую фору. Кровь наших тоже ядовита. И кожу, перед тем как использовать, сидхе отмачивают в нескольких отварах и настоях растений-противоядий. Жаль, что до ритуалов связанных с самой охотой я так и не добралась. Хотя описания боёв известных всем королей-героев и, конечно же, королевы Минеры, я зачитала до дыр. То есть представление о том, как сражаться я имела. А вот прочее сопутствующее как-то упустила. Вот и пыталась заполнить пробелы с помощью Труми.

Ментальная болтовня давалась мне всё более непринуждённо. Я уже преодолела стойкое предубеждение, что мысленные беседы сухи и безэмоциональны, так как не подтверждаются слуховыми интонациями и зрительно, жестами. Но длительные разговоры с моим, не то чтобы бесхитростным, а скорее по детски непосредственным, собеседником, дали понимание, что мозг сам добавляет к ментальной речи привычные для слуха интонации. Более того, тот образ, характер, который мы рисуем себе, исходя из своего собственного жизненного опыта, позволяют даже представить определённый тембр голоса. Так же, как мы придумываем образ и прочие характеристики героям книг.

Ещё один островок для следующей ночёвки почти ничем особенным не отличался, только устроиться с удобством нам на нём не удалось. Нашли мы его уже в сумерках, да и то только благодаря чутью Труми. Этот клочок земли был самым маленьким из всех предыдущих и совсем без растительности. Моховых кочек, с сухими верхушками, годными на топливо, вблизи тоже не наблюдалось.

Животные приспосабливаются для определённых условий жизни в течении многих поколений и, если им это плохо удаётся, популяция вымирает. Чем более разумно существо, тем большим оппортунистом оно является, тем легче приспосабливается. При полном отсутствии магических способностей, отсутствие огня стало бы для меня критичным. Эта стихия по сути своей является природной магией. Даже в не магических мирах. Существо становится разумным, заручаясь помощью стихий.

Огонь это свет, тепло, безопасность. Хотя бы её иллюзия. По настоящему сильный маг стихиями управляет. И, была бы я таковой, всё было бы проще. Разжечь костёр без топлива, создать щит, ментальную пугалку, поднять элементаля-сторожа. Мало ли возможностей у мага? Я и малой части ещё не знала. Да и уровень силы требует раскачки.

— Не мельтеши, — малявка цеплял всё больше моих словечек, — Источник рядом.

Я металась, пытаясь использовать ускользающий солнечный свет, обустраивая стоянку.

— И что? — чувствуя себя дурочкой, притормозила я.

— Ты тут как моховая мочалка. Даже если выжмешь воду, она тут же впитает ровно столько же. Не умеешь сделать настоящее пламя, зажги огонёк, чтоб не спотыкаться о кочки. Воду вскипятить можно прямо в котелке. Даже щиты подпитать хватит. Или морок накинь. У тебя это хорошо выходит.

— Я никогда не работала с внешними источниками силы, — развела руками я.

— Ты что и вправду глупая? — захихикал этот невыносимый чудик, — вы же все черпаете магию из Источника. Все-е-гда.

— А зачем же тогда раскачивают уровень?

— Вот сразу понятно, что вы не из этого мира. И к магии приспособлены не были. И всё, что вы о ней знаете сейчас, как вы говорите, познавали методом научного тыка. Вы не лёгкие растягиваете, чтоб побольше воздуха для ныряния задержать, а руку вытягиваете, чтоб с наибольшего расстояния ману зачерпнуть. Это достаточно наглядно?

— А-а-а, у-у-у, о-о-о, — задумчиво прожевала я набор эмоциональных возгласов, представляя себя то монстром с раздутой грудной клеткой, то длинноруким чудовищем с черпалкой для маны.

Малявка уловил мою внутричерепную иллюстрацию и снова прыснул.

— Подумаешь, абориген с научной степенью… — попробовала изобразить обиду я, хотя уже начинала понимать изменения, происходящие с моим попутчиком.

Поначалу, его речь и понятия были несколько примитивными, напоминая речь ребёнка, но, общаясь ментально, он вдоволь потоптался в моём чердаке и поживился моими словечками и образами так, что иногда начинало казаться, что я сама с собой разговариваю. И, если уж использовать до конца сравнение моей головы со старым чердачным складом, то натасканное из его пыльных углов и давно мной забытое, по совершенно разным причинам, сделало нас ближе, чем были все, с кем я общалась раньше.

У малыша не было этических границ и он совался кругом, как любопытный крольчонок. Для людей-менталистов этика основное. А Труми за эти пару дней превратился для меня в подобие выдуманного друга для ребёнка. Разговаривать с ним всё равно, что с внезапно ожившей мягкой игрушкой.

Рассказывая ему о моём детстве, я неожиданно переосмыслила для себя очень многое. В ментальном общении есть своя специфика. Ты не можешь охватить всё, не можешь найти нужную информацию, без помощи хозяина. Продолжая тему хранилища, это всё равно, что идти между рядами полок с закрытыми одинаковыми ящиками. Ты видишь только то, что открыл и чем пользуется хозяин. Для того, чтоб найти что-то определённое, нужно задать правильный вектор поиска. Поэтому это был не обыск, а именно общение, где вопросы цеплялись один за другой и открытие тех самых заброшенных уголков зависело исключительно от интереса моего странного собеседника.

А Труми соскучился по общению. Уж очень долго, как оказалось, он был один. Для существ владеющих магией, жизнь напрямую качественно зависела от такого удачного соседства с Источником. И тот, кто казался мне малюткой, на самом деле даже приблизительно не мог назвать мне свой возраст.

Но лёгкость нашего общения и его внешний вид не давали мне об этом задуматься. И я говорила и говорила, выплёскивая заинтересованному слушателю боль своего одинокого детства и не менее одинокой юности.

— После маминой смерти, — жаловалась я, — дворец очень быстро опустел. Фрейлины и компаньонки не могли жить в доме одинокого мужчины. А молодые дворянки и, озабоченные устройством их судеб, родственники не осаждали дворец, как это случается с домами овдовевших аристократов. Выбор жены для короля лежит на плечах жреца Веледа.

До сих пор я была уверена, что отец любил меня. Когда я попадалась ему на глаза, а я, само собой, старалась чтоб это происходило почаще, он с удовольствием занимался мной. Как умел. Учил, заботился. Но, если я не успевала оторвать его от его мыслей, он мог забыть обо мне надолго, запершись в своих покоях с книгами и вином. Это, что касается свободного времени. А его было и так не много. Управление государством — работа, которая не прерывается со смертью супруги.

Я убегала от служанок, приставленных ко мне гувернанток, и искала его в длинных и полутёмных книгохранилищах и, не найдя, сама забиралась в укромные уголки с каким-нибудь старинным фолиантом. Я научилась стрелять из лука и арбалета, управляться с коротким лёгким мечом и кинжалом, ездить верхом на таймахе и даже летать на вигоне. Но не очень умела быть девушкой. Нет, природный вкус и страсть к рисованию давали мне возможность правильно компоновать цвета в одежде. И, подрастая, я конечно же следила за тем как одеваются дамы на обязательных балах и дворцовых мероприятиях. Но с кем мне было обсуждать девичьи стремления и страхи? У кого учиться милому кокетству? У замотанных служанок и старых дев гувернанток?

Служанки, я это замечала, прячась в дворцовом парке, конечно, кокетничали с охраной или конюхами. Но это было грубоватое деревенское ухаживание с игривым шлёпаньем по крепким филеям поварих и щипками горничных. Уместно ли принцессе игриво взвизгивать и отпихивать увлёкшихся кавалеров? Почему-то я была уверена, что нет. Я вспоминала с каким спокойным и гордым достоинством держалась мама. И как едва видимо покрывались румянцем её щёки, когда отец легко касался губами её запястья. Это было так давно..

А теперь у него была другая. И вот-вот родится их первенец. Да и я уже не та малышка. Моё лицо слишком напоминает мамино, чтоб мачехе хотелось видеть меня во дворце. Если слишком часто напоминать ей о том, что я уже выросла, то того и гляди отправят меня к Веледу в закрытой карете. Уж лучше в Ковене. Учиться магии. Может отец, получив долгожданного наследника, не станет настаивать на моём замужестве с каким-то чужим и незнакомым человеком, а я смогу отказаться от дворцовых обязанностей и стать боевым магом.