Битва королей. Огонь эльфов

Как эта дерзкая баба осмеливается упрекать королеву и говорить такие дерзости?! Олловейн заставил себя сохранять спокойствие. Он — мастер меча, а это — королевский двор. Пусть они здесь одни, но замок остается местом, исполненным достоинства и красоты, и нужно вести себя подобающе.

— Среди лутинов ты слывешь следопытом. Ты часто ведешь других, когда нужно быстро покинуть какое-то место. Сеть троп альвов хорошо знакома тебе, и, насколько мне известно, ты еще ни разу не допустила ошибки при открытии врат.

— Не знаю, кто рассказал тебе это, Эмерелль, но не верь всему. Разве у тебя нет волшебной чаши, в которой ты можешь видеть правду? Лучше воспользуйся ею, не стоит доверять придворным.

— Ты имеешь в виду серебряную чашу, которую так долго рассматривала три ночи тому назад, когда думала, будто одна в тронном зале? — На лице Эмерелль мелькнула улыбка.

Олловейн удивленно взглянул на эльфийку. Улыбка казалась чужой на ее губах, но на миг мастеру меча почудилось, что он увидел в лице королевы что-то очень хорошо знакомое. Она казалась более юной и менее солидной. И ранимой…

Ганда смущенно почесала за ухом.

— Я подумала, что нужно отнести волшебную чашу в безопасное место, пока не пришли тролли.

Олловейн напрягся. Проклятая воришка! Сейчас Эмерелль прикажет ему вышвырнуть ее.

— Конечно, — ухмыльнулась королева. — В любом другом случае я велела бы тебя сурово наказать. — И она тут же снова стала серьезной. — Мне прекрасно известно, что народу лутинов безразлично, кто здесь правит — я или Бранбарт. Может быть, ты втайне даже хочешь, чтобы пришли тролли, поскольку желаешь видеть униженными нас, эльфов. Большинству лутинов наверняка доставило бы немалое удовольствие пережить превращение эльфов в безземельных беженцев… чтобы былые господа разделили их судьбу. Но речь идет о гораздо большем, чем просто о мести троллей. Ты знаешь, что ингиз нашли путь сюда и они не удовлетворятся тем, чтобы быть лишь наблюдателями. Не знаю, как они смогли попасть в Альвенмарк. Может быть, тролли заключили с ними пакт. Может быть, ингиз проскочили по какой-то несчастливой случайности. Как бы там ни было, я не знаю, как победить их. Уверена только в одном, а именно в том, что они разрушат страну так, как никогда не смогли бы тролли. Поэтому я прошу тебя отправиться в Искендрию вместе с Олловейном. Только альвы владели знанием о том, как изгнать ингиз. Они должны были оставить нам указание, на случай если ингиз вернутся! И я не знаю, где искать его, если не в Искендрии. — Эмерелль поглядела на тени, отбрасываемые тутовыми деревьями в лунном свете. — Они здесь, Ганда. Ты чувствуешь их?

Олловейн огляделся. Он понимал, что за ним наблюдают. Беспокойно всмотрелся в тень, но не обнаружил ничего, с чем мог бы справиться при помощи меча.

— Если вы пойдете по тропам альвов, то отправитесь в царство ингиз, — продолжала Эмерелль. — Они попытаются напасть. Вы, лутины, славитесь хитростью и даром находить вещи, о пропаже которых неизвестно даже владельцам. Для этих поисков не найти никого лучше тебя. И помни: ты отправишься в Искендрию не ради меня, Ганда, и не ради народа эльфов. Ты пойдешь ради Лунного Цветка и остальных луговых фей. Ты пойдешь, чтобы сберечь красоту Сердца Страны, песни соловьев и стрекот сверчков. Прислушайся к своему сердцу, послушай его совета. Я жду тебя через час у звезды альвов в тронном зале — или чтоб я тебя больше никогда не видела.

Маленький лисий язычок снова нервно высунулся изо рта. Лутинка вдруг повернулась и бросилась прочь, не сказав ни слова.

Когда Ганда покинула террасу, Эмерелль тоже развернулась, чтобы уйти.

— Госпожа?

Королева, казалось, спешила, но, тем не менее, остановилась.

— Почему ты доверяешь столь важное задание лутинке? Разве мастер Альвиас не рассказывал тебе о красношапочниках — кобольдах, которые беззастенчиво требуют прогнать эльфийских князей с тронов? Говорят, что ими руководит лутин. Они распространяют листовки в мастерских. Я сам видел эти пасквили. Будто бы они выступают против обжорства, пьянства и тому подобного, но на самом деле это не что иное, как призывы к восстанию. Как ты можешь доверять лутинке при таких обстоятельствах, госпожа?

— Речь идет не о моей королевской короне. Ганда пойдет не ради меня, а ради тех, кто действительно важен для нее.

А ты за ней присмотришь. Защищай ее от врагов и от себя самого.

Олловейн вздохнул.

— Как прикажешь. Но я не думаю, что лутинка придет в тронный зал.

— Ты будешь тосковать по луговой фее с лужайки у озера? — спросила его королева.

— Нет, — признался мастер меча.

— Поэтому и важно, чтобы отправились вы оба. А теперь отпусти меня, Олловейн. Я еще должна задать один вопрос серебряной чаше, прежде чем вы отправитесь в путь. — И с этими словами Эмерелль удалилась.

«В этом вся она, — с горечью подумал эльф. — Она слишком много знает о вариантах будущего, и ей даже в голову не приходит разделить эту ношу с другими». То, что она доверилась ему в тронном зале, было мгновением слабости. Но теперь она снова стала прежней. Все ее помыслы направлены на то, чтобы сражаться за будущее Альвенмарка. Что там может быть такого ужасного, что она забывает о настоящем? Неужели она забыла о нем? Нет! Тогда она не знала бы о смерти Лунного Цветка.

Олловейн отказался от попытки постичь ход мыслей королевы. Она была слишком древней и мудрой. Он не должен понимать ее, потому что знает, что она всеми силами будет пытаться защитить Альвенмарк. И в этом он будет ей служить. Хоть она и не ответила на вопрос о том, зачем нужен мастер меча в библиотеке.

ПРОТИВ ПРИСТРАСТИЯ К ИГРЕ И ВЫПИВКЕ

Памфлет почтенного Элийи Глопса, основателя Лиги сохранения внутренних размеров Альвенмарка

Глава 9. О проклятии стола для игры в фальрах

(…) Трата времени поистине эльфийских масштабов, вот как называю я игру в фальрах, которая дарует честным, работящим гномам и кобольдам, жизнь которых не исчисляется столетиями, не развлечение, а сплошные неприятности. Что это за игра, правила которой, толкования правил, отчеты об известных партиях и полемика о спорных ходах заполняют целые библиотеки? Разве альвы создали нас для того, чтобы мы играли? Разве наша задача не в том, чтобы формировать мир, который они нам оставили? Разве они не подарили бы нам игру в фальрах, если бы хотели, чтобы мы проводили время за игральным столом, куря, выпивая и споря? Какая от этого польза? Да, я знаю Фальраха, героя Драконьих войн, величайшего полководца Альвенмарка, самоотверженного рыцаря Эмерелль. Его еще называют спасителем Альвенмарка, благородным воином, соединившим в себе все добродетели рыцарства. Но что общего у страсти к игре и рыцарских добродетелей? — Как бы ярко ни сияла звезда Фальраха, слава и величие всегда несут в себе семя упадка, если они не сочетаются со скромностью и нетребовательностью.

Фальрах не корчевал леса, не отвоевывал плодородную землю у каменистой почвы. Часы досуга он тратил на то, чтобы создать бесцельно сложную игру. Один только стол, на котором игроки разыгрывают свои партии, точнее его создание, поглощает сотни часов работы, да, я знаю одного резчика по слоновой кости из моего народа, который провел всю свою жизнь, изготовляя фигурки белой стороны для игрального стола в фальрах для Шахондина, эльфийского князя Аркадии. Может ли это быть смыслом жизни? И я готов восхвалять троллей, которые, играя, довольствуются парой костяных кубиков.

Фальрах полагал, что каждая партия названной в его честь игры — это исследование войны, наука о том, что даже самый острый ум не может предугадать все неотвратимости судьбы, которая так же влияет на войну, как танцы клинков на полях сражений. И тем не менее именно на это замахивается каждый игрок в фальрах, когда час за часом, задумавшись, таращится на игральный стол. Он полагает, что его разум, воплощенный в прихоти удачи, может, размышляя и планируя, достичь победы.

Встречал я эльфийских князей, для которых жизнь — это игра в фальрах. Мы, их подданные, — не что иное, как фигурки, которые можно как угодно двигать по доске, даже приносить в жертву, если видишь в этом выгоду для себя. И встречал я троллей, для которых величайшее счастье — это охота на медведя. Они воняют, они разговаривают грубыми словами, но когда они вечером садятся за стол, там ожидает трапеза, являющая собой урожай их дневного труда. А что находит на своем столе игрок в фальрах? Обильные плоды труда других!

Если уж я вынужден служить господину, то мне ближе тот, кто принимает простую пищу в пещере, чем другой, для которого жизнь — игра и который забыл уже, что это такое — жить трудом своих рук, который роскошествует во дворце, построенном моими братьями, их окровавленными от тяжкого труда руками, и который полагает, что наши сородичи будут чистить его ночной горшок. Задумайтесь, слуги! Жизнь — это не игра в фальрах. Противьтесь тому, чтобы быть фигурками на игральной доске эльфийских князей! Мы слишком слабы, чтобы самим стряхнуть ярмо. Поэтому мы должны выбрать одну из сторон. Я свой выбор сделал. Слушайте мой боевой клич! Мир пещерам, война дворцам!

Из собрания запрещенных трудов, составленного Альвиасом, гофмейстером, том 7, исходный текст 8, А