Юла и якорь. Опыт альтеративной метафизики

8

Оскудение домашних библиотек стало свершившимся фактом, который при этом не коррелирует с уровнем общей образованности их обладателей. Более того, недавно меня поразил рассказ знакомой о посещении своих провинциальных родственников: «Так вот и живут они как в прошлом веке, тетушка все еще работает в детсадике, дядя на пенсии. Кругом бедность и безнадежность, дом все так же полон книг, тех еще, советских».

Таков образ бедности и социальной депривации, очень даже убедительный. Могли ли представить себе просветители и диссиденты семидесятых, что наличие книг на полках будет значить не близость к духовности, а, например, режим выживания и остановку развития?

Оставим, однако, это утверждение в качестве парадокса, просто согласимся с отсутствием прямой корреляции между объемом личной библиотеки и причастностью, скажем, к ученому сословию. Я сам сохраняю приверженность к библиокосмосу, но готов согласиться и с тем, что такую приверженность назовут сегодня странностью. Бывая в гостях у друзей и коллег, я сталкиваюсь с самыми разными вариантами. Есть те, кто от бумажной литературы практически избавился, те, кто просто перестал покупать и даже заходить в книжные магазины, но есть и непоправимые ценители бумажной (книжной) книги…

И вот я попадаю на квартиру к В. Последний раз я был здесь в незапамятные времена, тогда с книгами было все в порядке: стоял дореволюционный Ибсен, советское издание Джозефа Конрада, Хайдеггер в оригинале и в трех переводах. Ничего этого я теперь не вижу – однако три оставшиеся полочки заполнены книгами, кажется, исключительно новыми. Подхожу посмотреть, и В. дает несколько неожиданные для меня пояснения.

– Как видишь, тут мои вышедшие книги, ну и книги с автографами и дарственными надписями. Остальное теперь здесь, – он показал рукой на стоящий на столе ноутбук и добавил: – Кстати, вот эту последнюю книжку я тебе еще не дарил. Пару месяцев назад вышла.

И тут же вытащил книгу, потратил некоторое время на поиск ручки и недолго думая подписал: «От мэтра киломэтру».

Я подумал, что и у меня ведь есть специальные полки для такого рода книг. Да и у друзей-писателей я замечал нечто подобное… И не в этом ли один из секретов того, что библиосфера уцелела, продолжает существовать и пока не собирается сдавать удерживаемые позиции?

Нужна ли по-прежнему бумажная книга широкому читателю? Тут нет полной очевидности, но зато ясно, что она совершенно точно нужна писателю, самому автору. В этом отношении изданная и занявшая свое место на полке книга не потеряла своей ценности и понятно почему: она долгосрочна и незыблема, как и подобает вкладу в ноосферу. Впрочем, и этот эмпирически подтвержденный факт нуждается в разъяснении. Ведь бумага ветшает и рвется, библиосфера, как уже было сказано, погружается куда-то вслед за Атлантидой, а электронные носители ничему такому не подвержены – ну что может случиться с «цифрой», с последовательностью символов? С тем, что скопировано, разослано, размещено, что в огне не горит и в воде не тонет? И тем не менее автор, делающий ставку на бумажную (книжную) книгу как на ресурс вечности, абсолютно прав. Электронные книги, конечно, не ржавеют, дигитальные последовательности не стираются, не стушевываются от репликаций. Но создаваемые на основе такого субстрата продукты имеют очень короткий период полураспада, который к тому же продолжает сокращаться. Нечто крайне актуальное сегодня, будь то текст или крошечный изоорганизм, исчезнет из фокуса восприятия завтра, а еще через несколько дней уже будет и не найти следов его присутствия. Они, эти посты, будем называть их так, конечно, не тонут, не горят и не ржавеют, они просто выбывают из-под человеческого присмотра – какая, собственно, разница, продолжают ли они как-то существовать вне зоны присмотра, за пределами конуса памяти? Так ли они существуют, как ненаписанный роман, для которого, тем не менее, в языке уже имеется комбинация слов, или как-то иначе? Файлы, погруженные только в электронную среду, воплощают принцип Дж. Беркли – бытие как esse percipi: они существуют, пока воспринимаются, и чем больше временной лаг, отделяющий их от зоны активного восприятия, тем безнадежнее затерялись они в тупике синтетического небытия. С книгами дело обстоит иначе. Вроде бы феноменология одобрит утверждение, что книги существуют, пока их читают. Но вот Гете полагал, что это ты, читатель, существуешь, пока читаешь их и благодаря тому, что читатели читают уже много столетий, и все это время библиосфера отвечала за комплектацию человеческого в человеке.

Еще раз: читатель может этого и не осознавать, но автор понимает, что книга нужна ему хотя бы просто для того, чтобы автором быть, и только когда электронный документ проецируется на бумагу и покрывается обложкой, происходит инициация в авторствование. Дело и до сих пор обстоит так, и пока ты инициацию не прошел, ты, например, «популярный блогер», а не автор в аутентичном модусе его бытия. Тоже, конечно, неплохо, да и заработок повыше, нежели у литератора в классическом смысле. Но что будет завтра с самым популярным сегодня блогером? Библиосфера существует веками, блогосфера – пару десятилетий, но у меня есть подозрение, что количество напрочь исчезнувших из памяти блогеров уже превысило количество позабытых писателей. Чем-то продвинутые блогеры напоминают продвинутых головоногих моллюсков – вот что пишет о них специалист по эволюции нервной системы Сергей Савельев:

«Особое развитие их мозга связано с появлением головных щупалец, которые могут быть дифференцированы по функциям. Эти своеобразные манипуляторы требуют для своего управления развитого мозга. Обладая развитыми щупальцами, головоногие могут прекрасно различать предметы на ощупь, вырабатывать устойчивые навыки и надолго запоминать полученный опыт. У них прекрасно развита исследовательская деятельность. Они сами обучаются открывать банки, отвинчивать крышки, открывать двери и совершать многие другие антропоморфные действия, привыкают к экспериментаторам, узнают их индивидуально, умеют бесцельно играть с предметами и решать многоступенчатые задачи.

Головоногие моллюски давно бы стали безусловными интеллектуальными лидерами нашей водянистой планеты, но природа сыграла с ними довольно злую шутку. Наградив их развитым ассоциативным мозгом, сверхэффективными манипуляторами, осязанием, хеморецепторами и зрением, она лишила их времени – главного условия для накопления индивидуального опыта. Головоногие моллюски живут очень недолго, обычно не более трех лет. Кроме того, большая часть видов этой группы моноцикличны: они рождаются, растут, один раз размножаются и погибают. Продолжительность жизни в один год ограничивает реализацию интеллектуальных возможностей головоногих. Живи они подольше, и приматов могло бы не быть, а сушу осваивали бы каракатицы в скафандрах»[110].

Что ж, прекрасное определение популярных блогеров и продвинутых пользователей: «каракатицы в скафандрах». Завоюют ли они новую сушу по мере того, как континент Библиосфера медленно погружается в воды забвения? Время тут и вправду решающий параметр. Ведь все сетевые авторитеты «моноцикличны»: они где-то рождаются, проделывают свой стремительный зигзагообразный путь к бытию-в-признанности, обретают свою минуту славы и неведомо куда исчезают. Что же касается писателей книжных книг, то иногда кажется, что самые позабытые из них всего лишь подзабыты…