Туманы и чудовища

Глава четвертая, в которой Леду принимают за другую (а потом – за другую другую)

Леду так давно не называли «леди Ритри», что она не сразу поняла финал фразы.

Леди Ритри жила когда-то в Инезаводи в огромном полупустом доме. От леди Ритри ждали поклонов, хорошего поведения и узких плеч. Леди Ритри должна была стать надеждой и опорой семьи. Леди Ритри должна была остаться.

Но Леда уехала. Уехала, почувствовав, что готова променять свое настоящее на будущее. Уехала и никогда об этом не жалела. Наверное. У нее не было времени как следует об этом подумать.

Леда уехала и оставила леди Ритри в доме на краю, заперла комнату и выкинула ключ. Забыла, какой он был формы. Забыла, какая именно это была комната.

Леди Ритри осталась холодной тенью у подножия скал, изрытых кораблями Ткачей. А теперь вдруг скользнула под ноги Леды, которая и так еле на них держалась.

– …пропасть… – выдохнула еле слышно Леда, и призрак леди Ритри тут же растаял в дневном свете.

Бабушка Лиса покрепче сжала ее руку. Леда постаралась не скривиться, но вряд ли преуспела, потому что морщинистые пальцы тут же ослабили хватку.

– И до столицы докатилось наше горе… Ты вернулась в темные времена, – произнесла Лиса, качая головой так, словно этого стоило ожидать. Словно это сказали ей старые потрепанные карты, которые Леда любила разглядывать в детстве.

Висельник, который так широко улыбался, что совсем не пугал, – он будто был уверен, что веревка оборвется. Королева Клинков, широкоплечая и темная, окруженная огнем, – теперь Леда предположила бы, что она из Фарлода, страны пламенных мечей. Буян, Узел Ветров, который страшил и вместе с тем завораживал Леду больше всего, – сцепление когтей и конечностей, море глаз, сияющих в толще воды. Звездные Влюбленные, разделенные корнями и ветвями мирового дерева, замершие в космосе и рычании своих духов. Вездесущая Глотка – конец всего и начало ничего. И Ткачи – пятеро, по одному на каждое чувство. Карты Ткачей были бы самыми неинтересными, если бы не зубастые корабли на волнах позади каждой фигуры.

Леда посмотрела на Тиля, который уже распахнул дверь и убежал вперед по заросшей травой тропинке – прочь из маяка. Он мог быть сколь угодно странным и обижаться за любую глупость, но он был здесь. Не пропал. Пропал где? В море? Как ее родители, о которых она однажды попросту перестала спрашивать? Дядю это слишком расстраивало – но не так, как смерть близких людей. Скорее – как надоевшие вопросы от племянницы, которая свалилась ему на голову, когда он об этом не просил.

– Ты вернулась в темные времена, – повторила Лиса и снова растянула губы в улыбке. – Но я рада, что они прислали именно тебя.

Леда нахмурилась:

– Что?

– Похоже, ты ударилась головой чуть сильнее, чем я думала, Ритри. – Лиса обеспокоенно сдвинула брови, а потом отпустила руки Леды и подняла с пола сумку – и знакомый ящик. – Я нашла твои вещи на пляже. Почистить не успела, конечно… но мундир как новенький. И на значке ни царапины.

Леда забрала вещи – сумка показалась ей куда тяжелее, чем раньше, – и уткнулась взглядом в хрупкие стрекозиные крылья. Если прищуриться, то смазанное имя адресата в самом деле походило на «Леди Ритри». Чуть-чуть. Леда не называла себя так, даже не думала о себе в таком ключе так долго, что совсем упустила эту вероятность.

Похоже, все это время она сражалась со стихией – и кто знает, с чем еще, – чтобы в целости и сохранности донести до города посылку, предназначенную ей самой.

При свете дня гигантская крылатая тень казалась наваждением. И сражение в воде – тоже. Хотя это и сражением-то было не назвать.

Леда мало что знала о травмах головы – на этажах Цеха опасными были вовсе не низкие полки. Да и дверные проемы там были не такими, как в Инезаводи, где Леда частенько задевала их лбом уже в пятнадцать. Ей пришлось пригибаться и когда она заходила в таверну, чувствуя десятки любопытных взглядов. Брошка в виде ножниц оказалась на месте, на окровавленном воротнике, словно Леда и не продевала в нее затянутые в перчатки пальцы и не била невидимого врага наотмашь в толще воды.

Тиль поначалу оглядывался, но потом скрылся из виду, и Леда так и не смогла как следует с ним поговорить. Зато Лиса оказалась полезным источником информации. И теперь, лежа в ванне в одной из комнат «Края света» – единственного в городе заведения, где сдавали комнаты, – Леда пыталась переварить то, что узнала.

Инезаводь не изменилась. Но разве она ожидала чего-то другого?

Дорога в город змеилась вдоль побережья, то приближаясь к морю, то отдаляясь от него. Незаконченный мост, который должен был соединить верхние ярусы города с нижними, все той же неуклюжей громадой нависал над низкими домами: его начали строить, когда из Пореза вытягивали магическое полотно, когда Лиса еще не обзавелась седыми волосами, морщинками и целой толпой следующих за ней детишек. Дорога на скалы, которые чуть дальше от берега сливались с низиной, была далекой и неудобной, и мост задумывался, чтобы облегчить всем жизнь. Вместо этого он стал местом, где плодились истории и призраки. Впрочем, в Инезаводи всегда плодились истории, в том числе о привидениях. Сейчас – тоже.

Говорят, в туманах Инезаводи снова появились темные тени – и не только тени великанов. Лиса скорбно махнула рукой, когда заговорила о Тиле: мальчишка решил стать героем и разобраться во всем сам. И как остановишь его, знающего здесь каждую лазейку, вскрывающего любой замок?

В Инезаводи пропадали люди, и не те, которых бы не хватились, – хотя в таком маленьком городке хватились бы почти любого. А жители вполне известные. Заметные.

Первым пропал младший Ваари. Леда все еще помнила, с каким звуком старший исчез под провалившимися досками пирса. Она не смогла бы забыть это, даже если бы очень захотела. И узнать о том, что теперь пропал и второй, было…

Было. Леда качнула головой и потянулась к кувшину у камина – вода начала остывать. Когда-то Инезаводь отапливалась по последнему слову техники: в стенах каждого дома до сих пор ржавели механизмы, нити магии меж которыми давно износились, порвались и истлели. Некому было их чинить. Нечем было их заменять. Порез привлек множество изобретателей, они торопились укротить дикую магию, настроить ее струны так, чтобы она приносила пользу. Леда могла бы стать одним из них, но вместо этого мокла в ванне и пыталась смириться с мыслью, что Ваари даже не сразу хватились. Подумали – наконец-то уехал из этого тоскливого места и живет теперь где-нибудь на юге, там, где туман не пропитывает кости, а воспоминания не тянут на дно. Но затем пропала Дэси.

Леда толком не помнила ее: Агата Дэси была младше лет на пять и почти все детство провела дома, не выходя за пределы разбитого на вершине скал садика. Верхний ярус Инезаводи был верхним не только географически, дом дяди Леды тоже стоял там вместе с его десятком комнат. Дэси была из семьи, которая потребовала расследования. Из Двужилья отрядили одного из местных бордовых мундиров. Кусок платья Дэси нашли на скалах – там, где прилив затапливал пещеры. И дело закрыли.

Но люди не перестали пропадать. Достаточно часто, чтобы мундиры из Двужилья продолжали приезжать. Недостаточно часто, чтобы они остались. Или чтобы объясняли происходящее чем-то, кроме «несчастных случаев».

Инезаводь была суровым краем. Один неосторожный шаг. Одна любопытная прогулка в шахты. Один неудачный удар головой. Никого из пропавших не нашли. Ни одного из пятерых несчастных за последние пару месяцев. И это было странно даже для такого забытого всеми места.

Пульсация в пальцах постепенно стихала: теплая вода пошла им на пользу. Леда открыла глаза и покосилась на лежащий на кровати бордовый мундир: в свете камина его застежки сияли, словно искры от костра, а значок казался закатным солнцем.

Леди Ритри прислали не просто бордовый мундир. Это был мундир с серебряными пуговицами и черной подкладкой. Мундир Благого Когтя.

Неудивительно, что Лиса приняла Леду за наконец присланного из столицы человека, который должен во всем разобраться. Проследить за нитями (ох!) событий. Может быть, отыскать пропавших – для такого пропитанного серостью городка Инезаводь обладала удивительной тягой к надежде. При этом здесь, увы, здорово не хватало стражей правопорядка. Коготки – их называли народной дружиной – инспектировались людьми из Двужилья. Тюремная камера в Инезаводи была одна – глубоко в шахтах, и по назначению ее в последний раз использовали в те времена, когда корабль Леды еще не пристал в бухту Клинка. Дебоширов и бедолаг, которые решали ограбить соседей, знавших их в лицо, запирали в одном из бесхозных домов на главной улице. Для жилого города Инезаводь слишком походила на город-призрак.

Леда вздохнула и положила голову на край ванны. Благой Корпус Города-Грозди не прислал бы сюда Когтя. Когтей не хватало даже самой столице, на это Леда насмотрелась буквально в первых рядах. Нижние Грозди города были то полем боя, то болотом, то целой вереницей возможностей.

Кто мог прислать ей мундир? Без записки. Без любой зацепки, которая могла бы сказать ей хоть чуточку больше. Лиса уверила ее, что на пляже больше ничего не осталось. Могло ли море утянуть за собой все ответы? Мог ли кто-то попросту ошибиться? Мало ли на свете леди Ритри?

В Инезаводи была только одна. Запертая в доме на верхнем ярусе, а не отмокающая в ванне в «Краю света». Отправитель ошибся. Не стоило ему посылать наделяющий властью мундир призраку.

Леда вылезла из воды, только заметив, что кожа ее начала морщиться. Соль и тьма, казалось, въелись в нее навсегда, и никакая горячая ванна не смогла бы их изгнать. Всему виной были рассказы Лисы. И мундир, конечно, тоже.

А еще эта нить…

Леда вытащила из сумки темно-синюю юбку и рубашку в тон. Брюки остались только серые – в черных Леда прошла по открытому залу таверны на радость всем любопытствующим. В этом не было ничего удивительного, женщины носили штаны постоянно. Бабушка Лиса рассекала по улицам в штанах. Но Леда выделялась всем и сразу: брюками, скрипом дорогих сапог, брошью Цеха, ростом и «Погодите, а это не …?». Последнюю фразу она услышит еще не раз. И не два. Может, даже не несколько десятков.

Она облачилась в чистую – относительно, все-таки сумка провела ночь на пляже – одежду и почувствовала себя лучше. Ее больше не мутило, захотелось даже выбраться в таверну и перекусить. У бордового мундира не было глаз, но Леда все равно чувствовала, с какой укоризной он на нее смотрит.

Она знала, почему ее выгнали из Цеха. Знала, потому что видела свои руки и видела оплавленные ножницы, а теперь еще и помнила жар нити на коже. Но чья это была нить? Кто попросил ее о помощи? И зачем она согласилась?

Эти пробелы могли означать одно: отчасти задуманное ей удалось. Кто-то попросил ее изменить его судьбу, и Леда забыла об этой просьбе. Ведь так? Но почему тогда она почти уверена, что видела эту самую нить вчера у моря на краю ничего, в нескольких мерах от родного городка? Неужели это ее Алетея привела неизвестного сюда? И зачем?

Леда мотнула головой. Для начала стоило поесть. И выпить чего-нибудь горячего: клочья утреннего тумана успели забраться ей под кожу по пути в город.