Туманы и чудовища

Лицо его все еще было в тени, но Леда заметила движение бровей. Вроде бы вполне обнадеживающее.

– Высох, – сказал он так, словно боялся получить плохую оценку, а потом поводил плечами и добавил совсем другим тоном, словно извинялся и в то же время обвинял ее: – Зачем ты это сделала?

Сложнее вопроса он задать бы не смог. Леда попыталась найти хоть одно слово, подходящее ситуации, но зацепилась скорее за тон. Что она сделала не так?

– Очухалась, значит, – раздалось где-то у мальчишки за спиной. Он подпрыгнул и развернулся. – Подожди у двери, Тиль.

Узкие плечи под серой рубашкой – явно с чужого плеча, она висела на нем мешком – приподнялись, словно мальчишка собрался драться за право остаться, но передумал. Опустил плечи, а затем и голову. Обреченно кивнул и побежал во тьму, чтобы вынырнуть в полоске света у каменной арки, которая вела, очевидно, к двери.

Леда приподнялась на локтях и зашипела. Головная боль оказалась меньшей из ее проблем: руки пульсировали, будто она зарыла их в горячий песок и просидела так несколько часов. Она прищурилась: изогнутые стены и сваленные вдоль них мешки превращали полоски света, падающие из высоких маленьких окон, в волнистый полумесяц. Леда приложила руку к камням справа от себя – на них белели вырезанные инициалы и неуклюжие рисунки. Знакомые. Она была внутри маяка.

Леда была внутри маяка, лежала рядом с погасшим камином и с доказательством того, что детство не приснилось ей в кошмарном сне. А под каменной аркой стояла бабушка Лиса.

Леда помнила ее чуть другой – менее согбенной и более черноволосой, с тонкими ручейками седины. Может быть, чуть более бледной: даже в той крохе света, что дарили окна маяка, бабушка Лиса казалась сделанной из побуревшего пергамента и покрытой воском, как те бумажные фигурки, которых было так много на Всесветном рынке. У самой Леды плохо получалось обращаться с бумагой. Она предпочитала разделять, а не складывать. Когда она сообщила об этом одной из торговок фигурками, та засмеялась и достала из-под прилавка собственные ножницы – совсем не похожие на те, что носила с собой Леда. И все же.

– Я бы не назвала это «очухаться», – прошипела Леда сквозь зубы и попыталась улыбнуться. Прикушенная губа отозвалась болью.

Бабушка Лиса вздохнула, расцепила сложенные за спиной руки и подошла поближе. В ней все еще скрывалась та Лиса, какую Леда знала, – только покрытая несколькими слоями времени. В длинных седых волосах, две пряди которых были стянуты на затылке кожаным ремешком, кое-где проглядывала былая темнота, глаза, бывшие когда-то ярко-карими, почти желтыми, загустели до медового, а в яркой одежде прибавилось раковин. За бабушкой Лисой всегда следовала музыка: постукивание десятков панцирей и бусин, шорох заправленных за пояс страниц и легкое поскрипывание костяной лодыжки. Лиса рассказывала о том, как потеряла ее, всем, кто хотел слушать, а иногда и тем, кто не хотел. Иногда за ее ногой охотилось морское чудовище. Иногда она добровольно обменивала ее на умение заглядывать в будущее. Иногда это была комичная байка, а иногда – леденящий душу рассказ о призраках в назидание детям, которые никак не отучатся бегать на опасные скалы.

О последнем бабушка Лиса могла хотя бы не волноваться.

Лиса растянула покрытые белыми точками губы в знающей улыбке, и Леде вдруг стало стыдно.

Первое время она посылала в Инезаводь шпильки – чеканки столицы, прозванные так за изображенные на них шпили и башни Цеха. Не напрямую, через Златогорский банк, здания которого расползлись по всему побережью. Двужильский филиал оповещал Лису об очередной горстке монет, которые Леда получала за быстрый ремонт под ветвями Домдрева; на то, что платили подмастерьям в Цехе, она жила. А вот писем Леда не писала. В Цехе она всегда была занята. Решала очередную невероятную задачу, училась чему-то новому. У нее не было времени думать о том, что она оставила позади. И это ее не оправдывало. Бабушка Лиса не была ничьей бабушкой – и вместе с тем была бабушкой всех детей Инезаводи. Она не хлопотала, подобно наседке, не скупилась на затрещины и порой казалась совсем безучастной, хотя на самом деле чувствовала даже слишком много. Безразличие было ее щитом. Как Леда могла оставить ее в прошлом?

– Ты предсказала, что я никогда не вернусь в Инезаводь, – произнесла Леда, чтобы заглушить поднимающуюся к горлу горячую волну.

Лиса развела руками, и в ее медовых глазах сверкнула хитрая искорка.

– Как по мне, я оказалась права, – ответила она. – Та ты, что сбежала, уже никогда не вернется.

Хитрая Лиса. Как иначе.

Улыбка вдруг сползла с изъеденного морщинами лица, и бабушка опустилась на колени – с такой легкостью, какой Леда в ее возрасте вряд ли сможет похвалиться.

– Как чувствуешь себя?

Взгляд остановился на воротнике Леды, и та неосознанно коснулась его пальцами.

– У тебя там кровь, – продолжила Лиса и приложила ко лбу Леды ладонь, удивительно теплую и шершавую.

Никто так давно не прикасался к ее лбу, что Леда замерла, словно натянутая струна. Лиса, явно почувствовав это – ничто от нее не укрывалось, это уж точно, – тут же убрала руку. Леда опустила взгляд. Провела языком по нижней губе.

– А, – бабушка Лиса закивала. – Подняться сможешь?

Леда кивнула, хотя совсем не была в этом уверена. Обычно она довольно трезво оценивала собственные пределы. Но после подобного заплыва…

Она поднялась, придерживаясь за стену, а потом вскинула голову.

– Как я здесь оказалась?

Лиса взяла ее за руку – бережно, двумя ладонями – и повела к выходу. Леда только теперь вспомнила, что на ней не осталось юбок, только нижние штаны, в которых она осмеливалась рассекать разве что по безлюдным верхним Цехам. Одежда, уже высохшая, но все еще полная соли, неприятно липла к коже. Сейчас бы не помешала горячая ванна. Горячая ванна и море объяснений.

– Подозреваю, – начала Лиса, – что приехала на экипаже. Шпиль у нас так и не поставили: как Порез иссяк, так и надобность отпала. Но ежели ты пришла пешком от самого Двужилья, то думаю предложить тебя в качестве кандидатуры на новую статую.

Леда прошептала про себя: «Новую статую», но не стала переспрашивать.

– Я имею в виду – здесь, на маяке?

Лиса подняла на нее взгляд, и это было странное ощущение. Леда всегда, сколько себя помнила, смотрела на нее снизу вверх. Даже когда в пятнадцать начала прибавлять в росте чуть ли не каждый день.

– А ты не помнишь? Что ж. – Лиса снова перевела взгляд на арку, до которой оставалось пара шагов. – Тогда лучше спроси об этом Тиля.

Тиль. Мальчишка, за которым она бросилась в море и который ее явно невзлюбил. Пытался этого не показывать, но у него плохо получалось. Неужели и саму Леду в детстве было так легко прочитать? От одной мысли хотелось зарыться в песок.

– Спросить Тиля о чем? – Он выглянул из-за арки. Конечно, никуда не ушел и грел уши. Может, Леда когда-то поступила бы так же. Может, она бы поступила так и сейчас.

– Как мы оказались на маяке?

Мальчишка шумно выдохнул – заколыхались тонкие рыжие волосы. Завел руки за спину и принялся покачиваться с носка на пятку. Леда пока не определила, сколько ему лет, но точно могла сказать: что бы ни выпало из его рта в следующую секунду, правдивым это не будет ни на каплю.

– А ты не помнишь? – Он резко остановился и расцепил руки. Выражение его лица явно говорило о том, что Тиль не понимает, как Леда может быть настолько глупой. – Мы сюда прибежали. Ты закинула меня во-о-он на те мешки и рухнула спиной на дверь. Но за нами бы не погнались.

– Неутешительный ответ, – процедила она сквозь зубы.

– Почему? – искренне удивился Тиль. – Мы ведь в порядке.

Леда с новой силой почувствовала, как пульсация в пальцах прокатывается по телу жаркими волнами. Оценила количество песка в своих сапогах и перчатках. А потом вспомнила, как что-то пыталось утянуть их на дно. Ей ведь не показалось?

Может, Тиль прав? И они в самом деле в порядке?

– Погоди, кто бы не погнался?

Леда хотела продолжить расспросы – она должна была удостовериться. Убедиться в том, что ей все это не приснилось. Но тут заговорила бабушка Лиса.

– Тильванус Шторм, – в голосе ее неожиданно прорезалась сталь, – не смей больше тревожить понапрасну туман. Не смей искушать судьбу. Если бы не леди Ритри…

Тилю хватило ума не поднять взгляда. Теперь он в самом деле выглядел виноватым: по бледной коже побежали красные пятна.

«В этом мы с тобой похожи, – подумала Леда. – Стыд горчит, не так ли»

– …если бы не леди Ритри, ты тоже мог бы пропасть.