Туманы и чудовища

– …ги!

Голос раздавался оттуда же – со стороны моря. Ведь так?

Снова вспыхнуло что-то яркое, насколько это вообще возможно в тумане, и Леда пошатнулась, поднимаясь окончательно. Сдула со лба прилипшие волосы и несколько песчинок. Провела языком по переставшей кровоточить ранке. Стоит ли кричать в ответ… но что еще делать? Будь у нее с собой ножницы… Конечно, у Леды была только их бледная тень, но руки ломило так сильно…

Об этом варианте она тоже старалась не думать. Не здесь. Не сейчас. Не когда ее левая рука превратилась в сплошную раскаленную боль.

– Эй! – прохрипела она куда-то в сторону вспышки. Голос ее словно тоже припорошило песком – так он скрипел. Сколько она уже бродит в этом тумане?

– Помоги! – отозвались ей.

Леда поспешила вперед, прикидывая, что в ее сумке может сойти за оружие. На всякий случай. Впрочем… если что, она пожертвует ящиком. Пусть даже его доставка успела превратиться в ее святую миссию в доказательство того, что Леда может сделать хоть что-то, довести до конца, не напортачить в процессе…

Крики повторились. Леда прибавила шагу. Она никак не могла понять, детский слышит голос или взрослый, принадлежит ли он мужчине, или женщине, или кому-то еще. Перед глазами плыло, в ушах все еще звенело, но оставить кого-то метаться в здешнем тумане она не могла. А если незнакомец не заблудился, если с ним стряслось что-то похуже… как пройти мимо?

Туман сгущался. Леда продиралась сквозь него, как сквозь цепкие ветви орешника: постоянно казалось, что они хватают ее за одежду. Но это ведь невозможно? В голову полезли старые россказни о таящихся в тумане призраках. Про цепкие когти, гладящие по волосам послушных детей. Про облачные тени великанов, которых дети называли, конечно, Ткачами. Свет стал совсем размытым, словно на глаза навернулись слезы. Серые клочья холодили кожу и забивали легкие. Леда побежала.

– Эй! Как мне…

«…вас найти» умерло на языке. Леда увидела нить.

Она прорезала туман, словно один из тех огненных мечей, с которыми носились любители покрасоваться. Пользы от них было меньше, чем вреда, но выглядели они эффектно, и в Городе-Грозди чуть ли не каждую неделю ловили случайного поджигателя, решившего пощеголять пламенной шпагой или лавовым кинжалом. Поговаривали, что в Фарлоде такие клинки в самом деле существовали, но отличить их от обычной стали на вид было невозможно: тамошние кузнецы, очевидно, думали головой. В здешнюю столицу ни один из таких умельцев не торопился, и потому бордовым мундирам Корпусов приходилось вплотную работать с Утешителями Огня.

Леда предпочла бы, чтобы сейчас перед ней была не нить, а один из таких созданных наспех опасных клинков. Что угодно, только не нить – сияющая золотом и дрожащая на эфемерных ветрах, которые пригнали сюда корабли Ткачей вечность назад. Нить выжигала на темной коже Леды золотистые всполохи. И не было ножниц, чтобы с ней справиться.

Пальцы снова заныли – вспомнили, чем закончилась их последняя встреча с такой нитью. Она была опасна. Все, с чем работали в Цехе, было опасно: Леде повторяли это столько раз, что она слышала слово «опасность» чаще, чем собственное имя. Но это не остановило ее перед походом в Отражение под нижними ветвями, где, как говаривали на улицах, все было вверх тормашками. Там Леда узнала о нитях то, что не рассказывали наверху. Там она научилась смотреть на звезды. Там она научилась вскрывать. И там же она лишилась будущего. Там ее нашли – среди корней, в крови и слезах, и Леда не помнила этого, когда приходили мундиры, не помнила, когда допрашивали мастера, но теперь сцена врезалась ей в голову, словно копье. Ослепила, вернула к ощущению расплавленного металла на коже, к мягким волосам под пальцами, к запахам дерева, железа… и молний. Нити судьбы пахли, подобно молниям, и Леда не должна была этого помнить, но помнила.

Нить сверкала в тумане, будто еще одна застывшая молния, а у Леды не было ножниц. Не было даже неуклюжих перчаток с наклепками, которые лежали запертыми в подсобке вместе с Гобеленом Тысячи Причин, потому что с нитями судьбы никто не связывался. Никто, кроме глупой девчонки, которая стоила Цеховым башням мастера.

Леда прищурилась: на зубах все еще скрипел песок, в висках кололо, но она была почти уверена, что видела эту нить прежде. Чувствовала ее жар. Слышала еле уловимую тональность. Может, если она…

Невозможно, но туман вдруг стал еще холоднее, заколол кожу ледяными иглами, и Леда спешно выдохнула сквозь зубы, послав ворох песчинок в полет. По нити прошла дрожь: она изогнулась, словно хребет испуганного животного, и Леда почти готова была услышать крик. Но вокруг повисла тишина – еще плотнее тумана.

Нить замерцала и потухла. В горле Леды застрял вопль, который она не успела испустить лишь потому, что в тумане поднялась тень.

Леда не видела ее полностью – она и свою-то вытянутую руку с трудом различала, – но тень была большой. Хотя туман искажал расстояния, тень не могла быть никакой другой – Леде, которая возвышалась над большинством людей в своей жизни, пришлось поднять голову и затаить дыхание.

Почти все дети Инезаводи клялись, что видели в тумане тени великанов – далеко на горизонте, стоя на краю скалы, в шторм и ветер. Леда не была одной из таких детей; может, поэтому она и не рвалась верить в Ткачей. Может, поэтому она вообще не рвалась верить. И потому, что держала в руках нить судьбы. Она знала: из любой магической нити можно сделать что-то еще… и для этого не обязательно быть Ткачом.

Она не видела тени полностью, но одно поняла сразу: голос принадлежал не ей. Тень была не только громадной, она была совершенно нечеловеческой. Изогнутой, невозможной и…

Леда уже много лет не слышала резкого шороха поднятых парусов, но все равно узнала его, когда тень распахнула крылья. Голос замолк, и Леда не смела шевельнуться, не смела оторвать взгляд от чудовищной, подернутой туманом тени. Не смела даже вздохнуть. Может, она и в самом деле спала. Может, все это было очередным Цеховым испытанием – что-то про внутренние страхи, прошлое и поиск себя. Может…

Позади тени вспыхнул свет, и на мгновение Леда увидела тонкие мембраны, и темные когти, и…

– Помоги!

Голос раздался вдруг совсем близко – так близко, что Леда безошибочно определила, в какую сторону бежать.

Она замахнулась получше – руки протестующе вспыхнули – и выбросила шкатулку со стрекозиными крыльями куда-то влево, подальше от себя, и от голоса, и от света. Тень повернулась на звук, сверкнула крыльями и исчезла в тумане. А Леда бросилась вперед… и совсем не помнила, как ноги вынесли ее из мглы прямо к морю, над которым, утопая в дымке на изогнутом краю берега, пульсировал маяк.