Изгнанники Зеннона
- Автор: Алина Брюс
- Жанр: Героическая фантастика / Детская литература: прочее
- Дата выхода: 2023
Читать книгу "Изгнанники Зеннона"
Он был одет в копию школьной формы – только не серого, а темно-зеленого, болотного цвета и без посеребренных пуговиц. Увидев меня, он замер с потрясенным видом. Судя по всему, камердинер не предупредил его о гостях. Но когда Утешитель Йенар повернулся к Кинну, тот уже спрятал свои эмоции за маской вежливого удивления. Мне показалось, от Утешителя не скрылось, что наш визит застал Кинна врасплох, и это доставило ему определенное удовольствие.
– Кинн, мальчик мой, Советник Дан и госпожа Вира пожелали поздравить тебя с совершеннолетием.
После неловкой паузы Кинн поклонился дяде, который в свою очередь произнес официальное поздравление и вручил шкатулку с часами. Кинн принял ее с положенной по этикету благодарностью. Я изо всех сил старалась не смотреть ему в лицо.
Покончив с формальностями, дядя обратился к Утешителю Йенару:
– Как я слышал, Утешитель, у вас отличная коллекция антикварных карандашниц. Если позволите, я воспользуюсь этой редкой возможностью на нее взглянуть.
Утешитель вежливо улыбнулся, хотя взгляд его оставался пристально-холодным, словно он прекрасно понимал, что дядю интересуют совсем не карандашницы. Он показал рукой в сторону дверей, которые, очевидно, вели в кабинет:
– Прошу вас, Советник. Это доставит мне величайшее удовольствие. – Он посмотрел на меня, потом на Кинна. – Вероятно, госпоже Вире моя коллекция покажется не столь увлекательной. Кинн, будь добр, покажи гостье наше скромное жилище.
При этих словах дядя слегка нахмурился, но промолчал и вслед за Утешителем зашел в кабинет. Дверь закрылась, и мы с Кинном остались в гостиной вдвоем.
Неловкость между нами сгустилась настолько, что ее можно было разрезать и съесть. С каждой секундой мои щеки пылали всё больше и больше.
– Ладно… пойдем, – Кинн прошел к еще одним дверям, ведущим из гостиной, и остановился, пропуская меня вперед. Я пожалела, что не могу скрыть горящее лицо за шляпкой. Сам Кинн вблизи показался бледным. В глаза мне он не смотрел.
Мы заглянули в столовую, потом через гостиную вышли в коридор, который одновременно служил картинной галереей – здесь висели портреты всех Первых Утешителей. Кинн рассказывал обо всем кратко и сухо, точь-в-точь как когда-то дядя – Бернелам. Стеклянная дверь из коридора вела на небольшую террасу и в сад. Справа от нее на второй этаж поднималась просторная лестница, и Кинн провел меня наверх. Несколько раз я пыталась с ним заговорить, но, натыкаясь на закрытое, словно чужое лицо Кинна, вновь умолкала.
На втором этаже, миновав дверь в спальню Утешителя, мы оказались в коридоре, который украшали гобелены с историческими сценами и всевозможные фарфоровые и хрустальные статуэтки. Наконец, дойдя до середины коридора, Кинн распахнул массивные деревянные двери.
– Библиотека.
Помещение было залито мягким светом, который отражался от корешков книг, занимавших всё свободное пространство вдоль стен. Запах кожи и бумаги смешивался с едва уловимым ароматом лимонника, хотя цветов нигде не было видно. У широкого окна разместились два стола, еще один стол вытянулся посередине – над ним нависли искусно сделанные светильники.
Как и остальной дом, библиотека дышала уютом и удобством, но всё же чего-то не хватало. Я прошлась мимо стеллажей с книгами, тронула шершавое голубое сукно на длинном столе, всё время ощущая на себе взгляд Кинна. И тут я поняла.
Во всем доме не было ни единого его следа – ни оставленной на столе книги с закладкой, ни небрежно брошенных на комод перчаток, ни забытой игры в ровинсоль, которой увлекались почти все наши одноклассники. Словно Утешитель жил в доме один. От осознания этого мне стало еще тяжелее, и я с трудом произнесла:
– Тебя не было на наших занятиях в библиотеке.
Я постаралась сохранить легкий тон, без нажима, но по лицу Кинна словно пробежала тень, и он с неохотой ответил:
– Да, я был занят.
Я промолчала, сделав вид, что рассматриваю книги. Кинн вновь заговорил, и впервые в его голосе прозвучал отголосок волнения:
– Если честно, я уже закончил со своей частью. Так что…
В первую секунду его слова меня поразили. Наверное, я ослышалась. Я заставила себя обернуться к нему с удивленным лицом:
– Уже? А я никак не могу разобраться с их двойными отрицаниями.
Кинн посмотрел на шкатулку с часами, которую неловко держал в руке, и подошел к столу у окна, где лежала бумага и стояли в костяной подставке карандаши. Немного подумав, он что-то написал на листке бумаги, потом протянул его мне.
– Вот, думаю, это поможет.
Я нерешительно взяла записку и, увидев названия двух незнакомых книг, почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Значит, Кинн больше не собирается приходить в библиотеку.
Тихо, чтобы меня не выдала дрожь в голосе, я спросила:
– Разве мы не должны работать над этим вместе?
Я не рискнула поднять голову от бумаги, не рискнула посмотреть Кинну прямо в глаза.
Когда он наконец ответил, его голос был холодным и отстраненным:
– Думаю, теперь ты справишься сама.
Я кивнула, медленно убрала записку в карман и спросила каким-то чужим, спокойным голосом:
– Мне что-то душно. Скажи, пожалуйста, где у вас можно умыться?
– Налево и прямо до самого конца.
Я развернулась, не дожидаясь, пока Кинн скажет что-нибудь еще, решительно вышла из библиотеки и двинулась по коридору. За дверью в конце коридора скрывалась лестничная площадка, на которую выходило еще две двери. Я прошла в ванную комнату и, закрыв за собой дверь, прислонилась к ней спиной и беззвучно заплакала.
А чего я, собственно, ожидала? Что Кинн повинится в том, что игнорировал меня весь последний месяц, попросит прощения и пообещает вернуться к занятиям в библиотеке? Кто мы друг другу такие, чтобы я на это рассчитывала?
Как утопающая, я схватилась за браслет и прикусила губу, стараясь сдержать рыдания.
Разве Кинн давал мне повод для подобных ожиданий? Разве когда-то открывался мне? Разве пускал в свою жизнь? Нет. Это я имела неосторожность показать свою уязвимость и от этого возомнила, что нас связывают дружеские отношения. Наивная дурочка.
Видел бы кто-нибудь, как гордая Вира Линд плачет в чужой уборной над несостоявшейся дружбой!..
Глубоко вздохнув, я подошла к раковине и умылась холодной водой. Посмотрев на себя в зеркало, стерла жалкое, побитое выражение с лица. Пора прийти в себя.
В этот момент дверь в уборную открылась.
Служанка со стопкой полотенец уже шагнула внутрь, когда вдруг увидела меня. Ее бесцветные брови взлетели вверх, рот приоткрылся.
– Госпожа… я…
Зайди она чуть раньше, она застала бы меня в слезах. Но теперь я смотрела на нее с холодным недоумением, гордо расправив плечи.
Служанка обернулась к двери и растерянно забормотала:
– Простите, я думала… Нирронный замок… Думала, тут никого…
Во рту у меня мгновенно пересохло. Одно время нирронные замки были очень популярны, но у нас в доме их по понятной причине не ставили. Такие замки часто устанавливали на дверях в уборные, спальни и другие помещения. Человек, заходя внутрь, брался за ручку и пробуждал ниррон. Если следом хотел зайти кто-то другой, то пробужденный камень вызывал в ладони легкое покалывание, давая понять, что здесь занято. Покидая помещение, ниррон усыпляли до следующего раза.
Конечно же, я не могла пробудить ниррон. Я была в таком состоянии, что вообще не обратила на ручку внимания. И почему нельзя было обойтись обычным замком?
Мне вспомнилось дядино предупреждение: «Помни о том, кто ты. Особенно в этом доме». Как никогда остро я осознала, что мне грозит разоблачение в доме Утешителя Йенара – судя по всему, последнего человека, кому дядя хотел бы открыть мою тайну.
Я взглянула на сконфуженную служанку и решительно шагнула к ней, стараясь говорить приветливо, но твердо:
– Я понимаю, у вас много работы. Вы ошиблись, так бывает. Обещаю, что никому ничего не скажу.
Служанка подняла на меня бледно-серые глаза, в которых растерянность уступила место страху. Разумеется, теперь она скорее поверит в собственную ошибку, чем тому, что госпожа ей лжет. Она положила полотенца на этажерку у двери, глубоко поклонилась и пролепетала:
– Простите, госпожа. Надеюсь на ваше снисхождение.
Еще раз поклонившись, служанка быстро вышла, и с лестницы донеслись ее торопливые шаги.
Я глубоко выдохнула. Теперь бедная женщина будет переживать и винить во всем себя – и всё из-за моей невнимательности. Взявшись за ручку двери, я заметила, что меня трясет. Надеюсь, дядя уже закончил. Пора уходить из этого дома.
Покинув уборную, я собиралась вернуться в библиотеку, когда дверь справа, напротив лестницы, со щелчком приоткрылась.
Я напряглась, ожидая, что оттуда кто-то выйдет. Но никто так и не появился. Подойдя ближе, я почувствовала сквозняк. Видимо, в комнате было открыто окно, поэтому дверь и распахнулась.
Я хотела пройти мимо, но сквозь дверную щель заметила вдруг на стене карту – огромную, во всю стену – и застыла. Карты никогда не давали мне покоя. Я могла часами разглядывать их в дядиной библиотеке, рассматривать в учебниках, изучать в Музее. Но раньше мне не встречалось ничего подобного.
Движимая чистым любопытством, совершенно позабыв о приличиях и всем прочем, я шагнула в комнату. Одно из окон действительно было открыто, но мои глаза видели только карту. Она была невероятно детально прорисована. Даже в Музее Зеннона не нашлось такой.
Я замерла, завороженная тем, как художник изобразил Серру. Я словно парила, как птица, над ее голубыми реками и озерами, зелеными лесами и холмами, беловатыми Серебристыми горами, темно-зелеными низинами, цветными узорами городов, темно-синими морями Сестер, серо-зеленым поясом островов и за ним – черными волнами Штормовых морей.
– Что ты здесь делаешь?
Я вскрикнула и прижала руку к груди. В дверном проеме, нахмурившись, стоял Кинн.
Мое сердце колотилось как бешеное, и я едва вымолвила:
– Дверь открылась от сквозняка… Я увидела карту, не смогла удержаться. Никогда такой не видела…
Кинн не сводил с меня настороженного взгляда:
– Это моя карта. И моя комната.
– Твоя… – Я оглянулась, увидела на двери гардероба школьную форму Кинна, стол, заваленный учебниками, кровать в нише – и отчаянно покраснела. От стыда мне захотелось провалиться сквозь землю или хотя бы на первый этаж, но Кинн преградил выход и, кажется, не собирался приходить на помощь в этом мучительном положении.
Не в силах смотреть на него, я повернулась к карте и затараторила, что было мне совершенно не свойственно:
– Это изумительная карта! Мне казалось, я уже их все изучила – и в Музее, и дома, и в школе, – но такой точно никогда не видела. Откуда она у тебя?
Кинн наконец соизволил подойти ближе.
– Ее нарисовал мой отец.
В его тихом голосе я услышала нотки и гордости, и печали. Настоящий голос Кинна – я затаила дыхание, боясь спугнуть это мгновение.
Он больше ничего не добавил, и я решилась:
– Это потрясающая карта, живая… Столько деталей… Видно, с какой любовью ее рисовали.
Кинн вздохнул и сказал:
– Отец был настоящим альвионцем, любил путешествовать. Везде побывал. Однажды он так увлекся изучением береговой линии Южных островов, что его едва не унесло в Штормовые моря. Потом он всем рассказывал, что это были происки немор.