Колдун и Ведьма

Глава III.Разбирательства

— Бри…

Я пытаюсь ещё что-то сказать, но тут она со всей решительностью устремляется ко мне, размахивается и со звоном влепляет мне пощёчину, да такую, что голову наполняет звон, а в глазах темнеет. И сразу же — вторую.

— Изменщик! Блудодей поганый! На кого позарился — на змеюку!.. Извращенец!..

Заклятье моё отвоёвывает у паралича мускул за мускулом.

Лицо, однако, горит и голова кружится — ручка у Бри, как оказалось, тяжёленькая.

Гнев вырывается на поверхность. Бри пришла мне на помощь, но бить себя по лицу я не позволю никому. Даже Бри. И особенно Бри.

— Кобель! Козёл-трахолюб! Ишь, чего удумал — чуть я отвернусь, уже с кем-то!..

Тут Бри вновь использует такое словечко, что я раньше слыхал только от изрядно поднабравшихся морячков.

И замахивается вновь.

Нет, милая. Хлестать меня по физиономии ты не будешь.

Ярость вспыхивает, растекаясь жгучим огнём по жилам.

Я перехватываю руку Бри в воздухе, сжимаю ей запястье.

— Уймись, слышишь?!

Однако Бри очень ловко вырывается, быстро, умело. Кто-то явно учил её высвобождаться из простого захвата.

И замахивается вновь.

Ну уж нет!..

Все мускулы мои словно обратились в сплошную боль, но я-таки соскальзываю со стола, шатнувшись навстречу Бри. Отталкиваю её, но аккуратно.

— Успокойся!.. Это же ламия, не понимаешь, что ли?!

— То-то у тебя на змеюку эту до сих пор колом стоит! — выплёвывает Бри. — Ты к ней заявился, у вас тут сговорено всё было!

— Дура! — срываюсь я. — Какое «сговорено»?! Сговорено мне помереть? Думай хоть чуток!.. И потом — тебе почему-то с эльфами можно месяцами в постельке кувыркаться, а мне, значит, нет?!

— Это другое, понимать надо! — огрызается Бри. — Это любовь! А у тебя со змеюкой что? Похоть! Козёл ты трахливый!..

Вместо «трахливый» она, само собой, использует иное словечко.

— Любовь?! А мне, значит, любви не положено?!

— С гадюкой этой?! — демонически хохочет Бри, упирая руки в боки.

— Не твоё дело, с кем! Ты меня не спрашивала, когда с эльфиком своим закрутила! Типа как нужен Иван, так приду, а как нет — пусть убирается куда подалее, у Бри, видите ли, любовь! Любовь-морковь у неё!.. А Иван пусть как хочет обходится, чего про него думать!.. Нужно ж только так, чтобы тебе удобно было, да, Бри, дорогая?..

Кажется, она несколько теряется от моего напора.

Нет, это мне и впрямь кажется.

Никогда не пытайтесь что-то доказать девушке посредством презренной логики.

— Ты… ты… ты не мог с ней!

Бри красна, как помидор, мы с ней оба тяжело дышим, она нервно облизывает губы.

Меня разбирает злость.

— Ещё раз — тебе с эльфом можно, потому что «любовь». А со мной? Со мной у тебя как? Просто так? Время провести?.. Меня ламия отравила, так я теперь и козёл, и всё такое прочее?

— Я тебе верила! — ни к селу ни к городу сообщает Бри, топая ногой, — так, словно и впрямь застала меня с какой-нибудь своей подружкой, Линдой, например. Вопрос о том, «как у неё со мной», ведьма благополучно игнорирует.

— И как же я тебя обманул? — Тьфу, никчёмные это слова. Доводы и аргументы тут не работают. — Что, по-твоему, я должен был делать?!

— Не знаю! — вопит Бри. — Ты колдун! Должен был что-то сделать!

— Что?! Что именно?! — Больше всего мне сейчас хочется отвесить ей такого хорошего, полноценного шлепка по заду, чтобы пришла бы в чувство. Но эти мысли я старательно подавляю.

— Не зна-а-а-а-ю-у! — визжит она. И вновь начинает, давясь от ярости: — Ты, ты, ты… — далее следует поток виртуозных ругательств, где только научилась?

Что-то во мне щёлкает, срывается, лопается. И прежде, чем Бри успевает опомниться, я и в самом деле отпускаю ей тот самый шлепок пониже спины.

— Ай!

Я хватаю Бри за плечи, разворачиваю к себе, целую — грубо, резко, что есть сил прижимая к себе.

— Пус-сти! — Она пытается вывернуться, но я только держу её крепче. Паралич ламии исчезает, кровь моя кипит. Мысли путаются, я всё теснее прижимаю Бри к себе; и моя ведьма тоже как-то перестаёт отбиваться, а глядит прямо на меня странно расширившимися глазищами, что, пожалуй, поспорили бы сейчас с фиалковыми очами ламии.

И кто знает, чем бы у нас всё это закончилось, но Бри вдруг тихонько говорит, не вырываясь и не отпихиваясь:

— Давай не будем… пожалуйста…

Отпустить её сейчас — мука мученическая, всё во мне требует одного — прижать её ещё крепче, слиться с ней, и пусть весь мир вокруг исчезает, коль хочет.

Иногда «нет» значит «да», и наоборот, но сейчас это именно «нет». Или я ошибаюсь?

Бри стоит, уронив руки и, кажется, опять начинает плакать.

Я неловко привожу себя в порядок. Потом осторожно обнимаю её за плечи.

— Мне не надо было останавливаться? Да?

— Да… — еле слышно выдыхает она. И обнимает меня.

Но момент упущен, и сейчас это будет уже… не тем.

Бри отодвигается, стараясь, чтобы не получилось резко и обидно.

— Не сердишься?

— Несколько сержусь. Чего ты начала-то?..

— Ой, всё!.. — И тотчас меняет тему: — Мы же пойдём искать дальше? Да?

— Пойдём. А ты драться не будешь больше?

— А ты не трахайся со змеюками всякими!

— Демоны, Бри!.. Который раз тебе говорю…

— Я это уже слышала! — Бри задирает нос. Не оставить за собой последнее слово она просто не в силах. — Ещё раз попробуешь — проклятье наложу! Чтобы причиндал твой сделался бы размером, хи-хи, с горошину!

— А когда ты заглянешь на огонёк, — я стараюсь оставаться невозмутимым, — то сама и пожалеешь. О размере с горошину. У ведьм ведь всегда было плоховато со съёмом собственных проклятий, верно? Линду придётся звать, да, дорогая?

При упоминании подруги Бри рычит.

— Не вспоминай эту… эту… Она давно тебе глазки строит, я знаю!

Подружки, чего уж там.

— Пойдём, пока ламия не вернулась. Предварительно яда накопив. Знаешь, что эта порода с девушками делает, когда те попадаются?

— Да, пойдём, — как-то очень быстро и деловито соглашается Бри. Видать, и в самом деле знает.

Мы выбираемся из пещеры. Нужно отыскать моё снаряжение, без него дальше никак, тем более что серое осеннее небо грозит вот-вот пролиться дождём.

Вечер мы встречаем в глубоком овраге, возведя на скорую руку шалаш. Горы заметно приблизились, река Паутинка и логово ламии остались далеко позади. Летели мы молча, разговор не получался. Вроде и помирились, а всё равно — снова стали дуться друг на друга и злиться. Бри спиной изображала равнодушие, я грудью — достойное спокойствие (ну, или мне хотелось бы так думать).

Следа избушки по-прежнему не обнаруживалось.

Здесь, к югу от Паучьего леса, где поднималась первая волна холмов, знаменуя начало предгорий, шарилось немало лихого народа. Люди и нелюди, шайки, ватаги и дружины. Купеческие караваны старались обходить эти места стороной, но с запада двигались поселенцы, кому становилось тесно в старых перенаселённых городах, так что добыча всё равно сыскивалась.

Огня мы не разводили. Я вычертил круг Жара, и мы сидели, бездумно наслаждаясь теплом.

Руна огня в середине, над ней поднимаются призрачные языки пламени.

Бри молчит и, кажется, до сих пор обижается.

Начинается дождь, ведьмочка придвигает к себе поближе усталое помело.

— На меня капает! — заявляет Бри капризно.

Ничего капать на неё не должно, я наложил отталкивающее воду заклятие, но, как говорится, Бри такая Бри.

— И вообще, куда мы тащимся? Я устала, я вся грязная, на чулке дырка! — объявляет она с детской непосредственностью. — Может, скажешь наконец?

Поскольку я об этом уже говорил — мол, к Чёрной горе, то, надо полагать, так она даёт понять, что, хотя я ещё и не прощён до конца, но, во всяком случае, могу этого прощения добиться, если постараюсь.

Но я не хочу стараться. Я тоже обижаюсь, хотя не показываю. Колдуны не дуются, во всяком случае, избегают обид. Не всегда получается, однако.

— Ни одна капля на тебя не упала, Бри. Скажи лучше, как ты думаешь, что твоя бабушка могла привезти с войны? Или… кого?

— Опять ты за своё? Не придумывай глупости! Ничего она не могла привезти!

— Хорошо, не могла. Хотя лучше бы привезла.

— Это ещё почему?!

— Потому что это хорошо бы объясняло твоего эльфика.

Не люблю эльфов, да.

— Как же это?

Пожимаю плечами.

— Узнал, что твоя ба оставила под половицами или за печкой что-то ценное из военной добычи. Тамошние упыри, кому наши тогда хвосты накрутили и копыта с рогами пообломали, дорого платят за «возвращение артефактов». Эльфику заплатили, он тебя, гм, соблазнил, втёрся в доверие…

— Нет! — возмущается Бри. — Он, он не втирался!.. Всё было всамделишное!..

— А у эльфиков всё так и бывает, всамделишное. Ему даже притворяться не требовалось. Почему их на такие дела и нанимают.

Глаза у Бри вдруг наполняются слезами.

— То есть… он меня по-настоящему любит… и угнал Манюню? Всё равно угнал?

— Ага, страдал, плакал, но всё равно угнал.

Однако Бри сарказма не замечает. Проклятье, она что, и в самом деле втюрилась к этого остроухого? Я имею в виду, серьёзно втюрилась?

— А избушка ему для чего тогда? Ну, вытащил бы то, за чем пришёл!..

— Может, не знал, где. Ты же вот не знаешь. Может, найти не смог. Кто их поймёт, эльфиков?.. Но показалось ему, что Манюню проще угнать, а потом по брёвнышку разделать…

Тут Бри начинает реветь в голос.

— Ра-а-аздела-а-ать?! Иван, помоги-и!.. И-и-и!..

Слёзы в три ручья.

— А с эльфиками путаться не станешь?

— Не ста-а-ану-у!.. Только давай Манюню спасём!

— Спасём, — твёрдо отвечаю я, хотя в полной мере таковой уверенности не ощущаю.

Просто это и впрямь проще всего, если избушку на курьих ножках угнали охотники за артефактами. Их-то мы нагоним… Хотя всё равно не понимаю, каким образом эльфик заставил Манюню летать.

Вот потому-то и думаю я, что совсем это был не эльф.

Но не люблю я их по-прежнему.

И потому мы с Бри держим путь на юг, ко взморью, к Чёрной Горе, той самой, где пропадают ведьмы…

— А может, они её уже разобрали! — пугается Бри.

— Нет. Тебя три дня дома не было, могли бы — на месте бы всё сделали.

— А Рашпиль-то, Рашпиль куда глядел! — Бри сжимает кулачки. — Не зря он его всё время кормил!..

— Кто кого кормил-то?..

— Ирвессе — Рашпиля!.. Да ещё и приговаривал, мол, кушай котик, кушай, котик хорошо кушать должен!..

Рашпиль, надо сказать, у Бри упитанностью не отличался. По её мнению, фамильяру полнота была противопоказана.

— Хм. Может, задобрить хотел, внимание отвлечь. А может, когда угонял, подсунул лакомство с… сама понимаешь, с чем.

Бри прижимает ладошки к щекам, глядит на меня с ужасом.

— Он… Рашпиля… отравил?

— Ну что ты говоришь, фамильяра так просто не отравить, сама ведь знаешь!

— А… что ж тогда?

— Отравить нельзя. Но можно сбить с толку, обмануть, затуманить взор. Требуется высокое искусство. Мало таких, кто способен на подобное; почему я и пытаю тебя, не привезла ли бабушка с войны чего-то… интересного?

Бедная Бри только трясёт головой. Она ничего не знает. Похоже, и в самом деле ничего. Бабушка, видать, понимала, насколько легкомысленна у неё внучка.