Хронум. Книга I

Глава 1

Носок элегантной черной туфли, начищенной до зеркального блеска, жестко давил шею моего казначея.

— Лев Константинович, не делайте этого! Лев, кха-кха!

Воловьи глаза казначея, обычно ничего не выражающие, сейчас были наполнены страхом.

— Брат, — я не глядя протянул руку.

В ней тут же оказалась увесистая папка.

— Вот, Лев, здесь весь компромат на ублюдка.

Пару месяцев назад я отдал приказ скваду установить круглосуточную слежку за своими людьми. Под колпак попали близкие друзья, родственники и все, кто имел отношение к нашей бизнес-империи.

Из двадцати четырех названных мною имен, отличился Иван Дмитриевич Вертецкий, близкий друг почившего в бозе отца, а также являвшийся казначеем семьи.

— Ахматовы не прощают предательства. Вы должны были помнить это, Иван Дмитрич, когда запускали свои грязные ручонки в казну.

— Так говорил ваш отец. Я знаю, Лев Константинович, кха-кха… Но я ни в чем не виноват! Не виноват, слышите⁈ Наверное, здесь ошибка!

Неудобно листать папку с отчетом и одновременно курить.

Едкий табачный дым попал мне в прищуренный глаз, и я, особо не церемонясь, впечатал окурок в заплывшую жиром щеку предателя.

— А-ааа! Су-у-ука! — Вертецкий начал было уже ругаться матом, но я сдавил шею сильнее.

— Кха-кха-кха…

В комнате явно стал чувствоваться запах свежей мочи. Такой знакомый и, как бы это ни звучало странно, до боли близкий мне.

— Та-а-ак… Что тут у нас? — я одну за одной доставал из папки фотографии и бросал их предателю в лицо. — Вилла на испанском побережьи. Яхта. Шлюхи. Шлюхи. Еще шлюхи. Хм, интересно, а это что за птица?

Глава сквада, он же мой близкий друг, взял заинтересовавшую меня фотографию в руки и сразу же пояснил:

— Вацлав Станишевский, польский политик, бизнесмен. По сути, мелкая рыбешка.

— Если мелкая, то для чего здесь?

— Лёва, кхм… Лев Константинович, (на людях Денис старался называть меня по имени-отчеству), через личный фонд Станишевского наш казначей совершал левые транзакции и переводил деньги за границу.

Я забрал фотографию обратно и полоснул острой кромкой по щеке казначея.

— А-ааа! Тварь! Гребаный палач! Гори ты в аду и все твое сучье племя!

Вертецкий попытался смачно плюнуть в меня, но ему не дали этого сделать, разворотив челюсть четким, выверенным ударом ноги. Вертецкий вырубился, а я укоризненно посмотрел на брата.

— Что? — брат невозмутимо вытирал кровь со своих туфель белоснежным носовым платком.

— Ничего. Приведите его в чувство. Я еще не закончил.

Боец сквада в тяжелой армейской разгрузке, достал из аптечки нашатырный спирт и сунул под нос предателю. Вертецкий мгновенно открыл глаза и закашлял, выплевывая сгустки крови.

Что-то еще пытался сказать, но напрочь выбитая челюсть не позволяла ему этого сделать.

— Ахматов мертв — Вертецкий весел. Из хлева он ворует скот. Про ломоту старческих чресел, забыл наш мертвый идиот.

Это был призыв к действию.

Я встал, отряхнулся и, не обращая внимания на хлюпающие звуки за спиной, пошел к гостям, что собрались по поводу моего «чудесного» воскрешения.

— За моего брата!

— За Ахматова!

— За гениального стратега нашего времени!

Зал наполнился звоном бокалов, предвещавшим нам долгую и веселую ночь.

Несмотря на бурную ночь, проснулся я как обычно: ровно в шесть тридцать по местному времени. Откинув в сторону махровый плед с барышни, что делила со мной ложе, и закурив сигарету, оценил вид прелестей, открывшихся мне. Внизу живота сладко заныло, но получить удовольствие с еще сонной девушкой мне не посчастливилось: раздался стук в дверь.

— Нонна Владленовна… — в сердцах выругался на свою дражайшую тетушку, что каждый день в одно и то же время отправляла мне завтрак в постель. Нет, я был рад вновь окунуться в свой пасторальный мир после двухмесячного странствия по американскому континенту, но сегодня завтрак был совсем некстати.

Наспех прикрыв свои гениталии тряпочкой, позволил внести еду и, неожиданно для себя, расплылся в широкой улыбке: поднос с завтраком принесла красавица Катя, внучка моей любимой тетушки.

Яркая шатенка с большими янтарными глазами бросила короткий взгляд на бесстыже оголенную задницу моей спутницы, поджала губки и уверенно шагнула к кровати.

— Все как вы любите, Лев Константинович. Наслаждайтесь завтраком.

Резко развернулась и пошла прочь.

— Рад тебя видеть, Екатерина.

На секунду она застыла в дверном проеме и дерзко заявила:

— А я нет!

Хлопнула дверью с такой силой, что замок рассыпался вдребезги, и даже штукатурка слегка осыпалась.

Потушив окурок в пепельнице, пристроился к аппетитной попке сзади и вошел в ее тугую щель. Завтрак подождет…

Я думаю, некоторые моменты моей жизни требуют пояснения…

Мне двадцать восемь лет. Для близких я Лев Константинович, Лёва, или претенциозно — Лео. Для остальных, в основном недругов и завистников, — мясник, палач. Для натур более впечатлительных — дьявол в человеческом образе.

Я одаренный, что в этом мире совсем не редкость. Большинство людей считают мой дар бесполезным, не имеющим потенциала в развитии. Некоторые (их мало) им восторгаются. А кто-то вообще не подозревает о существовании моего дара, ведь он очень редок. По крайней мере, я не встречал еще в своей жизни второго хронума. Но все сходились в одном: с Ахматовым нужно дружить, иначе «бесполезный» (по мнению большинства) дар управления временем будет использован против них.

Несколько лет назад умер наш горячо любимый отец, после чего дело всей его жизни перешло в наши с Олегом руки. Нам достались пашни в Ростовской области, с дюжину старых комбайнов и несколько десятков простых работяг.

Череда благоприятствующих нашему делу событий (рекордный урожай, повышение мировых цен на зерновые, а также «случайные» смерти конкурентов) вывели нас в столицу, где Ахматовых вначале душили, а когда поняли, что это не просто, начали с ними считаться. Это, конечно же, вызвало волну негодования в кругах аристо, монополизировавших рынки столицы, но нам было плевать — мы шли напролом.

Сейчас в нашем распоряжении имелось около двадцати тысяч гектар пахотных земель, морской порт в Кёнигсберге, табачный завод, выпускающий достаточно качественный табак (вполне конкурентоспособный), и еще десятки мелких заводиков, производящих буквально всё: от выпечки хлеба, до автомобильной продукции. К слову сказать, автомобили — моя страсть и слабость.

Но самый прибыльный бизнес, на удивление, удалось наладить в столице: это разветвленная сеть публичных домов. На алтарь победы (если захват рынка «горячих» услуг можно было назвать этим словом) легли многие горячие головы аристо столицы. К вящему удовольствию семьи, бизнес приносил не только деньги… Здесь можно было, при желании, собрать компромат на кого угодно.

Все вышеупомянутое вскоре должно было сыграть свою роль в переходе ко второй фазе развития личности: я должен был занять место в нижней палате представителей парламента. Но что-то пошло не так… Что-то сильно пошло не так! Мною всерьез заинтересовались на самом верху. Я мог только догадываться, кто за всем стоял.

Два месяца назад я умер. Fac-credo, конечно же. А чтобы у окружающих не возникло сомнений, мне пришлось впасть в состояние анабиоза, использовав яд маленькой африканской лягушки гинко.

Так я преследовал две цели. Первая: отработать стресс-сценарий на случай смерти главы бизнес-империи, то есть меня, выявить крыс и избавиться от них, вторая — пока все будут думать, что Ахматов мертв, под шумок организовать экспедицию в город Теночтитлан, древний оплот Майя. Но об этом чуть позже.

Как одаренный человек не смог справиться с распространением яда в крови?

Ответ прост: он же хронум — жалкое подобие сильных мира сего. Ну это я, конечно, иронизирую.

Эту версию легко подхватили в СМИ. Заголовки пестрели: «Наркобарон Ахматов покинул бренный мир», «Владелец известных публичных домов столицы отравлен ядом». Но были и более злопыхательные: «Ахматов сдулся — его империи пришел конец».