Шут, Маг, Цирк и его душа

* * *

Воспоминания… Чаще всего они приходили незадолго до сна. Выползали мороком, заставляя снова и снова проживать тот час.

— Ты только не думай, что я тебя разлюбила, что бросаю вас с дочкой.

Анастасия немного дрожала, будто от холодного ветра. Но Виктор понимал — этот холод у неё внутри. Что-то чужое, злобное поселилось под сердцем и глодало, истязало и терзало его жену.

— Я не думаю, — говорил он, а губы почти не слушались. — Нет. Не думаю.

— Мне нужно уехать. С ним, — Настя отвела взгляд. — Я знаю, что нужно. И ты не думай, у нас ничего не было. Люди скажут всякое, Витя.

Он знал, что она не лгала, и слышал уже, что говорят люди. Голова кружилась от всего этого, точно он не держал сейчас Настю за руку, а стоял на самой вершине какой-то башни, продуваемой всеми ветрами. И вот-вот мог упасть.

— Я должна, — повторила она упрямо. — Это странно звучит, знаю, но иначе случится несчастье. Какое-то очень большое несчастье, понимаешь?

Виктор только крепче сплёл с ней пальцы. Он пытался не замечать собранного чемодана, не задумываться, куда и с кем сейчас хочет уехать его жена, но взгляд нет-нет, а падал на блестящие, ещё не застёгнутые замки, из-за которых казалось, что у жёлтого чемодана есть лицо, обиженная морда.

Ещё вчера в этом чемодане лежали детские вещички Ксении.

— Я понимаю, Настенька, — прошептал он.

Он не понимал. Тогда. Понимание пришло много позже, может быть, через несколько лет. Оно было ужасающим, оно было беспощадным. Виктор так и не сумел объяснить Ксении, как и почему расстался с Анастасией, и она нахваталась слухов от других людей, а чужие не скажут добра и не знают правды.

— И не плачь по мне. Слышишь? — она коснулась прохладными губами его виска. Виктор с силой обнял её, шепча имя, лаская волосы, поглаживая по спине. Он слишком ясно чувствовал — это последний раз, что бы ни обещала Настя, а это их последнее объятие.

Потом жена подхватила чемодан и выскочила за дверь. Они не сказали друг другу «Прощай»…

Застарелая боль сплеталась с новой. Виктору казалось, что он не выполнил данное жене обещание, не сумел заботиться о дочери, как следует. Страшная вина, которую вряд ли бы кто понял, мучила его изо дня в день.

Ксения придумала историю матери сама, и в ней было слишком много несоответствий, слишком много странных фантазий, чуждых Виктору. И в этом он тоже обвинял себя. Был ли хоть один шанс, хоть одна возможность нащупать связь с дочкой? Виктор терялся в догадках, но всё ещё верил.