Бесобой. Художественный роман

— Ты сейчас скажешь, что это тоже магия? Как с солью?

— Ты как догадался?

— А ты умную рожу скорчил. Она у тебя такой бывает, только когда ты про магию рассказываешь.

— Имя, Данила, это в магии самое главное. Имя, название. Ты же сам знаешь, зачем меня приставили к тебе. Потому что я — лазутчик, я знаю Ад как свои пять когтистых пальцев. И в лицо знаю всех, кто там обитает. Если поднапрячься, то вспомню любого демона. Но главное — я помню их имена. У меня тут, — чертёнок постучал по своей черепушке, — целая картотека. А зная имя, можно вывести на чистую воду даже самого коварного обманщика. Печати, заклинания, прочая пиротехника — это, конечно, здорово, но это не главное. Главное — имена, названия, формулировки. Немудрено, что демоны несут с собой названия, которые кажутся им своими. Они думают, что так делают грань, разделяющую наши миры, тоньше. И тащат частички Ада сюда, с собой.

— Так это значит, что нужно избавляться от адских названий? — подытожил Данила.

— Я тебя сегодня, кажется, перехвалил. Бороться со словами — это глупости. Наоборот, нужно знать как можно больше слов, понимать как можно больше имён. Тогда ты будешь сильным не только у себя дома, но и везде, куда тебя судьба занесёт. А чужие слова на самом деле ничего не истончают. Наоборот, они переплетают миры. Знаешь притчу про прут и пучок?

— Один прутик легко сломать, а если собрать их в пучок — то почти невозможно.

— Вот именно.

— Сложно это всё, Шмыг.

— А то! Думаешь, я в этом разбираюсь? Нет, просто вру уверенно.

— Поехали лучше в этот клуб «Семь Грехов», найдём там дядю Сашу и заставим его рассказать нам про «Врата Ада».

— Поехали. Только попозже.

— А чего тянуть-то? — не понял Данила.

— А того. Клуб ночной, а время — час дня, — со знанием дела заметил Шмыг.

Дома Данила составил более-менее приличное досье на этого Зеленина. Тип оказался любопытный. В девяностые был обычным бандитом. Сначала в одну подмосковную ОПГ входил. Потом, когда ту почти в полном составе перестреляли, каким-то чудом оказался в другой. Даже тогда, когда его бывшие подельники всеми силами стремились легализоваться, обзавестись каким-нибудь чистым бизнесом, Зеленин вымогал, крышевал и запугивал, оставаясь реликтом прошедшего десятилетия. А потом с ним произошла какая-то резкая перемена. Пару лет назад у него откуда-то начала появляться дорогая недвижимость и завелись активы, помимо славы кровожадного бандита, который умеет и, главное, любит пытать людей.

После этой метаморфозы Зеленин быстро влился в мир больших серьёзных денег. В сети без труда находились его фотографии с важными чиновниками и крупными банкирами. И никого почему-то не смущал тот факт, что ещё недавно Зеленин, которого все называли просто «дядей Сашей», был полнейшим отморозком. Самое любопытное — эту подробность даже журналисты особо не смаковали. Ну, то есть о бурном прошлом Зеленина писали, конечно, но в статьях образ дяди Саши выходил скорее положительный. Мол, был злодей, а как-то перековался, смог сделаться приличным человеком. Вот только Данила никак не мог углядеть в дяде Саше приличного человека. Он разглядывал фотки Зеленина из Интернета: тяжёлый подбородок, чёрная борода, почти на всех снимках какой-то зверский оскал. Даже на новых, сделанных тогда, когда бывший урка стал считаться крупным бизнесменом, Зеленин казался чудовищем, наряженным в дорогой костюм для смеху.

— Шмыг, ваши же могли урку в олигарха за пару лет превратить?

— Я не специалист, конечно, но мне всегда казалось, что из урки в олигарха — это естественный путь развития. Как из Пикачу в Райчу. Но вообще могли. Это ты про этого дядю Сашу?

— Ага. Мне кажется, что это наш клиент. А даже если и нет… Перекроем канал поставок дури, от которой у людей мозги наперекосяк. Уже неплохо.

— «Неплохо», Данила, в Часы не засыпешь.

— Если окажется, что демоны тут ни при чём, завтра пойдём улицы патрулировать. Но мне отчего-то кажется, что мы сегодня песка на месяц вперёд насобираем. Надо мешков взять побольше…

«Издревле Ад связывали с огнём. В этом, разумеется, содержится логическая ошибка. Огонь, то есть сам процесс горения, это не что иное, как сама жизнь. Ад же, если понимать его как посмертие, должен состоять из пепла и золы, из продуктов горения, остающихся после того как костёр жизни потух.

Ад населяют фигуры, сотканные из пепла. Собрание адских обитателей, доведись одному из нас увидеть его, напомнило бы множество вырезанных из чёрной бумаги силуэтов, брошенных хаотично один на другой. Это была бы чернота, но чернота не монолитная, а словно бы раз-бегающаяся множеством суетливых смоляных пятен.

Дома в Аду, если они и существуют, сложены из угольев, а едкий дым в тех местах служит ту же службу, что и чистый воздух в краях, населённых такими, как ты и я, если ты, читатель, одного со мной рода. (В противном же случае я, сам того не зная, достиг славы, о которой не смел и мечтать.)

Многие хронисты, решившие описать Ад, настаивают на том, будто его населяют тени. Это заблуждение, однако, можно понять: пепельные фигуры могут показаться наблюдателю блуждающими тенями. Поскольку Ад — обезьяна мира, среди пепельных фигур бродят пепельные обстоятельства, задача которых — сделать Ад хоть немного похожим на мир, чья метафора — горение. Точность повторения обстоятельств порой поразительна. Если по Аду бежит бездомная пепельная собака, то на ней будет сидеть пепельная блоха. И даже на призраке пепельной собаки (в Аду, как и в мире нашем, разумеется, обитают и свои призраки), будьте уверены, обязательно отыщется и пепельный призрак блохи.

Единственное искусство, которое в почёте в этом Аду, — каллиграфия, потому что сажа, из которой тут делают тушь, в изобилии разбросана повсюду. Чтобы оставить по себе хотя бы какую-то память, тени чертят на угольных стенах изящные буквы. Они пытаются описать события своей прежней жизни, но, поскольку взять с собой в Ад воспоминания невозможно, они лишь воспроизводят тень этих воспоминаний. Да и язык, который доступен жителям Ада, постоянно меняет свои правила, и поэтому, начав изображать одну букву, каллиграф всегда в итоге достигнет не того результата, на который смел рассчитывать.

Такое описание природы Ада гораздо ближе к истине, нежели ставший расхожей банальностью край огненных рек, среди которых раздаются крики терзаемых душ. И тем не менее к Аду подлинному гипотетический Ад, описанный мной здесь, имеет лишь косвенное отношение. Подлинный Ад не похож на созданные нашим разумом химеры, и всё же, из уважения к химере пепельной, подлинный Ад, каким бы он ни был, пронизан пеплом в том или ином виде. Я говорю об этом со всей уверенностью: хоть я и не знаю Ада, мне ведомы столпы, на которых держится Вселенная. И один из этих столпов — уважение к достойному вымыслу, и к этому столпу все мы складываем свои перья, когда они окончательно притупятся…»

«Книга Заплат»

Клуб «Семь Грехов» оказался впечатляющим местом. По крайней мере, со стороны. Посреди более-менее привычных для центра Москвы зданий торчал угольно-чёрный прямоугольник, по которому расползались линии, подсвеченные изнутри красным, изображавшие трещины в камне и лаву в них. Вход в клуб был оформлен в виде ощеренной пасти с выступающими клыками. Под каждым из двух клыков стояло по охраннику — оба по два с лишним метра ростом и метра по полтора в ширину, не меньше. Они были бы совсем одинаковые, если бы один из них не брил голову налысо.

Посетители показывали охранникам руки с разноцветными браслетами и проходили внутрь.

Какого-то парнишку лысый поймал за руку. Рявкнул:

— Браслет растянутый. Друзья погонять дали, что ли? Ещё раз замечу — зубы с асфальта подбирать будешь.

Парнишка стал было возмущаться:

— Да эта ваша коза так надела, я тут при чё…

Лысый охранник одним небрежным ударом повалил парня на асфальт, а потом пинком оттолкнул подальше, чтобы не мешал остальным проходить.

— Шмыг, я не хочу сразу морды крушить. Тут посторонних полно. Можешь как-нибудь так сделать, чтобы эти два брата-акробата закрыли глазки на то, что я к ним без билета зайду?

— Да без проблем! — чертёнок хрустнул костяшками пальцев и полетел вперёд. — Здравствуйте, солнышки.

— Вась, ты его видишь?

— Синего, мелкого?

— Ага. Прикол.

— Ты чё, робот?

— Не, мужики, я голограмма.

Лысый охранник ткнул в Шмыга пальцем:

— А чего палец сквозь тебя не проходит?

— Это новая технология. «Твёрдый свет» называется. Скоро дома из такого строить будут.

— А разговаривает за тебя кто?

Шмыга понесло:

— Оператор. Он в офисе сидит, тут неподалёку. Мне слова печатает, а я их говорю. По вайфаю передаётся всё.

— Прико-о-ол, — протянул волосатый охранник.

— А нас он как слышит? Откуда знает, на что отвечать?

— Так во мне камеры встроенные. Я вообще к вам залететь хотел, чтобы на девчонок посмотреть, которые в клетках танцуют, — перешёл к делу Шмыг. — Я в рекламе видел. Можно?

— У нас вход платный.

— Дык я тоже платный. Меня на мероприятия за большие бабки заказывают. А я к вам бесплатно заглянуть хочу. По приколу.

— Вась, можно его пустить?

— Ну а чё нет? Такой прикол.

— Давай, залетай, голограмма.

— Спасибо, мужики.

Шмыг нагнал успевшего протиснуться в клуб Данилу возле кнопки пожарной тревоги.

— Данила, ну нафига? Сорвёшь рубильник — начнётся визг, писк, народ разбежится. А прикинь, если демона у всех на глазах кокнуть! Тебя на руках носить будут. Станешь местным супергероем…

— Ага, а эти гады кучу народу перебьют в процессе.

— А это «эти гады»?

— На вот, потрогай амулет.

Данила протянул чертёнку металлический жетон, который его наниматели щедро наделили особыми силами.

— Ледяной, собака.

— Вот и я о том же. Я поспрашивал тут народ. Говорят, главный вон там сидит. Видишь, наверху? — Данила указал на круглое панорамное окно.

— Кучеряво живёт, гад. Может, всё-таки ломанёшься к нему через танцпол? Распихивая удолбавшихся подростков ногами… Я бы на это посмотрел…

— Обойдусь без этого как-нибудь.

Данила нажал кнопку, клуб пронзил какой-то на редкость мерзкий звук сигнализации, так что даже самые угашенные посетители бегом помчались на выход.

Зеленин, у которого с утра маковой росинки во рту не было, приготовился наконец пожрать как следует — Боря как раз сгонял на кухню и принёс рёбер и водочки. И вот только Зеленин принялся за еду, как раздалась пожарная тревога. Он выругался:

— Я же велел датчики в толчке поснимать!

— Дядь Саш, так мы вообще все датчики убрали. Только кнопки остались.

— Задницей кто-то тряс небось и задел. Не в службу, а в дружбу — сгоняйте туда, посмотрите, чего там. Если правда пожар — разрешаю потушить по-пионерски того, кто его устроил.

— Дядь Саш, тут это…

— Чего ещё, Боря?

— Предчувствие у меня поганое.

— Без маскировки, что ли, пойдёте?

— Ну, лучше так. А то в этой шкуре у меня совсем реакция ни к чёрту, про Захара я вообще молчу, — пожал плечами Боря и указал пальцем на напарника. — Он, когда бегает, в двух ногах запутаться может.