Государи и кочевники. Перелом

VII

На рассвете задымили тамдыры. Дым от печей потянулся в небо. Женщины, примостившись возле кибиток, замешивали тесто из последней муки, пекли чуреки. Мужья и сыновья, кому предстояла дальняя дорога, стали готовить коней.

Не простое дело — подготовить коня, чтобы мог он пройти сотню фарсахов по пескам, такырам и горам. И не зря испокон веков живет у туркмен неписаный порядок сбора в дорогу. Как только Тыкма объявил об отъезде, джигиты перестали кормить коней ячменем. Стали давать им лишь саман — мелко измолотую солому, от которой не разжиреешь. Кони едят ее неохотно. Но тем лучше для них — быстрее сбрасывают лишний жир и вес.

Сам Тыкма отправился за Узбой, занялся осмотром верблюдов. В походе они нужны не меньше, чем кони. Ведь пустыня — это сухой океан. В ней так же, как и в волнах, можно устать и не добраться до берега. Караван верблюдов в океане пустыни — надежный остров. От него можно удаляться и возвращаться к нему, но без него обойтись нельзя. На этом острове — запасы воды, провиант, оружие, порох, дробь и все иное, без чего немыслим длительный путь. Погибнут в пути верблюды — погибнут и люди. Вряд ли спасут кони, если окажешься без верблюдов посреди каракумской степи. Вот почему Тыкма доверил коней сыну и слуге, а верблюдами занялся сам.

Когда Тыкма вернулся, то увидел: все мужчины кочевья заняты разминкой коней. Одни гоняли скакунов по кругу, другие проезжались вдоль Узбоя — то шагом, то пуская своих красавцев в галоп; третьи — вовсе уехав в пески, к барханам, мучили до десятого пота коней там. Но и здесь, на приколе, по кругу, изрядно потрудились сыновья Тыкмы: со скакунов хлопьями сползала пена, и вид у них был такой, словно только что вырвались из преисподней.

На другой день все возобновилось. К утру четвертого дня черный, с белой отметиной на груди Кара-куш [1] Тыкмы-сердара осунулся настолько, что на него жалко было смотреть. Точно так же выглядел и скакун Акберды, Сары-куш — желтый красавец.

— Хватит, — сказал Тыкма. — Начинайте кормить.

Вскоре вокруг двух скакунов, поставленных возле кибитки, собралась вся семья Тыкмы: сыновья Акберды и семилетний Ораз, обе жены и внуки сердара. Принесли в атласном платке лепешки на бараньем сале. Тыкма разломил одну лепешку на две части и поочередно поднес лошадям: сначала Кара-кушу, затем Сары-кушу.

Через два дня снова начались испытания. Издавна так повелось: если лошадь, сбросившая лишний вес и пополнившая силы сдобными лепешками, могла после получасовой езды галопом обойтись лишь одним глотком воды, — эта лошадь считалась готовой к походу.

Джигиты всей сотней отправились на север — опять к тем местам, откуда начинали травлю волков, и оттуда пустили коней вскачь. Более получаса продолжалась дикая, с выкриками и свистом, скачка. Кони летели как птицы, легкость их была поразительной. Разве мог бы скакун иной породы сравниться с ними? Никогда! Ни английская, ни арабская, ни кабардинская не могут выстоять перед ахалтекинской лошадью. Туркменский конь может уступить лишь на первых шагах бега. Затем, когда он переходит в галоп, догнать его невозможно. Четыре фарсаха самой быстрой езды, не снижая темпа, — вот обычная норма ахалтекинца. И сейчас более получаса они неслись, обгоняя ветер и наполняя ветром халаты всадников. Прискакали все разом, вперед сердара вырваться не осмелился никто. Да и зачем? Не в этом суть скачки. Суть была в ином.' Возле кибиток стояли деревянные колоды с водой, из которых поили коней. Сразу же после езды джигиты бросили поводья, предоставив коням свободу. Но ни один скакун не побежал к воде. Кони продолжали носиться у кибиток, словно досадуя на то, что всадники слишком рано вывели их из дикой скачки.

— Теперь, друзья, отдохните сами и коням дайте покой. Завтра чуть свет отправимся в Ахал, — предупредил Тыкма.