Друзья и герои

– Полагаю, Дубедат рассказал вам, что он и сам принимал участие в постановке? – вмешалась Гарриет.

Гай жестом попросил ее молчать. Участие Дубедата в спектакле не имело отношения к делу, и он не желал прибегать к этому аргументу. Он готов был работать больше остальных и отдавал себе отчет в собственной принципиальности. Не привыкнув к критике и считая себя выше ее, тем не менее он был готов согласиться с упреками Грейси.

– Я так понимаю, что именно поэтому вы не желаете брать меня на работу? – спросил он.

– Боже всемогущий, нет, конечно, – рассмеялся Грейси. – Это просто частное мнение. Вопрос вашего найма более ко мне не относится. Я hors de combat[19]. Я передал полномочия и, надо сказать, намереваюсь покинуть Грецию. Один мой друг – очень щедрый человек – полагает, что мне необходимо полноценное лечение. Он предложил отправить меня в Ливан, где есть одна очень хорошая клиника.

– Мистер Фрюэн говорит, что кораблей больше не будет, – сказала Гарриет. – Сообщение с Египтом прекратилось.

– Это ко мне не относится. Я надеюсь получить место на самолете, но это между нами, разумеется.

– Теперь во главе школы стоит Дубедат? – спросил Гай.

– Ну, кто-то же должен всем этим заниматься, – ответил Грейси. – Но я пока что не знаю, кто займет мое место после моего отъезда. На эту должность есть несколько кандидатов.

– Полагаю, Лондон в курсе…

– Ну что вы, разумеется. Телеграммы ходят туда-сюда. Сейчас на всё уходит столько времени.

– Есть ли вероятность, что это будет Дубедат?

– Имя Дубедата упоминалось, но решать не мне. Назначение будет исходить из Лондона.

Гай уставился на дно стакана, приподняв брови и сжав губы. Встреча с Грейси состоялась, и у него теперь не было причин подозревать сговор. Он посмотрел на Гарриет и поставил стакан, готовясь попрощаться.

– Поскольку сообщения нет, нам придется остаться в Афинах – по крайней мере, на какое-то время, – сказал он. – Полагаю, что вам не хотелось бы, чтобы я болтался тут без дела.

Грейси отмахнулся, словно давая понять, что отказывается обсуждать такой тривиальный вопрос.

– Поговорите с Дубедатом. Сейчас он возглавляет школу. Если не обращаться с ним высокомерно, он сможет вам помочь. Просто будьте поуступчивее.

Принглы стали подниматься.

– Останьтесь. Выпейте еще.

Эти слова прозвучали дружелюбно, но тем не менее отчетливо напоминали приказ. Гай и Гарриет с неохотой сели обратно, не теряя, однако, надежды. Им было некуда идти, а оставшись, они могли еще чего-то добиться.

Грейси снова лег, словно этот разговор утомил его. Раздосадованные гости были не лучшими собеседниками, и он, очевидно, ожидал, что придет кто-то поинтереснее.

– Очень приятная комната, – сказала Гарриет.

Грейси с сомнением огляделся.

– Довольно унылая, вам не кажется? Типичная комната студента. Разумеется, раньше это была молодежная гостиница. Зимой здесь очень холодно. И готовят ужасно.

Пока Грейси жаловался, Гарриет с завистью оглядывала просторное полупустое помещение. Солнце садилось, и комнату заполнили тени, но за окном солнечные лучи еще окрашивали оливы в цвет янтаря. Отраженный свет проникал в комнату, и сумерки были теплыми, словно прожилки в апатите.

Мне бы подошла такая комната, подумала она. Некрашеные полы, пыльный травяной запах, простор, удвоенный благодаря открывающемуся из окон виду, – всё здесь казалось знакомым. На мгновение ей померещилось, что когда-то она уже бывала здесь, но потом это ощущение ушло. Она гналась за ним сквозь воспоминания о прочитанных в детстве книжках, но ее размышления прервал какой-то звук.

Кто-то открыл дверь. Грейси, мгновенно оживившись, сел и воскликнул:

– Арчи, надо же!

В комнату вошел молодой человек с застенчивой и равнодушной улыбочкой. Он выглядел так, словно понимал, что его здесь ждут, и потому держался нарочито отстраненно.

– Это Арчи Каллард, – сказал Грейси Гарриет, после чего увидел, что за первым посетителем в комнату вошел второй, и оживление из его голоса исчезло: – А это Бен Фиппс.

Пришедшие посмотрели на Принглов так, как смотрят на людей, которых уже успели обсудить. Во взгляде Бена Фиппса читалось откровенное любопытство, но Каллард всего лишь смерил их оценивающим взглядом и вновь принял отстраненный вид.

– А где майор? – с энтузиазмом спросил Грейси.

– Пошел на вечеринку, – равнодушно пробормотал Каллард. – Потом придет.

Стало очевидно, что Гая и Гарриет задержали ради того, чтобы друзья Грейси могли их увидеть. После того как их представили, им полагалось уйти на второй план, что их более чем устраивало. Обычно Гая радовали новые знакомства, но сейчас он сидел молча, держа стакан у губ, словно маску. Гарриет попыталась смириться с происходящим, отстранившись и наблюдая за присутствующими так, как смотрела бы на актеров в театре.

На первый взгляд было непонятно, почему Грейси воспринял приход Калларда с таким энтузиазмом, а появление Фиппса вызвало обратный эффект. Каллард, конечно, был куда красивее, но в Фиппсе ощущалась жизненная сила и готовность угодить. Когда его попросили «быть другом» и налить всем выпить, он с радостью взялся за дело. Возможно, он чересчур старался. Калларда, однако, никак нельзя было в этом обвинить. Он разлегся на одной из двух кроватей и, когда Грейси продолжил расспрашивать его о майоре, даже не потрудился ответить.

Фиппс ответил за него, очевидно радуясь случаю высказаться. Раздав напитки, он уселся в центре комнаты, словно стремясь упрочить свое положение, и приготовился вести беседу.

Грейси обратился к нему как к знающему человеку:

– Что слышно с фронта? Там что-то происходит?

Коренастый, ширококостный Фиппс с жесткой темной шевелюрой лицом напоминал человека смешанных кровей. Он подался вперед и уверенно сказал:

– Новостей немного. По городу ходят слухи, но на самом деле никто ничего не знает.

– Итальянцы будут здесь завтра, это точно, – вставил Арчи Каллард, уткнувшись лицом в подушку, из-за чего голос его звучал глухо.

Грейси вздрогнул и с укоризной заметил:

– Ничего смешного, Арчи.

– А я и не шучу. Они перешли границу в шесть утра. Они направляются в Афины. Что их остановит?

Грейси повернулся к Фиппсу:

– Но ведь им окажут сопротивление? Метаксас говорит, что они будут драться.

Фиппс глядел на него дружелюбно и снисходительно; это впечатление усиливали толстые очки в черной оправе. Однако Гарриет смотрела на него сбоку и видела, что на самом деле взгляд у него был цепкий и жесткий.

– Окажут, конечно. Греки традиционно не склонны к подчинению. Сопротивление у них в крови, и они будут сражаться до конца, но…

Начав успокаивать Грейси, Фиппс увлекся, и его обширные познания в вопросе увели его в сторону куда менее утешительной истины.

– У них нет оружия. Старик Муссолини готовился к этому много месяцев, но здешнее правительство ни черта не делало. Они видели, что близится война, и сидели сложа руки. Половина из них поддерживает Германию, конечно. Они хотят, чтобы всё побыстрее закончилось. Им хочется, чтобы Греция пала и гитлеровская коалиция одержала победу.

Гай заинтересовался критикой правительства Метаксаса и слушал Фиппса с нескрываемым интересом. Грейси, однако, больше привлекало частное, чем общее, и он начал неловко ерзать и в конце концов вмешался:

– В самом деле, Бен! Ты пытаешься меня напугать. Вы оба просто хотите застращать меня. Я понимаю, что вы это не всерьез, но всё же. Я инвалид. Мне больно ходить. Я не могу передвигаться без чьей-либо помощи. Если сюда придут итальянцы, вы можете сбежать, но что делать мне?

Фиппс расхохотался.

– Мы все в одинаковом положении, – сказал он. – Если будет какой-то корабль, мы тебя на него пристроим. Если его не будет, то никто из нас далеко не уйдет. Итальянцы взорвут мост через Коринфский канал, и мы окажемся в западне!

– Зачем так переживать?

Каллард со смехом сел. Его каштановые волосы были слишком длинными, губы – слишком пухлыми, глаза – слишком большими. Он выглядел очаровательным баловником и явно сознавал это.

– Итальянцы – чудесные ребята и всегда были очень милы ко мне!

– Не сомневаюсь, – раздраженно сказал Грейси. – Но сейчас всё переменилось. Теперь они фашисты и враги. Вряд ли они будут милы по отношению к гражданским военнопленным.

Грейси впервые столкнулся с реальностью войны, и с него мгновенно слетела вся светскость. Он нахмурился, глядя на Бена Фиппса, который, хотя и знал о его страхах, был слишком возбужден, чтобы считаться с ними.

– Должен сказать, что мне нравится образ Метаксаса, в халате встречающего Грацци[20], – сказал Фиппс. – Это произошло около половины четвертого утра. Согласно ультиматуму, у греков было два с половиной часа, чтобы сдаться Италии со всеми потрохами. Метаксас сказал, что за такой срок не смог бы расстаться со своим домом – не то что со своей страной. Я никогда его особо не любил, но должен признать, что в этот раз он выступил неплохо.

– Да, но что делать мне? – нетерпеливо спросил Грейси. – Мне надо ехать в Бейрут на лечение.

Позабыв, как он бахвалился обещанным местом в самолете, Грейси разнервничался и был так очевидно несчастен, что Гарриет, вопреки всему, стала ему сочувствовать.

– Я слышала, что будет еще один эвакуационный борт, – сказала она. – Для женщин и детей, но наверняка…

– Женщин, детей и инвалидов, – перебил ее Арчи Каллард. – Не волнуйся, Колин. Майор тебя вывезет отсюда. Он всё устроит.

Грейси утих и снова заулыбался.

– На майора и впрямь можно положиться.

В этот момент в дверь постучали, и Грейси радостно воскликнул:

– А вот и он! Entrez, entrez![21]

В комнату вошел Пинкроуз.

– А, это лорд Пинкроуз, – произнес Грейси упавшим голосом.

Пинкроуз не обратил на это ни малейшего внимания. Он просеменил по комнате, кивнул Калларду и Фиппсу, проигнорировал Принглов и заговорил:

– Я встревожен, Грейси, очень встревожен. Мы вступили в войну – вы, очевидно, уже в курсе? Да? Что ж, я пошел в миссию, чтобы справиться о перспективах моего возвращения. Можно было поговорить с Фрюэном, но мне хотелось обратиться к кому-нибудь рангом повыше.

– И с кем вы говорили? – спросил Грейси.

– С молодым Бердом.

– Господи! – Арчи Каллард расхохотался и уткнулся в подушку. – Вот как вы представляете себе высокие ранги?

– И что вам сказали?

– Ничего. Ничего особенного. Возможно, будет еще один борт.

Грейси, очевидно, был недоволен тем, что Пинкроуз прознал о планируемой эвакуации, и с упреком произнес:

– Этот борт будет предназначен для женщин и детей, а не для мужчин. Вы не сможете туда пробиться. Так не годится.

– Вот как?

Пинкроуз раздраженно уставился на Грейси. Тот возмущенно смотрел на него. Оба они были охвачены яростью и страхом за себя.

Свет практически померк. В призрачной полутьме иссохшая моложавость Грейси приобрела мертвенный оттенок. Щеки Пинкроуза выглядели серыми и сморщенными, словно кожа рептилии. Видя, что Пинкроуз чуть ли не полыхает от гнева, словно призрак, явившийся прямиком из преисподней, Грейси взял себя в руки и сказал с натянутым дружелюбием: