Выбор Геродота

2

480 г. до н. э.

Фракия

От Дориска армия Ксеркса двинулась на запад.

Отряды перебрались по наплавным мостам через заболоченное русло Гебра, который греки называют Эвросом. Затем заняли самофракийские города Месамбрию, Маронею, Абдеры… Быструю речку Лис пехота и конница вычерпали досуха, оставив на дне только ил.

Почти все фракийские племена покорились персам. В благодарность за смирение Ксеркс приказал воинам не трогать виноградники Бриантики. Нагруженные амуницией корабли киконов и петов плыли вдоль берега.

Бистоны вместе с сапеями пошли служить в обоз. Дерсеи и эдоняне обязались построить почтовые станции, а также обеспечить хангаров — царских гонцов — объезженными лошадьми. При этом каждое племя предоставило в распоряжение оккупантов отряды пехотинцев.

Лишь живущие высоко в горах сатры на желали никому сдаваться. Дикари приносили кровавые жертвы в пещерах Диониса, после чего оглашали ущелья ритуальным смехом, прогоняющим смерть.

Объединенный хазарабам[8] копейщиков из Карии и Дориды следовал во главе одной из колонн военачальника Тритантехма, прикрывая осадные машины. Такабары беззаботно топтали дорогу: клубы пыли и воловьи лепешки достаются другим.

"Ладно мы, — рассуждали они, — подневольные люди, а эти-то зачем пошли? Ассирийцы, эфиопы, арабы… Раз для вас война — нажива, тогда и терпите".

Впереди маячили отроги Гема. Долину покрывали заросли дикой фисташки. Весенний воздух казался густым от аромата эфирных масел. Высоко в небе парили скальные орлы.

Время от времени мимо такабаров с грохотом проезжала запряженная ослами колесница индийцев или рысью пролетал датабам[9] сагартиев. У мидийских всадников через плечо был перекинут свернутый кольцами аркан. Даже в жару они не снимали чешуйчатую кольчугу.

Один раз сагартии вернулись с добычей. Каждый вел за конем на аркане военнопленного. Сатры падали, неуклюже вставали, снова падали… Двоих горцев мидяне просто тащили по земле. Безжизненные тела и разбитые в кровь ноги говорили о том, что пленники мертвы.

Колонна остановилась. Выживших сатров поставили на колени. Датапатиш сагартиев спешился перед строем такабаров.

— Тритантехм приказал казнить дикарей в назидание другим. Есть желающие?

Двое галикарнасцев тихо переговаривались в строю.

— Вот сука, — сказал один. — Сам грязную работу делать не хочет. Мы ему что — мясники?

— Так он из Мидии, — вполголоса ответил другой. — Мидяне конину едят. Лошадь валят одним ударом по голове, даже не связав ей ноги. Тебе, Паниасид, у него поучиться надо, как людей убивать.

— Сам поучись, — огрызнулся товарищ. — Хочешь отличиться, Эвхид, — выходи.

— А что, и выйду. — Галикарнасец шагнул вперед.

Копье и щит передал Паниасиду.

Подойдя к командиру сагартиев, попросил:

— Дашь свой ксифос?

Датапатиш хищно улыбнулся:

— Нет. Кавалерийский меч — для тонкой работы.

Забрав у одного из такабаров секиру-сагарису, датапатиш протянул ее волонтеру:

— Тритантехм хочет, чтобы дикарей разрубили пополам.

Эвхид побледнел: дело принимало дурной оборот. Просто казнить пленного — это одно. Расчленить его на глазах у приговоренных — совсем другое.

— Ну? — торопил датапатиш. — Отказался — считай, что не выполнил приказ. За саботаж сам знаешь, что полагается.

Эвхид поудобней перехватил секиру. На лице галикарнасца проступила решимость.

Датапатиш кивнул всадникам. Спешившись, сагартии подтащили к поваленному дереву первого пленника. Перекинули через ствол животом вниз. Сатр в отчаянии жевал кляп. В глазах застыло выражение смертной тоски.

Палачу понадобилось пять ударов. Пока он рубил, датапатиш презрительно наблюдал. Сагартии оттащили половинки тела в разные стороны. Внутренности мокрой красной гирляндой волочились по земле.

Остальных сатров галикарнасец разрубил быстрее — наловчился. Казнь проходила при полном молчании та-кабаров. Слышались только предсмертные хрипы жертв и тупые удары оружия. Закончив работу, он стоял с опущенным сагарисом. Весь в крови, тяжело дыша.

Половинки трупов были свалены в две кучи. По команде датапатиша сагартии разложили их вдоль дороги: верхняя часть туловища с одной стороны, нижняя — с другой.

Беркуты тут же снялись с соседних скал, чтобы подлететь поближе. Птицы сидели на осыпи, деловито роясь клювом в перьях. Они опасались рабов с палками, которых привели из обоза для охраны кровавого мяса от падальщиков.

Армия Ксеркса шла по коридору смерти, чтобы каждый мог увидеть истерзанные тела. Пусть враги, когда узнают о казни, ужаснутся ярости шахиншаха. Союзникам тоже будет полезно посмотреть — они должны убедиться в неминуемости кары за неповиновение, тогда их преданность Ксерксу окрепнет.

Миновав Абдеры, оккупанты подошли к Несту. От воды армию отделял буковый лес, но мошкары хватало и здесь. Солнце почти скрылось за Пангейским хребтом — желтое пламя над лесистыми пиками медленно затухало.

Вдоль колонны проскакал вестовой с приказом остановиться на ночлег.

По берегу разожгли костры на расстоянии броска дротика друг от друга. Место выбрали не случайно: справа реку вброд не перейти, потому что глубоко, а слева, за излучиной, быстрина обкатывает порог. Оба места опасные. Так что утром переправа передового отряда начнется именно здесь — где спокойно и воды по пояс.

Паниасиду с Эвхидом поручили стоять на часах вторую стражу. Третьим в пикет галикарнасцы выбрали Эв-нома — эллина из Милета. Сменив товарищей, такабары подбросили сучьев в костер.

Мерный шум водопада не заглушал звуков реки. Вот нутрия с плеском гоняется за рыбной мелочью. Там бобры грызут дерево для плотины. От костров то и дело слышался условный свист: два коротких, один длинный.

Внезапно к пикету подошли гости. Пятеро эллинов представились наемниками из Фессалии. Свой приход командир отряда — человек с узким горбоносым лицом — объяснил приказом хазарапатиша. Часовые лишь покивали: пойди проверь.

Разговор не клеился. На противоположном берегу стало неспокойно. Из леса доносился хруст, приглушенные голоса, затем отчетливо послышалось конское ржание. Такабары тревожно прислушивались.

— Надо бы датапатишу доложить, — глухим от волнения голосом сказал Эвхид.

— Так и сходи, — согласился Паниасид. — Мне…

Договорить он не успел, потому что почувствовал в левом боку острую боль. Горбоносый зажал часовому рот рукой. Остальные фессалийцы выверенными ударами свалили Эвхида с Эвномом.

Паниасид обмяк, повалился в сторону. В черноте ночи все, что происходило у костра, оставалось лишь неясным дрожанием теней. Чтоб уж наверняка, один из убийц издал условленный свист. С обеих сторон ответили тем же: все нормально…

Паниасид очнулся от невыносимой рези под ребром. Голова шумела, опухший язык, казалось, не помещается во рту. Он с большим трудом сдержался, чтобы не застонать.

Убийцы тихо переговаривались.

— Тела куда, Менон?

— Оставим здесь. Пусть думают, что это сатры их порезали. Атака сейчас начнется.

Паниасид узнал властный голос горбоносого.

Собеседник процедил:

— Надо уходить, скоро придет смена.

— Концы обрубать не будем, — глухо сказал Менон. — Мы свое дело сделали — обеспечили сатрам проход. Вернуться надо по-умному, чтоб не спалиться.

— Ты нам еще не заплатил…

— Сатры заплатят. Где конь заржал, помнишь?

— У порога, там костров нет.

— Значит, нас ждут. Перейдем плес по камням. На другом берегу отсидимся. Уговор был, что сатры порог стороной обойдут. Когда по реке поплывут трупы — выловим пару, отрубим головы, будто это мы их убили. Дождемся конца резни и вылезем.

Подельники согласились.

Тогда Менон коротко бросил:

— Все — вперед!

— Погоди, сначала свистну.

Раздался условный сигнал. Дождавшись ответа, пятеро эллинов нырнули в темноту.

"Менон", — успел подумать Паниасид, прежде чем темнота накрыла галикарнасца…

Сатры ударили в брешь — там, где у костра валялся вырезанный предателями пикет. Одетые в шкуры люди высыпали на берег Неста. Размахивая оружием, они ринулись по мелководью на противоположный берег. Лучники обстреливали лагерь стрелами с горящей паклей.

Паниасид не подавал признаков жизни, поэтому пробегавшие мимо сатры его не тронули. Просто пнули, но он не издал ни звука. Так и лежал, стиснув зубы, то впадая в забытье, то приходя в себя.

В лагере началась паника. Полусонные такабары ничего не понимали. Лес казался таким тихим — откуда вдруг в тумане взялись силуэты бегущих людей?

Датапатиши кое-как организовали оборону. Придя в себя, дорийцы и карийцы начали отбиваться. Нападавшие брали яростью, но уступали в численности. Постепенно накал схватки переместился к реке. Фракийцев теснили до самой воды.

Когда последние сатры перебрались на свой берег, схватка закончилась. Сатров никто не преследовал. Над Нестом стоял рев: противники осыпали друг друга бранью на расстоянии. В темноте мелькали огоньки летящих стрел. Дальше топтаться на берегу не имело смысла. Развернувшись, фракийцы скрылись в чаще леса.

На рассвете маги приступили к обряду почитания Митры. Запалив ритуальные огни, совершили возлияние священной хаумой. Пока белые языки напитка плыли по течению, смешиваясь с речной водой, жрецы закапывали живьем детей из ближайшей деревни.

Трупы сатров защитники лагеря свалили в кучу. На пороге образовался затор из плывущих тел, поэтому пришлось отправить туда саперов с шестами. Раненых така-баров полевые санитары собирали все утро.

Охотники подстрелили несколько уток. Внутренности птиц давали благоприятный прогноз для похода, так что гаруспики, даже не смыв кровь с рук, без страха вошли в шатер хазарапатиша с донесением.

Несмотря на большие потери, отряд сохранил боеспособность. Построившись в колонну, карийцы и дорийцы отправились к переправе. На месте лагеря остались только пни, черные пятна кострищ да безымянные могилы.