Сердце Запада

* * *

Автор с неудовольствием вспоминает, что уже пристрелил Джесси Джеймса с братом во второй книге, и теперь не получится рассказать, как Джесси прибыл в Шерман во время своего медового месяца. Но, с другой стороны, и фотку не придется разыскивать — Джесси Джеймс верхом на лошади на улице Шермана. С третьей стороны, в нашей реальности это произошло не в 1866 году, а много позже. С четвертой, и в нашей реальности в 1866 году никто ни о каком Джесси Джеймсе не знал, знаменитостью он стал только в 1869, после ограбления банка в городе Галлатине, штат Миссури. И Автор надеется, что в реальности этого романа кассир галлатинского банка Джон Шитс еще долго останется жив, и никто не пристрелит его, перепутав с Сэмуэлем Коксом, который в годы войны убил Кровавого Билл Андерсона. В банке Джесси со товарищи взяли 700 долларов, но возмущенная убийством общественность собрала три тысячи на вознаграждение за поимку убийцы. Джесси написал в «Канзас-сити таймс» письмо, что в Галлатине его в тот день не было, но он готов сдаться, только боится, что его линчуют. Но тут встрял какой-то парень, у которого как раз в тот день в Галлатине налетчики отобрали лошадь, оставив ему негодную свою. Брошенную лошадь опознали как принадлежащую Джесси. Тот клялся, что продал ее буквально за несколько дней до того, но ему, разумеется, никто не поверил.

Ладно, не будем пока о бандитах, поговорим о других легендах Дикого Запада, получивших прописку в городе Шермане и его окрестностях.

Прежде всего, это София Батт, когда-то первая красавица Техаса. В 1860 году ей исполнилось сорок пять, но она и не подумывала угомониться.

Родилась София Саттенфилд в Индиане, в семье офицера из Виргинии и дамы из благородного бостонского семейства… ну, это она так рассказывала в Техасе, а при ближайшем рассмотрении папа оказывался чернорабочим, да и мама ему подстать. В 1832 году, семнадцати лет от роду она сбежала из дому — с кем, неизвестно, но София потом называла имя Джесси Огастина Огимбо. Злые языки полагали, что Огимбо возник в биографии Софии немного позже.

Нигде в источниках, касающихся Софии, подробнее об этом Огимбо не говорится, но Автору удалось нагуглить некоего Jesse Augustine Aughinbaugh, которого 2 октября 1831 года епископ Кендрик из Филадельфии постриг в монахи при посещении католической церкви святого Франциска Ксаверия в Геттисберге, Пенсильвания. У Автора большие сомнения, что в одно и то же время в США жили два Jesse Augustine Aughinbaugh, это все-таки не сочетание «Джон Смит», но при появлении этого нюанса история Софии Саттерфилд начинает играть новыми красками.

Католическим монахам вообще-то жениться запрещено. Так что или Джесси сменил веру, или же они с Софией никогда не были женаты.

В 1835 году сладкая парочка прибыла в Техас, где, по словам Софии, Джесси Огимбо ее покинул. Интересно, что с ним стало? Судьба Софии известна лучше, хотя недобрые языки поговаривали, что покинутая женушка зарабатывала на жизнь банальной проституцией. Во всяком случае то, что впоследствии она хвасталась знакомствами с видными техасцами, а они о тех знакомствах почему-то не вспоминали, по мнению некоторых дотошных жизнеописателей как раз и говорило о неблаговидной репутации юной красавицы. София утверждала, что первой из женщин ступила на поле, где только что кончилась битва при Сан-Хасинто, и своими руками перевязала раненного Сэма Хьюстона. «Это потому, — уточняли злые языки, — что она следовала за войсками в качестве походной шлюхи».

Картина Уильяма Генри Хаддла показывает, как президент и генерал Мексики сдаются раненому Сэму Хьюстону после битвы при Сан-Хасинто

Говорят, София была влюблена в Сэма Хьюстона и питала какие-то на его счет надежды. Однако в 1838 году в документах приятеля Сэма — конгрессмена Холланда Кофе мы видим среди его домочадцев некую «Софию Кофе», а 15 января 1839 года Конгресс Техасской Республики одобрил закон, разрешающий развод Софии. В законе говорилось, что София и Джесси «настоящим объявлены навсегда разведенными, и каждая сторона этим заявляет, что может действовать во всем так, как будто они никогда не были женаты».

Указ о разводе подписал президент республики Мирабо Ламар.

Немного погодя Холланд Кофе женился на Софии и увез ее в дикую глушь на Ред-ривер, где за бревенчатым частоколом стоял торговый пост (его в просторечии порой называли Форт-Холланд). Холланд Кофе разбогател, продавая индейцам виски, скупая у них ворованный скот и лошадей, Сэм Хьюстон назначил его индейским агентом — дела шли хорошо, а когда индейцев в регионе поубавилось, семейство Кофе переключилось на хлопок, вместо хижины у них появился двухэтажный догтротхауз — лучший дом в Северном Техасе, и изящная мебель заменила застеленные рогожкой ящики.

Семейная идиллия продлилась недолго: семь лет спустя Холланд был убит в драке на ножах. София предпочитала рассказывать, что его убили индейцы. Однако свидетели говорили, что Холланд подрался с соседом, который нехорошо высказался о его жене. Соседа судили за убийство, но по милой пограничной традиции оправдали: самозащита, мол!

София долго не горевала, поехала в Новый Орлеан и привезла оттуда майора Батта — того самого, которого пристрелили по приказу Квантрилла. Вероятно, причиной смерти послужили деньги за проданный хлопок, но сейчас уже вряд ли это удастся подтвердить.

Во время войны София совершила подвиг, прославивший ее имя по всему Югу: к ней якобы заявились северяне, она вскочила на лошадь, переплыла студеную Ред-ривер и предупредила полковника Джеймса Бурланда — того самого, что отличился при Великом Повешении в Гейнсвилле. С Бурландом они были хорошо знакомы: плантация полковника находилась всего в восьми милях от Глен-Эден, и София полковнику очень нравилась. Поговаривали, что он с удовольствием бы на ней женился, но ему мешали жена и семеро детей.

В честь подвига Софию начали именовать «Пол Ревир Конфедерации». Злые языки говорили, что подвиг состоял в том, что София открыла перед северянами свой винный погреб, потом закрыла в погребе пьяных солдат и послала гонца к Бурланду.

Летом 1865 София снова вышла замуж — нет, не за Бурланда, а за судью Портера, с которым счастливо прожила еще лет двадцать. Возможно, под его влиянием она ударилась в религию и зачастила в церковь, но и в религиозном рвении не забывала потрясать прихожан элегантностью своих нарядов.