Курская битва. Огненная дуга

— Наверное, там жарко? — улыбнулся Молотов.

— Было жарко, а теперь фронт стабилизировался, но враг стягивает свои силы и боевую технику в район Курской дуги. Кажется, там скоро будет настоящая битва, похлеще, чем было под Сталинградом.

Молотов задумчиво промолвил:

— Мне об этом говорил Иосиф Виссарионович. Да, эта летняя кампания, наверное, будет для нас тяжёлой.

— А когда нам было легко? — усмехнулся Жуков. — Мы уже привыкли к такой жизни. Но скоро мы рассчитаемся с фрицами по полной программе, всё идёт к этому.

— Дай-то бог! — вновь улыбнулся Молотов.

Верховный, как это бывало не раз, тепло принял Жукова. Он вышел из-за стола навстречу маршалу, едва тот появился на пороге кабинета, предложил выпить с ним чаю, но Георгий Константинович горел желанием сначала доложить ему обо всем. Таким он был всегда — прежде дело, а уж потом...

— Что-то не хочется чаю, — слукавил Жуков.

— Тогда и я не буду чаёвничать, — проговорил Сталин. Он сел в своё кресло, маршал — чуть поодаль. — Ну, где ваш план? Давайте, будем знакомиться...

Жуков изложил детали передислокации войск с целью усиления Воронежского фронта, усиления нашей обороны на всех рубежах. Верховный, внимательно выслушав его, каких-либо возражений по ходу доклада не высказал. Затем он сам стал изучать план.

— Разрешите закурить, товарищ Сталин? — спросил Жуков.

— Курите.

«Сейчас он ознакомится с документом и наверняка сделает немало замечаний», — подумал маршал.

Но Верховный неожиданно заговорил о другом. Ставка приняла решение назначить генерала Ватутина командующим Воронежским фронтом вместо генерала Голикова, который отзывается в распоряжение Ставки. Командующим Юго-Западным фронтом вместо Ватутина станет генерал Малиновский, а на Южный фронт выдвинут командующий 57-й армией генерал Толбухин.

— Товарищам Ватутину и Голикову объявите решение Ставки, а генералам Малиновскому и Толбухину я сам дам знать, — сказал Верховный. — Эти перемещения командующих вполне назрели, и они положительно скажутся на боевых действиях фронтов. Может, у вас есть какие-либо предложения в связи с новыми назначениями? — спросил он, приподняв брови и пристально глядя на Георгия Константиновича, но на лице маршала не дрогнул ни один мускул.

— Предложений нет, товарищ Сталин, — бодро отозвался Жуков.

Верховный неторопливо подошёл к столу, взял документ, о котором полчаса тому назад ему докладывал маршал.

— Выработанный вами и Василевским план, по-моему, хорош, надо только осуществить его как можно быстрее. — Он подошёл к столу, налил в стакан боржоми и выпил. — Вы завтракали?

— Ещё нет. Я как прилетел в Москву, сразу же поехал в наркомат обороны, — пояснил Жуков. — Мне нужно ещё кое-что сделать в Генштабе. Если у вас нет вопросов, товарищ Сталин, то я готов вылететь на Воронежский фронт.

— Вот-вот, товарищ Жуков, вам надо лететь, чтобы довести дело до конца, — приободрился Верховный. — А Василевскому скажите, чтобы 22 марта, то есть через два дня, он выехал в Ставку. У меня есть вопросы по Генштабу, и он должен их решить. А теперь будем с вами завтракать...

В полдень 22 марта, вернувшись из 5-й гвардейской танковой армии генерала Ротмистрова, маршал Василевский стал готовиться к отъезду в Ставку. А маршал Жуков днём раньше утром прибыл на Воронежский фронт. Василевский в это время беседовал с генералом Ватутиным, вступившим в командование фронтом. Николай Фёдорович горячо взялся за укрепление войск и создание глубокоэшелонированной обороны. Его усилия на благо войск оценил маршал Жуков. Поздравив генерала с новым назначением, он широко и по-доброму улыбнулся.

— Смотри, Николай Фёдорович, не подведи нас с Василевским, — сказал он. — Мы поддержали твою кандидатуру, едва Верховный согласился назначить тебя на Воронежский фронт. Ты-то, голубчик, рад?

На лице Ватутина вспыхнула улыбка, а глаза заискрились так, будто осветились изнутри.

— Ещё бы мне не радоваться, Георгий Константинович, я не ожидал такого, — произнёс он с оттенком гордости, которая слышалась в его голосе. — Другое меня озадачило: смогу ли оправдать доверие Верховного? Вы же знаете, как он строг к нашему брату, стоит где-то дать промашку — и прощай фронт!

На лбу Жукова сбежались морщинки.

— И такое бывает, — промолвил он. — Но ты, голубчик, постарайся. Твоего коллегу генерала Голикова Ставка освободила не случайно. Филипп Иванович только и делал, что просил Ставку дать ему войска и танки из резерва. Верховный хотя и сердился, но шёл ему навстречу. А потом сказал, как отрубил — не тянет Голиков фронт, надо его заменить! Так что мотай на ус, Николай Фёдорович!

— И не паникуй, — подал голос Василевский. — Я уверен, у тебя всё получится. — Он взглянул на часы. — Пора мне, Георгий Константинович.

— Ты вот что поимей в виду, Александр. — Жуков подошёл к нему ближе. — Когда я уезжал, Сталин сказал, что пора нам с тобой готовить предварительные соображения по плану боёв на Курском направлении. Всё то, что мы с тобой сделали по передислокации войск фронта в целях его укрепления, Верховный одобрил, теперь вот поручил нам новое дело, и весьма серьёзное, тут не может быть ошибок. Я ещё с неделю поработаю в войсках, переговорю с командармами и пришлю в Ставку своё заключение, разумеется, с учётом и твоего мнения, о возможных действиях противника весной и летом 1943 года, а также соображения о наших оборонительных боях на ближайший период. Когда документ будет готов, я позвоню тебе по ВЧ, чтобы уточнить кое-какие моменты, а уж потом пошлю доклад верховному. Мне нужно ещё побывать у генерала Рокоссовского на Центральном фронте.

— Хорошо, Георгий, — ответил Василевский. — Главные вопросы мы с тобой уже обсудили и согласовали, и вряд ли против них станет возражать Верховный. — Взгляд маршала упал на часы. — Пора мне, — качнул он головой и взял с пола свой саквояж[4].

— Ну, ни пуха тебе, ни пера, Сашок! Давай. — И Жуков тепло пожал Василевскому руку...

Вскоре «Дуглас» начальника Генерального штаба совершил посадку на Центральном аэродроме в Москве. В столице шёл дождь, громыхал гром, словно стреляли сотни орудий. Пока Василевский добирался до небольшого домика на краю аэродрома, где находился дежурный, он изрядно промок. Подошёл к столику, на котором стоял городской телефон, и позвонил домой. В трубке услышал негромкий, но такой дорогой ему голос жены:

— Саша, это ты?

— Я, Катюша... — Лёгкое волнение возникло в его груди. — Вот прилетел в Ставку.

— Домой когда придёшь? Я приготовлю твоё любимое блюдо — пельмени. Я только что была в магазине и купила свежего мяса...

— Приду поздно вечером, а сейчас еду в Кремль. У тебя всё хорошо?

— Да, — отозвалась трубка. — И я, и Игорёк скучаем по тебе. Сын всё выглядывает в окно, не появится ли во дворе отец.

— Я тоже скучаю... Ладно, Катюша, до встречи!..

До Ставки он доехал быстро. В приёмной его с улыбкой встретил генерал Поскрёбышев.

— С приездом, Александр Михайлович! — весело произнёс он и спросил, не встречался ли Василевский с Жуковым, который уехал на фронт ещё вчера. — Я просил его позвонить, когда приедет в штаб Воронежского фронта, но Георгий Константинович почему-то не позвонил, а Верховный уже спрашивал, на месте ли маршал.

— Да, с Жуковым я виделся, кое-что с ним обговорили... Скажи, Александр Николаевич, у Верховного есть кто-то?

— У него важное совещание, велел не тревожить его, но вас он ждёт, так что можете идти.

— А что за совещание? — поинтересовался Василевский.

— Обсуждают работу военных заводов Урала, выпускающих боевую технику и боеприпасы. Там у Иосифа Виссарионовича нарком танковой промышленности генерал Малышев, нарком вооружения генерал Устинов, нарком чёрной металлургии Тевосян, заместитель наркома обороны командующий бронетанковыми и механизированными войсками генерал Федоренко, некоторые директора заводов.

— Да, публика собралась серьёзная, — задумчиво промолвил Василевский.

Передохнув, он открыл дверь.

— Разрешите, товарищ Сталин?

Тот сидел за столом и что-то писал в своём рабочем блокноте, а услышав голос Василевского, вскинул голову.

— Прибыл начальник Генерального штаба, это хорошо. — Сталин кивнул на стоявшее рядом кресло. — Садитесь и слушайте, вам тоже полезно знать, как работает наша военная промышленность, сколько и чего она даёт Красной армии, а чего, к сожалению, ещё не даёт.

Василевский сказал присутствующим: «Здравствуйте, товарищи!» — и шагнул к столу. На время в кабинете стало тихо, а когда маршал сел в кресло, заговорил Сталин:

— Можно продолжать. Товарищ Малышев, мы вас слушаем. Вы сказали, что в декабре 1942 года будет сдан в производство танк ИС-2. Надо бы скорее дать эту бронемашину Красной армии. Да, а сколько вообще танков и самоходных артустановок даст военная промышленность в 1943 году? Повторите, пожалуйста, эту цифру.

— Более 24 тысяч танков и САУ[5], — чётко произнёс Малышев. Он кивнул на сидевшего против него наркома чёрной металлургии Тевосяна. — Вот если Иван Фёдорович даст нам больше металла, то и танков дадим армии больше.

— Уральские рабочие способны на трудовой подвиг, — подчеркнул Сталин. — Я переговорю с первым секретарём Челябинского обкома партии Николаем Семёновичем Патоличевым и попрошу его изыскать резервы для увеличения производства металла. Кстати, вы по этому вопросу с ним не разговаривали, Вячеслав Александрович?

Малышев почувствовал, как кровь прихлынула к лицу.

— Я там был не раз, встречался и с Патоличевым, — пояснил нарком. — Очень интересная личность. Умён и хозяин своего слова, у него есть хватка. Рабочие его боготворят, сам видел, когда был с ним на заводах Челябинска.

— Что ещё у вас интересного? — спросил Верховный.

— В начале 1944 года мы освоим серийный выпуск танка Т-34-85 главного конструктора Морозова, — сообщил Малышев. — Начнём также выпуск самоходной установки СУ-100.

— На базе танка Т-34, — уточнил нарком вооружения Устинов.

Нарком Малышев добавил, что в 1944 году производство танков и САУ достигнет 29 тысяч, в том числе САУ более 12 тысяч.

— Далеко шагнула наша танковая промышленность, — заметил сидевший рядом со Сталиным нарком иностранных дел Молотов, заместитель председателя ГКО.

— Весьма далеко, Вячеслав Михайлович, — поддержал его генерал Федоренко. — В первом полугодии 1941 года наши заводы дали Красной армии всего лишь 393 танка КВ и 1110 Т-34.

— Очень мало, — сердито произнёс Сталин. — Хотя нарком обороны маршал Ворошилов рисовал нам радужную картину, даже как-то мне напевал: «Броня крепка, и танки наши быстры, и наши люди мужества полны...» Этих самых мужественных бойцов и командиров Красной армии мы крепко подвели. Вот и верь людям на слово.

Верховный перевёл взгляд на наркома Устинова, который шептал что-то на ухо директору военного завода.

— А что нам ещё скажет генерал Устинов? — спросил Сталин.

Устинов резво поднялся с места, кажется, он даже растерялся.

— К тому, о чём я вам доложил, товарищ Сталин, мне добавить нечего, — промолвил он.

— Дмитрий Фёдорович, — добродушно продолжал Сталин, — в прошлом году за организацию и освоение новых видов артиллерии и стрелкового оружия вы были удостоены звания Героя Социалистического Труда, и мы вправе ждать от вас новых трудовых высот, не так ли?