Таинственный возлюбленный

Только тут герцогиня вдруг обратила внимание на то, что остальные гости так и продолжают напряженно молчать, слушая, о чем говорят они с графом, и практически не участвуя в разговоре.

— А что думаете вы, сеньоры? Не стесняйтесь. У нас всего лишь простая дружеская беседа. Например, как вы думаете, что если и у нас, в Испании, устроить всенародные выборы?

— А что мы можем об этом думать, ваше сиятельство? — хитро улыбнувшись, ответил за всех актер Маркес. — Я только представлю, что у нас в стране объявили всенародные выборы Верховного владыки, так и вижу, как все сразу же бегут и выбирают ныне здравствующих короля и королеву.

Гости засмеялись.

— Пожалуй, вы и в самом деле правы, сеньор Маркес, — серьезно заметила герцогиня.

— Я слышал, ваше сиятельство, что в молодости вы даже участвовали в военных действиях? — попробовал перевести разговор с серьезных тем на более приятные де Милано.

— О да, граф, забавы молодости. Не стоит об этом и вспоминать, — отмахнулась герцогиня, засмеявшись.

— Почему же не стоит, дорогая? — не удержался ее достойный супруг дон Педро Тельес Хирона. — Помнится, это было в самом конце семидесятых. Мы с герцогиней отправились завоевывать Менорку под предводительством французского адмирала герцога Крильона. Мария Хосефа переоделась тогда юнгой…

— Должно быть, вы были прекрасны в этом наряде, ваше сиятельство, — заметил граф.

— Вы мне льстите, ваша светлость!

— Так вот, кроме меня, никто не знал, что этот бравый юнга, никогда не покидающий линию огня, на самом деле — женщина…

— Это было, должно быть, восхитительно, — не удержался актер Маркес.

— Должно быть, господа, — поторопилась вмешаться герцогиня. — Но давайте оставим этот разговор обо мне. Право, у нас есть много других интересных тем.

— А вы уверены в том, что чудес вообще не бывает? — как бы следуя просьбе герцогини, вдруг решил оживить разговор поэт Ириарте. — Возможно, мы просто слепы. Такая слепота свойственна всем великим империям, особенно в период агонии. Вспомните, как Цезарь презрел предсказание и отправился в Сенат?

— Ах, славный мой Ириарте, сравнение ваше, к сожалению, никуда не годится. Нашему королю далеко до Цезаря, а Верховной палате Кастилии[12] — до Сената, — улыбаясь своей равнодушной улыбкой, с легким вздохом заметил герцог, вновь тем самым возвращая разговор в прежнее русло.

— Воистину, мой дорогой Ириарте, не кощунствуйте, — подхватила герцогиня. — Я не верю в Божественное право королей на власть. Это право должно быть только у императоров и, разумеется, у герцогов, а не у таких мужланов, что пытаются нами управлять сейчас. Кстати, господа, я недавно перечитывала Хосе Иглесиаса де ла Каса, упокой Господи его душу, и вдруг встретила одну эпиграмму, которая в связи с событиями последних дней прозвучала для меня неожиданно по-новому.

— Что за эпиграмма, ваше сиятельство? — сразу же заинтересовался Ириарте.

— Что ж, она сразу же запала мне в память, и для меня теперь совсем несложно прочесть ее наизусть.

— Прочтите, прочтите, ваше сиятельство, — раздалось сразу несколько голосов.

Герцогиня, любившая выступать в роли актрисы и считавшая себя не бесталанной, с чувством продекламировала:

Один хирург благочестивый,От жизни ждавший новых благ,Определить не мог никак,Что больше принесет наживы:Всеобщий мир иль пушек гром.Но, рассудив, что в равной мереОбязан Марсу и Венере,Он успокоился на том[13].

Действительно, эпиграмма весьма живо нарисовала напыщенный вид ликующего в эти дни ненавистного премьера, и все засмеялись, даже суровый Пепе Ильо.

— В равной мере обязан Марсу и Венере, — со смехом подхватил он ключевую фразу, явно намекающую на вознесшегося через постель королевы гвардейца.

— Дорогая, — шепотом обратился к супруге герцог Осунский, — эта книга пару лет назад была запрещена святой инквизицией. За одно ее хранение…

— Ну что вы, дорогой, — с веселым смехом ответила герцогиня, заметившая напряженное ухо архиепископа, явно понимавшего содержание шепота ее супруга, — здесь у нас собрались только друзья. Не так ли, отец Антонио? — Архиепископ кивнул герцогине с легкой улыбкой признательности.

— Но, господа, я совсем не имел в виду ни Его Величество, ни Верховную палату, ни тем более этого временщика, — вновь попытался свернуть на свое Ириарте. — Я говорю о серьезных и порядочных людях, вроде нас с вами. Увы, даже мы не замечаем чудес, они проходят для нас впустую. Ведь все мы не раз слышали и о графе Сен-Жермене, и о графе Калиостро, однако никто из здесь собравшихся не верит в то, что бессмертие возможно. Не так ли, граф?

— Вы совершенно правы, господин поэт, — ответил де Милано. — Кстати, господа, я не хотел говорить вам об этом, однако в связи с последними словами уважаемого господина поэта не могу промолчать и вынужден сообщить прискорбное известие: три дня назад в Италии скончался граф Калиостро.

— Как?! Вот так новость! Неужели?! Не может быть! — понеслось со всех концов стола.

Граф де Милано словно окатил всех собравшихся ушатом холодной воды. По бросаемым на него украдкой взглядам и перешептыванию он легко догадался, что на его счет у здешней публики имеются довольно смелые предположения. Теперь же, столь неожиданно объявив всем эту печальную весть, он окончательно убедился в том, что здесь, скорее всего, его приняли за Сен-Жермена.

— Вот вам и доказательства, дорогой мой Ириарте, — грустно улыбнулась герцогиня. — О каком же бессмертии можно вести речь, если умирают даже те, кто его декларирует?

— И все-таки, уважаемая герцогиня, сердце подсказывает мне, что известие о смерти графа Калиостро еще ничего не доказывает, — не сдавался Ириарте. — Известно ведь, что люди, постигшие секрет бессмертия, не умирают на самом деле, лишь имитируют свою смерть для всего мира, чтобы не привлекать излишнего внимания к своим персонам. А потом появляются где-нибудь в другой стране, под другим именем и как ни в чем не бывало живут далее.

— А как же люди, которые знали их при так называемой прежней жизни? Они ведь могут опознать их? — спросил герцог.

— Но кто из нас, много раз слышавших о Калиостро, хотя бы раз вживую видел его самого или хотя бы портрет? Я слышал, например, что граф Сен-Жермен никогда нигде не останавливался более чем на одну ночь. Поэтому хорошо знаком он может быть только очень узкому кругу людей. И все они при этом могут быть и без того посвящены в его тайну, — ответил Ириарте. — Кто из вас, встретившись однажды с тем же графом Калиостро, который представился бы другим именем, согласно одним лишь слышанным описаниям с полной уверенностью мог бы утверждать, что это на самом деле и есть таинственный чародей?

— Уж не хотите ли вы сказать, дорогой господин поэт, что я и есть граф Калиостро, представившийся другим именем? — лукаво усмехнулся граф Херонимо де Милано.

— Ну, что вы, граф! Я не берусь взять на себя такую смелость или наглость, если угодно, — ответил Ириарте. — Да я даже и описаний-то Калиостро никогда не слышал. Так что, убейте меня, не представляю, как он выглядел. Все же, как многого мы не знаем даже из того, чего знать не только очень хочется, но и следовало бы!

— А мне вот, например, доводилось читать описание графа Сен-Жермена в записках известного путешественника Казановы.

— Того самого Казановы, что служит сейчас библиотекарем в замке Дукс в Богемии? — оживился Ириарте.

— Да, мой дорогой поэт.

— Но, ваше сиятельство, извините за нескромность, — не выдержал поэт, — откуда у вас его записки, которые еще даже не вышли из печати и, насколько я слышал, пока гуляют только в рукописных копиях, а посему мало кому доступны.

— Как, мой дорогой поэт, вы разве еще не знаете, что один хороший французский друг регулярно снабжает меня всем наиболее интересным из того, что появляется в Европе.

— И какова же внешность графа Сен-Жермена по описаниям господина Казановы?

— Представьте себе, господа, но, как это ни странно, ничего кроме слов вроде «приятной наружности» и «с весьма учтивыми манерами» мне там найти не удалось. Все внимание господина Казановы уходит на описание необычайных способностей графа как замечательного собеседника и человека, искушенного во всех науках. За столом он обычно почти ничего не ел, прямо как вы, граф, — улыбнулась своему почетному гостю герцогиня, несколько задетая его невниманием к изысканным блюдам ее кухни.

— Однако, насколько я помню, по всем рассказам очевидцев — и думаю, то же самое должно быть написано и у Казановы, — Сен-Жермен обычно не закрывал рта. Не так ли, ваше сиятельство?

— Да, да, именно так и пишет Казанова. Граф Сен-Жермен был очень остроумным и словоохотливым собеседником. В частности, в своих записках сеньор Казанова рассказывает о том, что граф Сен-Жермен умел изготовлять драгоценные камни.

— Насколько я слышал, он умел изготовлять не только драгоценные камни, но владел жизненным эликсиром. А это означает, что для него чудо было настоящей реальностью, — все еще не сдавался Ириарте. — Мы же по сравнению с ним живем, как слепцы!

— Да, дорогой Ириарте, несмотря на все наши глубочайшие познания, мы еще ужасно невежественны, никто не знает толком даже того, что творится у нас внутри. Вслепую живем и умираем вслепую, — неожиданно философски вздохнул герцог.

— И даже наш глубокоуважаемый, прославившийся своей ученостью на всю Европу доктор Пераль, пользующий королеву и герцогиню Альбу, далеко не так всемогущ, как представляется, — вставила герцогиня. — Но и с вашей слепой верой в чудеса, дорогой мой Ириарте, мы тоже далеко не уедем. Подумать только, что делает с верой простой народ, если даже уважаемая герцогиня Медина-Коэли лечила своего сына истолченным в порошок пальцем святого Игнасия, давая ему половину в супе и половину в клистире. Извините, господа, за такую вульгарную подробность.

— А я слышал, монашки в монастырях играют священными изображениями, словно куклами, — вдруг со смехом подхватил Пепе Ильо. — Они одевают Иисусика в разные одежды, потом раздевают, купают, укладывают спать… — Но тут всегда сидящий с ним рядом актер Маркес незаметно дернул тореро за рукав, и бесстрашный истребитель быков замолчал.

— А между тем всякого, кто посмеет усомниться в вере или в силе подобных целительных средств, жестоко и неумолимо преследует инквизиция, — грустно заметил Ириарте, но, вдруг немного повеселев, заявил: — А хотите, я прочитаю вам один медицинский рецепт, составленный моим батюшкой, да упокой Господи его душу.

Герцогиня уже заранее начала смеяться.

— Да-да, расскажите, дорогой Ириарте, господину графу этот рецепт несомненно понравится.

И Ириарте с легкой улыбкой продекламировал:

Для твоего, голубчик, исцеленьяОт хворости, не знаю сам, какой,Не знаю как, свари себе настой.Бог весть, какие тут нужны коренья,А может быть, полынь иль череда?Не знаю, доля их нужна какая.По скольку раз, не знаю, принимая,Излечишься, не ведаю когда[14].

— Ну, что скажете, граф? — все еще продолжала смеяться герцогиня. — Не правда ли, весьма метко подмечены возможности наших ученых мужей от медицины?