Бунтарка. Берег страсти

Жюль уже проводил Онорину к столу, и стоило только Вивиан поймать взгляд тети, как она поняла, что та в курсе, что произошло сегодня днем. Но девушка не собиралась поддерживать вежливый разговор после того, как ей нанесли такой удар. Однако ей было невыносимо сидеть молча, пока родственники обсуждали те изменения, которые произойдут в Мирандоле и поблизости в следующие несколько недель. Наконец, когда слуги убрали со стола тарелки главного блюда, Вивиан не выдержала:

— Меня удивляет, месье, что вы так спокойно разговариваете в моем присутствии о разных пустяках, после того как совсем недавно разрушили все мои надежды.

Жюль вздрогнул, затем в его зеленых глазах вспыхнул гнев, какого она раньше не замечала. Он выдержал паузу, положил салфетку на скатерть, и когда снова поднял глаза, они почти ничего не выражали.

— Скажите, почему вам так не терпится выйти замуж за Виктора де Луни?

Она тут же ответила:

— Потому что мы созданы друг для друга.

— Объясните, что вы имеете в виду.

— Мы выросли вместе. Мы любим одни и те же вещи.

— Например?

Она неуверенно посмотрела на тетю, которая с тем же любопытством ждала ее ответа. Какой смысл спрашивать о столь очевидных истинах?

— Ну, мы оба любим охоту. По крайней мере, он довольно часто охотится, и я тоже. Мы оба любим лошадей. Я читаю, музицирую, а он любит слушать, когда я играю. Нам нравится бывать вместе. Месье, когда вы поживете и познакомитесь с соседями, то поймете: всем известно, как превосходно мы ладим с месье де Луни.

— Моя дорогая, мы знаем, как вы любите друг друга, — ласково сказала Онорина.

— Это правда!

— И что дальше? — настойчиво спросил дядя.

Она растерялась, покраснела и торопливо ответила:

— Вы хотите узнать, говорим ли мы друг другу глупости, срывает ли он розы и бросает к моим ногам? Нет, мне бы это не понравилось. Это глупо!

— Я ничего такого не имею в виду, меня всего лишь интересуют ваши чувства. А из того, что вы сказали или, точнее, не сказали, я понимаю, что эти чувства не очень глубоки.

У нее задрожали губы и глаза увлажнились. Кто он такой: верховный судья и жюри ее сокровенных чувств и поведения?

— Мои чувства вас совершенно не интересуют! Вам все равно, вам безразлично, что я несчастлива.

— Скажем просто: я как ваш опекун не могу одобрить этот брак. И предпочел бы больше это не обсуждать.

Тут Вивиан удивила их и себя, разразившись слезами. Не владея собой, она выбежала из столовой.

На следующий день Виктор не пришел. Зато половина мужской части округи явилась засвидетельствовать Жюлю свое почтение. Через пару недель, когда граф де Мирандола нанесет им ответные визиты, те будут тут как тут вместе с женами, и тогда не уйти от нескончаемого потока приглашений.

Вивиан принимала гостей вместе с дядей. Оба разговаривали друг с другом только в случае необходимости, однако следили за тем, чтобы их натянутые отношения не были заметны гостям. Жюль легко справлялся с обязанностями хозяина и был в совершенстве знаком с той манерой разговаривать, к которой привыкли их соседи. Это удивило Вивиан, и она неохотно признала про себя, что и здесь он чувствует себя как в родной стихии. К тому же с некоторыми из гостей он был давно знаком. Она почувствовала облегчение, убедившись, что если ей перед глазами всей провинции и суждено уступить место хозяйки Мирандолы, то никто, по крайней мере, не будет с сожалением говорить, что она оказалась в руках глупого человека.

Вивиан почему-то показалось, что все интересные люди пришли утром, а скучные — днем. Однажды, когда они на мгновение остались одни, она догадалась, что он чувствует то же самое. Едва Жюль успел с приглушенным стоном опуститься в кресле у окна, как мажордом появился в дверях и произнес:

— Мадемуазель, монсеньор, подъехала карета месье де Тремена. Мне провести его прямо сюда?

Она услышала, как ее дядя пробормотал нечто вроде ругательства, затем сдержанно кивнул мажордому, который тут же удалился.

— Тремен? Неужели он все еще здесь? Я живо помню его, скучный, старый… — Он тяжело встал, печально взглянул на нее и сказал: — Если вам столь же скучно, сколь и мне, прошу, не считайте, что вы обязаны оставаться. Вы уже и так сделали больше, чем вам положено. Возможно, вы предпочтете зайти к Онорине — она хочет показать вам некоторые письма.

— Из Парижа? Тогда я обязательно зайду к ней.

— Лучше поднимитесь по служебной лестнице, иначе в коридоре столкнетесь с Тременом. И тогда он будет кружиться словно волчок — никогда не встречал человека, столь похожего на шар.

Быстро выскользнув из зала, Вивиан улыбнулась этой удачной характеристике и, быстро поднявшись по лестнице, направилась к крылу, где находились жилые комнаты. Ей так хотелось получить весточку от своей подруги Луизы де Биянкур, которая обычно вкладывала письма в пакеты, присылаемые Онорине ее матерью! Юные особы дружили с тех времен, как учились в монастырской школе, и регулярно переписывались, а это означало, что Вивиан постоянно держала Луизу в курсе событий, происходивших в Мирандоле. Она еще не могла ждать ответа на свои откровенные послания, но любое письмо из Парижа станет радостным событием в этот и так безрадостный день.

Онорина действительно держала письмо в руке, когда вошла Вивиан, и девушка сказала:

— Я была занята гостями и не видела почты. Мадам, мне что-нибудь пришло?

— Сегодня почты не было. Садись, дитя. Давай поговорим. Это послание не из Парижа, а от маркизы де Луни.

Вивиан нерешительно села, не спуская глаз с лица тети. Ее охватило отчаяние, но она с деланым спокойствием спросила:

— Вы скажете мне, о чем в нем говорится?

— Мне бы хотелось показать его тебе, чтобы ты убедилась, с какой добротой она пишет о тебе. Но она не дала мне права показывать свое послание кому бы то ни было. — Онорина положила письмо на стол и пристальнее взглянула на Вивиан. — Я благодарна маркизе за то, что она сделала этот вопрос предметом дружеского обсуждения между женщинами, вместо того чтобы позволить мужчинам поднимать большой шум. Я крайне рада, что мы избавлены от этого, и ты тоже должна быть этим довольна. В ее письме говорится, что они с маркизом разрешили сыну провести длительное время в Париже. — Она сделала вид, что не заметила испуга племянницы, и продолжила: — Он остановится дома у маркиза Лафайета, то есть будет жить вместе с герцогом и герцогиней де Ноай д’Айен, с тестем и тещей.

Вивиан тихо, сдержанно произнесла:

— Его отсылают подальше от меня.

— Думаю, ты знаешь, что он все время просил родителей отпустить его в Париж. Родители были готовы отпустить его только в том случае, если он займется учебой: например, будет изучать право. Однако теперь…

— Если серьезно, вы можете представить, чтобы он изучал право? Он всегда хотел поступить в военный коллеж.

— Его мать против этого, и я поддерживаю ее. В любом случае, они разрешили ему ехать безо всяких подобного рода условий. Он уезжает завтра, а утром придет попрощаться с нами.

Вивиан встала и начала расхаживать по комнате.

— Что могло случиться в Луни? Видно, им хочется сделать его жизнь столь же несносной, как и мою.

— Не преувеличивай. Между ним и родителями возникли разногласия. Как и твой дядя, они считают, что вам обоим еще слишком рано вступать в брак. Вивиан, перестань ходить туда-сюда, сделай любезность и посмотри на меня. Я сказала «слишком рано». Это не означает, что вопрос о браке не будет поднят еще раз. Дело просто в том, что в настоящее время ты должна четко понять — поспешный союз между Луни и Мирандолой неприемлем для обоих семейств. Я не могу сказать тебе, что именно об этом думают в Луни, — маркиза весьма предусмотрительно не затрагивает этот вопрос. В ее письме нет ни единого нелестного слова о тебе, что весьма удивительно, если…

— Я бы так не сказала! Это нетерпимо, что наши судьбы решаются между ужином и завтраком!

— Я говорю, что это удивительно, если иметь в виду письмо, которое ты столь бестактно позавчера отправила месье де Луни. — Вивиан снова села. — Боюсь, оно тебе навредило. Одно дело дружить с безупречным молодым человеком. И совсем другое — тайно посылать ему письмо, равнозначное предложению заключить брак. Выслушай меня! Если ты желаешь, чтобы его родители считали тебя зрелой женщиной, которая, став женой, будет предметом гордости их сына, пора браться за ум.

Вивиан пришла в ужас. Она не могла представить, чтобы Виктор по собственной воле показал ее записку своей матери. Его отец, должно быть, заподозрил что-то, поскольку записку вручили сыну при нем, и потребовал показать ее. Вивиан стало стыдно, что ее поймали на такой нескромности — теперь она казалась подростком, плетущим тайные заговоры. Спустя мгновение она спросила:

— Вы должны показать дяде послание маркизы? Или посвящать его в подробности?

Тетя несколько секунд держала ее в напряженном ожидании, затем сказала:

— Нет. На эту тему сказано уже достаточно. — Вивиан встала, чтобы уйти, но тетя опередила ее: — Я хочу, чтобы ты заверила меня в том, что завтра будешь вести себя, как подобает даме, и хотя бы сделаешь вид, будто гордо смирилась со случившимся. Я могу на это рассчитывать?

Уже стоя у двери, Вивиан обернулась и пробормотала:

— Да, мадам.

Стальной блеск в глазах тетушки исчез, и голос стал мягче:

— Разумеется, чувства — твое собственное дело. Я уважаю твою личную жизнь, но если тебе захочется поделиться со мной своими сокровенными мыслями, пожалуйста, не стесняйся.

— Мои чувства? Мне дали ясно понять, что они недостойны внимания. Извините, мадам.

Вивиан вышла.

Следующим утром все стали свидетелями появления трех лошадей. Граф де Мирандола выбрал их в конюшнях Дурдена во время отъезда из Парижа, и их доставляли на юг поэтапно, чтобы они прибыли в Мирандолу в самом лучшем виде.

Вивиан случайно оказалась в сбруйной, когда прибыли эти лошади, и увидела, что Жюль вышел во двор поприветствовать конюхов и взглянуть на свое приобретение. Вивиан стояла в дверях и наблюдала за мужчинами и лошадьми. Дядя тщательно осмотрел каждое животное: проводил руками по груди и ногам, затем вставал перед ним, заглядывал в глаза, положив обе руки на шею и нежно разговаривая. Она впервые увидела его нежную и искреннюю улыбку.

Жюль знал, что девушка рядом, но не взглянул в ее сторону. Напрасно было надеяться, что она когда-либо сможет сделать его таким же несчастным, как она сама, но если ее присутствие нарушит его покой, она испытает определенное удовольствие.

Наконец Вивиан подошла к дяде, и тот спросил:

— Мадемуазель, что вы думаете об этих животных?

— Они кажутся очень красивыми и сильными. Если глаза меня не обманывают, то их здесь три. Вы собираетесь скакать верхом не переставая всю жизнь?

Но его трудно было вывести из себя, и он спокойно ответил:

— Уверяю вас, они стоили огромных денег; я не собирался покупать третью лошадь, но никак не мог решиться, какой отдать предпочтение в качестве запасной — чалой или серой. В то время я не знал ваших вкусов, но мне пришло в голову, что вы сами захотите испытать серую. Если я правильно угадал, то она всегда в вашем распоряжении.