Валдар Много-раз-рожденный. Семь эпох жизни

Прежде чем подошла остальная часть британского флота, отважный корабль был окружен огромными врагами, и вокруг него разразился такой яростный шторм сражения, что я не думал увидеть его снова. Но один за другим подходили британские суда, и каждый из них взрывался внезапным громом и пламенем, проходя через вражеские линии. Флагман «Виктори», который полз вперед под таким слабым ветром, что его едва хватало наполнить паруса, находился под сходящимся огнем нескольких десятков французов и испанцев, но ни разу за все это время не выпустил ни единого снаряда. Наконец, он приблизился на расстояние кабельтова к флагману Вильнева «Бюсантор», и тогда с ужасающим эффектом обрушил железный шторм на самые его жизненно важные органы.

К этому времени мы были уже близко и упражнялись с нашими тридцатью двумя дальнобойными пушками в стрельбе по французским мачтам и такелажу. Как и «Королевский суверен», «Виктори» несколько минут сражался один, и мы были так близко к нему, что слышали приказы офицеров и свистки боцманов всякий раз, когда бой на мгновение стихал.

Не успел «Виктори» послать залп в «Бюсантор», как огромный линкор «Сантиссима Тринидада» (в те дни самый большой на плаву) приблизился и открыл огонь по «Виктори» из четырех высоких ярусов орудий. Однако, не обращая внимания на железную бурю, обрушившуюся на него, «Виктори» пошел дальше и уложил французский линкор «Редутабль» [Грозный] на борт, а затем подошел английский «Темерер» [Безрассудный], сопровождаемый остальными кораблями Нельсона, которые выстроились в линию один за другим, выбрав каждый своего врага, пока битва не разгорелась из конца в конец французской и испанской линий. Вы знаете, что произошло потом, как снайпер с грот-мачты «Редутабля» сделал выстрел, который поверг Британию в траур и лишил ее половины радости от величайшей победы, когда-либо одержанной на море. Рассказывали, что, когда по флоту пронеслась весть о том, что Нельсон подстрелен и лежит при смерти, каждый английский моряк был одержим одной-единственной мыслью — заставить французов и «донов» заплатить как можно дороже за бесценную жизнь, которую они отняли.

Нет нужды рассказывать вам, как велика была эта цена, как корабль за кораблем, разбитый непрестанными залпами, спускал флаг и сдавался; как из сорока кораблей, вышедших нам навстречу в то утро, только девять испанцев вернулись в Кадис, а четыре француза улизнули только для того, чтобы быть захваченными через несколько дней у Ортегаля. Из остальных десять пали во время сражения, а двадцать сдались в конце боя, и сам Вильнев вместе с испанскими адмиралами Алавой и Сиснеросом и двадцатью тысячами солдат и матросов стали нашими военнопленными.

Так закончилась последняя битва титанов на море. Во второй раз я видел, как Невредимый остров[45] спасся в критический момент своей судьбы от вторжения чужеземного врага и хватки чужеземного тирана. Трафальгар окончательно сломил морскую мощь Франции и Испании. Великая Булонская армия, которой через несколько дней предстояло вторгнуться в Лондон, развернулась в поисках других полей сражений, и по сей день вы можете увидеть статую Наполеона на его колонне над Булонью, повернутую спиной к той английской земле, которую будущий деспот Европы никогда больше не увидит, пока не окажется пленником на палубе британского линкора.

Если бы не стремительное плавание «Морского ястреба», Трафальгарской битвы могло бы и не случиться, а статуя Наполеона могла бы стоять лицом в другую сторону.

Мы принесли эту весть домой, убегая от шторма, который разразился над полем битвы на следующее утро, и никогда еще ни один корабль не приносил известий о большей радости и большей печали, чем мы. Британия была спасена, но человек, который спас ее, погиб смертью героя в самый час победы и в высший момент судьбы своей страны.

В течение пяти лет после Трафальгара мы на «Морском ястребе» действовали везде, где можно было найти хорошо нагруженного француза, пока британский флот и крейсеры не прочесали моря настолько чисто, что едва ли можно было найти приз, за который стоило бы сражаться. Наконец, мы привезли наши сокровища домой из пещеры, где все еще медленно гнил «Безжалостный», а затем заплатили команде «Морского ястреба». Сцена битвы переместилась с моря на сушу. У подданных волн была теперь только одна хозяйка, и никто не мог безопасно плавать по ним, кроме как с ее разрешения.

И все же для меня не было ни радости в золотом отдыхе, ни покоя на суше или на море, пока мой жизненный путь снова не пересечет путь той, с кем я в последний раз простился в темнице инквизиции. И снова поиски моей много раз потерянной любви стали движущей страстью моей новой жизни, и снова я отправился искать ее по красной тропе войны.

Половина мужского населения Англии, как вам известно, бросилась с оружием в руках навстречу булонской угрозе, и поскольку у нас с Марком были деньги, которые можно было тратить без ограничений, мы вскоре собрали отряд из пятисот всадников, оснащенный и вооруженный на испанские сокровища и французскую добычу, и отправились искать военного счастья с маршалом Веллингтоном на полуострове.

Вся Европа теперь пылала сражениями от края до края, а корсиканский авантюрист, сделавший себя тираном Франции, казалось, быстро шел к всемирной империи, подобный новому Молоху, сквозь пламя бесчисленных городов и кровь миллионов людей, погибших по приказу его проклятого честолюбия. Вы знаете, как он поднялся и как пал, чтобы снова подняться для той величайшей битвы, которая в один день разорвала цепи, которые он в течение почти двадцати лет готовил, чтобы сковать народы.

От кровавого поля Виттории до последней трагедии Ватерлоо мы пробивали себе путь от победы к победе во многих доблестных сражениях, о которых я охотно рассказал бы вам, если бы оставалось место или время, но моя длинная история спешит к концу, и деяния лет должны быть ограничены скудным упоминанием в нескольких словах, потому что для меня, кроме сражений и маршей, и снова сражений, эти годы были пустыми, так как все эти годы я тщетно искал свою любимую, но все же надеялся снова и снова, потому что я не мог поверить, что этот последний этап моего земного пути я пройду в одиночестве и без приветливого присутствия той, которая, верная своей клятве через сменяющиеся века, непременно появится снова, чтобы вложить свою руку в мою и поведать мне, что мрак, стыд и ужас нашего последнего расставания действительно очищены пламенем ее мученического костра, и что она снова вернулась ко мне со звезд, на этот раз, быть может, чтобы закончить свою миссию и мое скитание, и в последний раз провести меня сквозь тени к жизни за пределами мира и к восстановлению моего утраченного родства с богами.