Южный узел

Знал ли он самого себя? Еще вопрос.

— Он искал вас, — не без труда проговорил Александр Христофорович. — Ему сказали, что младенцы, которых разобрали на лето перед войной по деревням, погибли.

— Погибли, — подтвердил Жорж. — Только я не поехал, у меня была горячка. И что же этот папаша так неприлежно искал?

Бенкендорфу захотелось сказать, что он от природы человек неприлежный. Но вместо этого вышло нечто жалобное и просительное:

— Вам только восемнадцать. Еще многое можно исправить…

— Например, что? — враждебно насупился собеседник. Каких кренделей небесных ему посулят? После голодного детства с босыми ногами на каменном полу? После тычков, оплеух, унижений? После гостиных знатных дам, где он король на час и слуга на ночь? После слюнявых восхищений, как у Мещерского? Вот ведь люди уверены, что им не укажут на дверь. А он указывал!

— Вы хорошо ездите верхом? — осведомился гость.

Кивок.

— Фехтуете?

Конечно, их учили.

— Языки?

— Французский, итальянский, немецкий хуже.

Нехорошо, нельзя забывать язык предков.

— Я могу устроить вас в лейб-гвардии Уланский полк. Тот что в Гатчине. Конечно, рядовым. Но вы, я думаю, быстро пойдете наверх. Ваше воспитание, манеры — порукой того, что офицеры не оставят вас вне своего круга. Я похлопочу. Война, поход — словом, первый чин не заставит себя долго ждать.

— У меня нет средств, — уныло протянул Жорж. — В полку надо себя содержать.

— Средства найдутся.

Щедро. Даже слишком. Соглашайся, дурак, твердил Жоржу внутренний голос. Благодари и кланяйся. Но какое-то глубоко сидящее упрямство запрещало принять подачку.

— Меня обещали взять в основную труппу. — Дерзости в этом ответе было больше, чем ума. — Я привык зарабатывать на себя сам.

— Вот таким способом? — Александр Христофорович взвесил на ладони пачку записок. — Уверен, приглашений будет еще больше.

Жорж готов был кусать губы от досады, но не мог пересилить себя.

— Поступим так, — сказал Бенкендорф. Чего ему только стоило это спокойствие! — Вы выберите, какое из предложений привлекает вас больше. До отъезда в поход я в городе. Где меня найти, вы знаете.

* * *

Генерал вышел на ватных ногах и не знал, что оставил за спиной. Может быть, Жорж смеялся и вечером в кругу приятелей-актеров рассказывал о визите аж шефа жандармов. А может быть, плотно затворил дверь и долго рассматривал себя в зеркало. Трогал пальцами ямочку на подбородке, тонкую, как у отца, и повторял: «Да, нет».

В карете Александр Христофорович взял свое лицо ладонями и постарался растянуть на всю физиономию левую половину. Он был молод, беспечен, глуп. Он не знал, что надо продолжать искать. Или не хотел знать? Боялся хлопот. Неужели еще тогда правый человек сидел в нем?

«Уходи, уходи, уходи! — взмолился Бенкендорф. — Это мой сын».

«И что с того? — возразил циник. — Ты мало сыновей по земле оставил? В каждой деревне. Пахарь-сеятель».

«Ну, этот, по крайней мере, нашелся, — огрызнулся Александр Христофорович. — Значит, Бог так захотел».

Он прибыл домой поздно и, никого не будя, поднялся в кабинет. Здесь у стола стояла походная кровать. Раскладная. Как у государя.

Затеплил свечу. На столе опять выросла горка новых бумаг. Они не кончались. Преодолев брезгливость, генерал взял сверху лист, другой. До того ли? Лечь, даже не раздеваясь.

Имена привлекли внимание. Опять Пушкин. Свет клином сошелся! Оказывается, еще в Одессе — экая древность — он написал какую-то афеистическую мерзость в стихах, где непохвально отзывался о Пречистой Деве.

Дальше шли куплеты. Их Бенкендорф читать не стал. Завтра. Все завтра. Он прочтет и возмутится. А сейчас нет сил.

4 Сверчок — прозвище А.С. Пушкина, принятое в литературном обществе «Арзамас» и в кругу Н.М. Карамзина.

5 Роман молодого А.Х. Бенкендорфа с великой французской актрисой мадемуазель Жорж описан в книге «Личный враг Бонапарта».