Дело привидений "Титаника"

Между прочим, я едва не налил ей воды в тот же окровавленный стакан.

— Вы ничего не знаете! — нервно зашептала Анна Всеволодовна. — Я всем приношу несчастье! Все умирают, гибнут вокруг меня... Лучше бросьте меня, пока не поздно.

— А меня ваш семейный фатализм не касается, — тем же грубоватым тоном отвечал я, мечась по комнате и присматривая, какие мелочи стоит прихватить с собой. — Я вам не брат и даже не сват.

— Но моя жизнь не имеет теперь никакого смысла, — слабым голосом проговорила она.

— Зато вы внесли смысл в мою жизнь, — ответил я.

Она обернулась и посмотрела на меня растерянным взглядом.

Я хотел добавить: «И еще ваша жизнь придала великий смысл смерти вашего брата» — но смолчал...

Я решил занять ее делом и попросил помочь мне собраться: у нее была тонкая рука, и она могла достать из-за шкафа без всяких усилий припрятанный мною там пакет с золотыми червонцами.

Спустя несколько минут издалека, с улицы, донеслись выстрелы.

Мы оба замерли.

Наверно, это Всеволод Всеволодович Белостаев-Дубофф дал бой большевистской милиции.

Когда стрельба затихла, я перекрестился с молитвой: «Упокой, Господи, душу убиенного раба Твоего...» Я убедил себя, что Дубофф был отменным стрелком.

— Не бойтесь... Больше не будет истерик, — услышал я у себя за спиной твердый голос сестры «убиенного раба Божия». — Вот ваши деньги.

Я повернулся и увидел ту госпожу Белостаеву, которую первый раз увидел некогда в Перовском: изможденную бедой, но крепкую духом. Капель Шмидта не требовалось.

В условленном месте нас встретили какие-то американцы, которые и помогли нам окончательно выбраться из города.

Уже по дороге я узнал, как, по трагической случайности, Анна Всеволодовна и ее брат наткнулись на большевистский патруль. Дубофф метко сразил всех троих, но и сам, прикрывая растерявшуюся сестру, был смертельно ранен. У него еще хватило сил добираться до моего дома очень замысловатым путем, который он, похоже, рассчитал и использовал, когда двумя годами раньше явился ко мне незваным гостем...

Путь на юг был нелегок, но во всех ключевых точках, на всех неясных перепутьях появлялись люди, помогавшие нам по воле человека, который на три минуты появился у меня в прихожей и канул в небытие... Теперь он казался нам ангелом-хранителем, оплатившим наперед все наши земные стези. Впрочем, однажды перед неизбежным обыском нам пришлось уничтожить несколько важных бумаг, иначе красные наверняка приняли бы нас за агентов империализма.

Настоящее мучение началось на корабле, забравшем нас из Крыма и из России навсегда.

Лишь только Анна Всеволодовна увидела вдали море, как побледнела и стала дрожать. Она крепилась, как могла. Вот когда я стал вспоминать о каплях Шмидта. Немного успокоил ее только стакан дешевого красного вина в порту. На корабле она сразу забилась в каюте на нижнюю полку и в своей швейцарской накидке вновь напомнила мне несчастную, подбитую птицу.

Ночью разразился шторм. Корабль трещал и падал во все стороны. Несколько раз Анна Всеволодовна теряла сознание, и я уже стал всерьез опасаться, что не довезу ее до Босфора.

В одну из минут просветления она сунула руку в свою сумочку и затем что-то протянула мне. Обхватив ее пальцы, чтобы не уронить предмет в этой бешеной качке, я обнаружил в своей руке ту самую золотую жужелицу.

— Выбросьте эту гадость немедля! — еле живым голосом проговорила Анна Всеволодовна. — Она всех нас погубит!

Я заколебался.

— Умоляю вас, ради всего святого! — простонала девушка, для которой я сам обязался быть в земных пределах ангелом-хранителем. — Иначе я брошусь в воду сама! Эта гадость утопит всех!

Сил терпеть эту качку не было, мне самому уже становилась страшно, и я поддался внезапному суеверию. С огромным трудом я выбрался в коридор, достиг палубной двери и сумел справиться с ней, только повиснув на ручке всем телом.

Мне в лицо ударила такая неистовая мощь ветра, холода и мертвящей влаги, что я задохнулся и выкрикнул проклятие этому золотому жуку. Я швырнул его в ревущую тьму без всякого сожаления.

Когда я вернулся, успев за миг намокнуть с головы до ног, Анна Всеволодовна улыбнулась мне и попросила поклясться, что я не спрятал зловещую штучку в кармане. Я поклялся, и, когда смотрел ей в глаза, мое сердце дрогнуло. Я прозрел, что связан теперь с этой сероглазой девушкой до конца своих дней.

Еще несколько часов волны швыряли наше суденышко. Я коротал это время, сидя на нижней полке, в ногах у своей подопечной, и вжавшись спиной в стену. Внезапно я вспомнил качку в тарантасе и скрип колес, шум дождя, светлячок папиросы и слова Максима Ивановича Варахтина... В самом деле, теперь я нашел в своей душе тоски не больше, чем было ее у меня в тот далекий, тихий вечер...

Мы не утонули... Возможно, все дело было в проклятии ацтеков, которое мы отдали стихии.

Но эта буря оказалась только первой бедою, первым грозовым шквалом.

На пристани в Константинополе нас никто не встретил. Цепочка, скованная «мистером Дубоффом», оборвалась. Трудно угадать, что произошло. Казалась, что на иноверческом берегу сила нашего общего ангела-хранителя внезапно иссякла. Торговой фирмы по указанному адресу не оказалось. Вероятно, кто-то успел прикарманить предназначавшиеся нам деньги.

Так начались наши скитания, начался путь, который мне пришлось прокладывать уже только своими собственными силами. Не раз мы жалели о том, что в трудную минуту поддались предрассудку: золотая странгалия могла бы надолго обеспечить нам спокойную жизнь. Впрочем, каждый раз мы сходились на том, что принесли эту жертву морю не зря. Кто знает...

Наш путь завершился через год в Париже. Казалось нам — навсегда.

Анна Всеволодовна Белостаева вышла за меня замуж.

На этом и должна была бы завершиться вся эта история, которую я старался изложить как можно объективнее (даже о своей будущей супруге говоря с точки зрения совершенно стороннего, вполне бесчувственного наблюдателя!)

Но вот две недели тому назад случилось новое необычайное событие, и наша судьба, как говорил Дубофф, «пошла на новый круг»...

Здесь в русской эмигрантской газете появилось поразившее нас объявление: «РАЗЫСКИВАЮТСЯ РОДСТВЕННИКИ ВСЕВОЛОДА ВСЕВОЛОДОВИЧА ДУБОФФА (В МЛАДЕНЧЕСТВЕ — БЕЛОСТАЕВА), ПРОПАВШЕГО БЕЗ ВЕСТИ В РОССИИ ОСЕНЬЮ 1918 ГОДА...» Был дан также американский адрес.

В тот же день, только оправившись от потрясения, мы собрали деньги и телеграфировали в Нью-Йорк обширнейшее послание, содержавшее такие сведения, которые могли быть известны, пожалуй, только самому близкому родственнику «пропавшего без вести» — его матушке.

И мы не ошиблись, вскоре получив от нее ответ с очень добрыми словами. Она пригласила нас к себе. В Париж на имя моей супруги пришел перевод крупной суммы денег.

Весь тот день мы бродили по комнатам, будто охваченные горячкой. Сколько часов мы обсуждали это «веление рока»! Какие только суеверия, какие только дурные и добрые предзнаменования не выдумали мы! И все же сошлись: оставаться нельзя, червь неизбывного искушения, неиспользованного шанса заест нас обоих, испортит жизнь. Надо употребить силу Судьбы (боюсь называть это Провидением) и на этот раз.

Результат же таков: прости нас, Господи, завтра мы отплываем в Америку!