Наука Китовраса. Парадигмы древнерусского храма

Известно, что, по преданию, Пресвятая Богородица после распятия Христа жила в доме апостола Иоанна на святой горе Сион, т. е. дом на исторической горе Сион можно назвать Домом Пресвятой Богородицы. В Московском Кремле Домом Пресвятой Богородицы зовется Успенский собор. Древние акты уже за 1410 г. называют Успенский собор Домом Пресвятой Богородицы.

В откровениях христианских святых существует убеждение, что «после Страшного суда Божия и по мановению Сына Своего, Богородица вошла в Чертог красоты и великолепия, превосходящий красоты Горнего Иерусалима. Красоту сего Чертога никакой язык взыскать не может, не только человеческий, но и Ангельский». В соответствии с этим Чертогом Божией Матери, находящемся в Небесном Граде, Москва приготовила Чертог Красоты и Великолепия для Царицы Небесной в Московском Кремле. Этот Чертог — Успенский Собор, Домом Пресвятой Богородицы именуемый, устроен по подобию Чертога в Граде Небесном и в воспоминание о жилище Божией Матери в Сионе Палестинском.

Понятие Святого Сиона включает в себя Церковь ветхозаветную и новозаветную, «обнимая собою все Царство Божие». Икона «Благословенно воинство Небесного Царя» предоставляет возможность воочию увидеть в символах образы святой горы Сион, града Небесного Иерусалима, Чертога и Скинии. Ветхозаветная Скиния, которая показана на иконе «прообразовала Деву Марию, вместившись в которую Бог имел «с человеки пожити», как написано: «Се скиния Божия с человеки, и вселится с ними» (Апок., 21 Л)»[244]. Успенский собор Московского Кремля, Дом Пресвятой Богородицы, принимает на себя значение Скинии, которая прообразовала в Ветхом Завете Деву Марию. Таким образом, Успенский собор совместил в себе ветхозаветные прообразы и новозаветные символы. Это Скиния как образ Божией Матери-Церкви. Иоанн Дамаскин говорит, обращаясь к Ней: «О, Дево Благодатная, святая Церковь Божия, которую духовно создал Оный сотворивший мир Соломон (Премудрый, Творец мира) и вселился в Нее!.. Но и в сей одушевленной Церкви, в Пречистой Деве, ясно виден образ херувимский; ибо своим херувимским житием Она не только сравнялась с херувимами, но и превзошла их… Дева Богородица есть херувим, ибо… на пречистых реках Ее Бог возсел, как на престоле: Дева стала Престолом Херувимским» (4, с. 69). Итак, по учению Православной церкви, Богородица есть «Престол и Чертог Царствующего» и «Скиния, в которую плотию вселился Христос», поэтому в московской символике эти метафоры соотносимы с образом Дома Пресвятой Богородицы, Успенским собором.

Град Небесный Иерусалим на иконе заключен среди небесных сфер. Сфера или круг в символике градостроительства является символом Божией Матери, так как понятия христианского города и девы являются близкими, поскольку город, как и дева, в своей идее есть неприступная крепость, окруженная стенами. В связи с этим именование Богородицы «Градом Избранным» близко по смыслу с именованием Богородицы Девою, и Москва как город, посвященный Пресвятой Богородице — Деве Избранной, наследует значение Града Избранного, «.. Города Царя Небесного, нерукотворенного, столь обширного, как круг небесный построенного». Кругообразная градостроительная структура Москвы, возможно, отражает посвящение города Богородице. По кругу, вдоль основных радиальных магистралей, располагаются богородичные храмы, находящиеся на расстоянии визуального восприятия.

Относительно кругообразной защиты городских стен пишет М. Элиаде: «Во времена кризисов, наподобие осад или эпидемий, все жители выходили и шли друг за другом вдоль городских стен — чтобы тем самым приумножить молитвенно-религиозную силу городских границ и бастионов. Этот ход вокруг города со свечами и реликвиями иногда имел чисто религиозно-символическую форму». Такие защитные меры были особенно распространены в Средние века, но встречались и в другие времена и не только в Европе.

К примеру, на севере Индии во время эпидемии деревню очерчивают кругом, чтобы не пропустить дальше демонов болезни. «Магический круг», любимый компонент стольких магико-религиозных ритуалов, призван разграничить два разнородных пространства[245].

В Кремле за всю историю Московского царства возникло 24 престола, посвященных Богородичным праздникам. Известно, что священники в Ветхом Завете делились на 24 разряда. В Мишне сказано: «установили первые пророки 24 смены. Итак, все когены и левиты, относящиеся к данной смене, идут в Иерусалим — каждый для своей работы в Храме… И изо дня в день читают Тору — рассказ о сотворении мира, чтобы подчеркнуть значение, которое имеет служение в Храме, для того, чтобы мир продолжал существовать». Отсюда мы видим, что в иудейской традиции число 24 имело космогоническое значение, поскольку чтение рассказа о сотворение мира — это реактуализация космогонии и уверенность в продолжении существования.

В практике православного богослужения 24 стихиры Богородицы прочитываются на Водосвятие, 24 фразы в Утренних молитвах. 24 Престола Божией Матери в «Горнем Иерусалиме» — Кремле символизируют Кремль как «Престол и Чертог Царствующего» в «Небесном Иерусалиме» — Москве, благодаря уподоблению Богородицы Горнему Иерусалиму, Престолу и Чертогу.

Таким образом, в христианской экзегезе 24 престола Божией Матери в Кремле таинственным образом знаменуют царственность Богородицы, которую Святая Церковь именует Градом Избранным, символизируют Кремль как «Престол и Чертог Царствующего» и позиционирует Москву градом Избранным, градом царственным и Священным центром. 24 Престола — это Похвала Божией Матери, которая возносится Ей в Акафисте. Эти святые престолы являются знамением того, что Кремль как Дом Пречистой Богородицы есть образ Престола «Сидящего на Херувимех» в Иерусалиме Небесном, и знаменуют собой похвалу Божией Матери. Последовательная реализация в структуре Москвы этих символов делает Москву осуществленным образцом Священного Центра во всей его полноте. Можно назвать Москву Вторым Иерусалимом, Новым Царьградом, Третьим Римом, Градом Небесным и Домом Пресвятой Богородицы. Числовая и геометрическая символика центра Москвы совершенно очевидно свидетельствует о сознательном использовании космогонических символов, знаменующих собой, в частности, космогонический миф о творении мира, главная цель которого всегда была в задаче восстановления творческих энергий жизни, для того чтобы мир продолжал существовать.

Задача, стоявшая перед строителями городов и соборов, была грандиозной — ознаменовать право и достоинство быть вместилищем Вечного Центра. Отсюда статус сооружений центра города — кафедральные соборные храмы города, места служения митрополитов и епископов, усыпальница царей и князей. Традиция единения мира Земного и мира Небесного отражена и в правилах захоронения в соборных храмах лиц правящей династии наряду со священноначалием.

Архитектура, и особенно искусство храмостроения, представляет собой икону в камне. В архитектурном облике города и храма этнос запечатлевает свой неповторимый духовный облик. Даниил Андреев в «Розе мира» выражает свое видение роли архитектуры в истории Руси, в ее историческом паломничестве от крещенских вод Днепра до Града Небесного: «.. Россия выражает духовное знание о своем небесном первообразе — России Небесной — на языке… зодчества»… Поэтому главные артефакты истории Москвы — города, монастыри и соборы — при адекватном прочтении их духовного и культурологического контекста представляют полную модель совершенного Космоса. Тенденция забвения сакрального градостроительного первопринципа лишает современное общество инструмента понимания главных задач градостроительной культуры столичного центра, созданного по правилам сотворения Космоса, что по традиции имеет смысл созидания ради дальнейшего продолжения существования мира. Отнюдь не случайна символика космогонического числа 24 в топике Кремля. Здесь совершенно прозрачная аллюзия на космогонический миф, реактуализация которого помимо иерофаний священных доминант обеспечивает законную, или, иначе, каноническую, базу дальнейшего существования и города, и всего мира в целом. «Все храмы, дворцы и города стоят на одном и том же месте — в Центре Вселенной… Возведение храма и города — акт, не только происходящий в Центре мира, но и в каком-то смысле повторяющий само сотворение мира… Все жилища магическим образом помещаются в Центре мироздания и, как и священное пространство, воспроизводят мифическое время, которое может воспроизводиться ad infinitum при изготовлении человеком каждой новой вещи»[246].

Осознание сакральной роли Московского Кремля позволяет нам аргументированно обосновать невозможность без ущерба для «силы города» сооружения профанных зон в непосредственной близости от Кремля. По наблюдениям М. Элиаде, размывание градообразующей идеи сакральности определенных городских территорий совершенно неизбежно приводит к деградации пространства, разрушению мощной защитной инфраструктуры города, основы которой коренятся в религиозном сознании и метафизических законах мироустроения. «Что бы из себя ни представляли эти священные пространства, у них есть одна общая черта — четкие границы, внутри которых можно соприкоснуться (хотя и во множестве различных форм) со священным»[247].

Итак, Москве довелось стать городом, в котором наиболее полно отразились традиционные символы священного Центра, когда-либо наполнявшие как архаичный, так и христианский город: это Московский Кремль на Боровицком холме как образ Святой горы Сион в Граде Небесном; Успенский Собор в Кремле как образ «Чертога и Престола» в Граде Небесном, Дом Пресвятой Богородицы, образ Скинии на горе Сион; Боровицкий холм в Московском Кремле как архетипическую модель Космической горы и Центра мира.

Москва — это одновременно Град Небесный, Иерусалим Новый и Иерусалим исторический, образа Третьего Рима и Дома Пресвятой Богородицы. Эти символы удивительным образом существуют рядом. Почему Москве суждено соединить их в себе? Возможно, это участь всех священных столиц, когда-либо существовавших, соединять в себе все самые высокие надежды и стремления созидающего человечества. Историческая святыня Иерусалима и архетип Небесного Города, лежащего в основе городского пространства, дает основания считать эти структурно-планировочные предпосылки главным критерием, определяющим статус сакральности и каноничности города.