Сквозь круг стальных небес

«Интересно, где тут мой дом? — подумал аспирант, вглядываясь в причудливый рисунок береговых линий. — Ах, кажется, мы над Дальним Востоком и вон тот выступ — Корея», — отметил он тут же с некоторым сожалением.

Действительно, почти точно в центре полусферы, окруженный синевой, выделялся похожий на бороду выступ. Справа от него закручивалась спираль тайфуна, скрывая окрестные земли, но сам полуостров отчетливо просматривался. Южная часть, точно какая-нибудь глубоководная креветка, мерцала множеством огней, а северная была почти совсем темной. Но что это? Неожиданно и там мелькнула яркая искорка! А потом еще одна, и еще. В чем дело, показалось? Удивленный, аспирант пригляделся, и не зря: спустя минуту или две чудеса продолжились. Почти в центре полуострова, там, где жемчужным пауком сияла самая крупная россыпь огней, мощно полыхнуло. Следом та же судьба постигла еще два скопления, прилепившиеся на самой оконечности «бороды». Но эта феерия длилась всего лишь несколько мгновений, а потом сияние угасло, обратившись заревом недоброго, темно-багрового цвета. Казалось, полуостров, будто живое существо, получил две тяжелые раны и истекал кровью. Его праздничный наряд мигом потускнел.

— Эй, Лайонхарт, вы там чего застряли? — оторвал Дика от наблюдений ворчливый окрик профессора. — Если так нравится любоваться космическими видами, купите билет на ракетоплан. Ну, если денег, конечно, хватит, — он недобро усмехнулся, и его слова зазвучали гораздо жестче, злее: — И если будете и дальше так относиться к работе, то денег у вас окажется еще меньше! Потому что вас уволят. Глядите, солнце зашло, время приступать к эксперименту.

— Ну да, ну да, — с явным сожалением отрываясь от окна, отозвался Ричард. — Знаю, раз светило ушло за горизонт, то помехи сократились до минимума. Не думайте, что я полный болван и не помню, зачем мы здесь…

Вместе они зашагали по коридору, изгибавшемуся дугой. Пришлось одолеть не менее ста ярдов, прежде чем эта парочка оказалась у широких дверей. Профессор заглянул в небольшое устройство, напоминавшее вмонтированные в округлый выступ очки, и двери с легким шипением отворились. Зал, в котором оказались Лайонхарт и Химмелькнакер, впечатлял. Примерно так выглядят огромные заводские цеха, только вместо станков тут размещались столы с вычислительной техникой, опутанные проводами шкафы и экраны размером со стену небольшого дома, на которых были изображены хитрые схемы. Нашлось место и для иного оборудования. Десятки человек в белых халатах подобно трудолюбивым муравьям сновали тут и там.

Курт, на ходу с кем-то здороваясь и раздавая указания, направился к массивному возвышению в дальнем конце зала. Издалека оно напоминало поднимавшийся над палубой мостик звездолета и вблизи такое ощущение лишь усилилось. Достаточно было взглянуть на пульт в виде широкого полукруга с множеством шкал, индикаторов, переключателей, виртуальных клавиатур. По бокам пульта мерно гудели ряды шкафов, от которых в пол уходили мощные, в руку толщиной, кабеля. Вокруг этого комплекса человек десять с сосредоточенным видом склонились над своими терминалами.

Лайонхарт устроился за таким же, находившимся почти в центре дугообразного пульта. Профессор, едва глянув на присутствующих, прошел к отдельно стоящему на «мостике» креслу. Уселся, разглядывая широкий экран, развернутый над этой площадкой — там теснилось еще бессчетное количество диаграмм и схем, среди которых выделялись две самые крупные. Одна из них напоминала строение атома: яркая точка в центре и множество вытянутых во все стороны колец, а среди них — отмеченная красным пунктиром дуга. А другая демонстрировала ровный «бублик», по стенкам которого пробегали синеватые сполохи.

— Итак, доложите обстановку, — повелительным тоном изрек Химмелькнакер.

— Накопители заряжены на девяносто процентов, все генераторы функционируют нормально, — сообщил один из людей в белых халатах.

— Напряженность магнитного поля стабильна, — доложил второй.

— Системы охлаждения работают на полную мощность, проблем не наблюдается, — известил третий.

— Прекрасно, — заметно повеселевшим тоном сказал профессор. — Лайонхарт, как там дела?

Аспирант пролистал схемы на экране и объявил:

— Спутниковые детекторы зарегистрировали поток альфа-частиц. Он завершает третий проход по орбите Сатурна. Приблизительная энергия… — коротко глянув на самый высокий пик на одной из диаграмм, Дик не сдержал потрясенного возгласа: — Ого, десять в сто тысячной электрон-вольт! Даже представить не мог, что будет так много!

Курт аж подпрыгнул на кресле, на его тонких губах заиграла хищная ухмылка.

— Великолепно! А как идет подготовка к запуску?

— Ядра бериллия в синхрофазотроне разогнаны до десяти петаэлектрон-вольт, — доложил Лайонхарт. — Можно выстрелить их в любой момент. По нашим оценкам поток альфа-частиц достигнет точки Лагранж-2 спустя десять минут сорок пять секунд и еще триста пятьдесят восемь миллисекунд.

— Установите задержку ровно в три минуты и запускайте, — велел профессор и добавил строгим тоном: — Лайонхарт, надеюсь, вы ничего не напутали в программе наведения?

— Шутите? — отозвался Ричард с досадой в голосе. — Я уже загрузил ее в центральное вычислительное ядро, и там выполняются последние проверки. Но я и так знаю: ошибок нет!

Три минуты тянулись, как целая вечность. Казалось, стрелки часов, висевших возле лесенки, спускающейся в основной зал, прилипли к одному делению. Все сотрудники скрючились за своими терминалами. Химмелькнакер сгорбатился, и, сделавшись красным, как гранат, нервно мял подлокотники. Наконец, голос Ричарда оборвал тягостное ожидание:

— Есть вхождение в расчетную точку!

— Немедленно запускайте! — тут же выпалил профессор. — И еще, настройте все сенсоры на эту проклятую точку, выведите данные на экран. Я хочу это видеть!

Не ответив, Лайонхарт ввел несколько команд. В тот же момент монитор над контрольным постом очистился от диаграмм, теперь здесь осталось лишь несколько совершенно пустых окошек. Только одно из них, в центре, показывало звездное небо. Мучительно тянулось ожидание, в какой-то момент профессор вскочил, принявшись расхаживать по «мостику». С каждой минутой его шаги ускорялись, и, сам не заметив, как, он принялся выписывать хаотичные круги, да так быстро, словно электрон. Сотрудники притихли, боясь даже дышать, будто любой вздох способен был нарушить работу многочисленных систем или отклонить потоки частиц. Миновало десять минут, потом пятнадцать и двадцать. Химмелькнакер внезапно замер, и в тишине, нарушаемой лишь тихим гудением оборудования, отчетливо скрипнули его зубы. Курт нахмурился так, что его глаза стали узкими щелочками — темными, но с яркими проблесками угольков, как это бывает в печи. Вроде бы, дрова прогорели, но подкинь еще — мгновенно вспыхнет пламя. Ричард втянул голову в плечи, его заколотила такая дрожь, точно он голышом оказался на Северном полюсе.

«Лайонхарт, черти бы вас взяли! — отчетливо прозвучал в голове Дика истерический вопль. — Вы опять все перепутали! Знаете, во сколько миллиардов нам обошлась эта ошибка?! Нет?! Лучше идите и сразу выпрыгните в космос!!!»

Возле жабьего рта профессора и впрямь залегли резкие складки, на его щеках заиграли злые желваки. Ох, сейчас начнется! Лайонхарт инстинктивно прикрыл голову руками, его соседи по пульту кидали на аспиранта сочувственные взгляды…

И тут на основном экране вспыхнула крупная точка белого цвета. Можно было решить, что среди звезд зажглась еще одна, самая яркая, и она стремительно росла, обратившись уже новым солнцем. Влево и вправо, вверх и вниз от этого светила метнулись узкие лучи, а потом оторвалось, стремительно расширяясь, ослепительное кольцо.

Профессор замер, быстро моргая, на его лбу выступил обильный пот. Утеревшись платком, Химмелькнакер выплюнул:

— Что происходит?

— Есть соударение! — громко воскликнул Дик. Его голос радостно дрожал, будто парень узнал, что грозившая ему через пять минут казнь отменяется. — Несколько сот частиц успешно столкнулись. Подробности пока не известны — из-за мощного выброса энергии все сенсоры вырубило, работают только некоторые из камер.

Глубоко вздохнув, Курт плюхнулся в кресло. А вот остальные, напротив, повскакивали с мест. Одни громко аплодировали, другие поздравляли товарищей, третьи обнимались. Весь огромный зал зашумел, как штормовое море.

А тем светящаяся точка на мониторе продолжала расширяться, выбросила несколько белых и голубых хвостов, став больше похожей на облако. Вот оно уже закрыло весь экран, а затем тот погас. Другие окошки показывали ряды ошибок. Но люди, возбужденно обсуждая эксперимент, вообще этого не заметили. В нескольких местах зала невесть откуда появилось шампанское, захлопали пробки, и хмельная жидкость с шипением потекла в кружки и стаканы. Копившееся днями напряжение резко спало и хотелось верить, что теперь все будет замечательно. А зря.

Неожиданно пол ушел из-под ног, а потом метнулся вверх. Раздались испуганные вскрики, несколько человек попадали. Откуда-то издалека донесся пронзительный скрежет, будто некое чудовище острыми когтями медленно разрывало на куски толстый лист металла. В тот же миг разом погасли экраны всех компьютеров, взвыв, замолкло другое оборудование, а зал поглотила кромешная тьма.

— Эй, в чем дело? От перегрузки вырубило предохранители? — забеспокоились в дальнем конце зала.

— Может, вспышка на Солнце? — предположили где-то в другой стороне. — Хотя… нас сейчас закрывает Земля.

— Потоком частиц захлестнуло. Большинство пролетело мимо, но какие-то и сюда попали. Видать чего-то в подстанции испортили. Ох, ведь это и люди могли переоблучиться! Не сдохнуть бы, а то лечение поди не оплатят? — с беспокойством рассуждали совсем рядом.

Тут под потолком зажглись аварийные огни, выдернув людей и оборудование из глухой полуночи в красноватые сумерки. Притихшие было сотрудники загомонили, но тут шум перекрыл голос профессора, усиленный репродуктором:

— Всем успокоиться! Как я уже говорил, сегодняшний эксперимент высвободил огромное количество энергии. Ее поток достиг Орбитрона-7 и вызвал перебои в работе электрооборудования. Но ничего страшного не произошло, техники уже устраняют эти проблемы.

Химмелькнакер угольной тенью вырос над ограждением командного пункта. В мертвенно-красном освещении, скрадывавшем детали, выглядел он жутковато.

— Omnes bene facimus, господа! ["мы все молодцы" — лат.] Это будет лучший День благодарения в истории! Все нужные данные сохранены, их анализом займемся позже.

Лайонхарт сидел в кресле за своим терминалом, нервно покусывая ноготь. Профессор объяснял вполне логично, но почему-то душу грызло неясное беспокойство. В чем дело? Вроде бы, аспирант никогда не боялся темноты и слишком буйной фантазией не отличался, но сейчас ему казалось, будто из теней на него глядели жуткие рожи. Мохнатые, с глазами — злыми угольками, пятачком и рогами, точь-в-точь пресловутые черти! Эх, это наверно игра воображения. Следствие недавних разборок с начальником и общего утомления. Хотелось бы верить…