Я сам похороню своих мертвых. Реквием для убийцы. Проходная пешка

Первые три дня он провел на реке, мысли о Манделе и «Королеве Елизавете 2» покидали его на целые часы. Из любезности он позвонил Мери, но ему сказали, что она еще не вернулась. Почти все вечера Рейкс проводил в одиночестве. Его приглашали к себе, но он отказывался. Большинство знакомых уже знали о разрыве с Мери, и Рейкс догадывался, что почти на каждую «чашку чая», куда его приглашали, подбиралась «подходящая» пара. Он не интересовался женщинами, знал, что у него не будет никого, пока не кончится операция с золотом. Теперь он честно, хотя и со слабеющим негодованием, признавался себе, что попал в ловушку, что его заставят фиглярничать, пока хозяин не удовлетворится. А когда его отпустят, он получит не полную свободу — другую, обманчивую, дающую ему все, кроме железной безопасности, вкус которой, как ему однажды казалось, он уже познал. Ну что ж, он сможет жить и так. Но иногда Рейкс помимо воли рассуждал о Бенсоне и Манделе, искал способы избавиться от них, хотя и понимал свое бессилие. И тогда он еще острее чувствовал, что попал в мышеловку, именно тогда он напивался в одиночку, а иногда в полном отчаянии уходил из дома и ночами бродил вокруг. От него ни на шаг не отступали мечты о том, как он убьет Бенсона и Манделя и спасется, но их всегда перебивал здравый смысл, заставляя признать, что спасения нет. Сарлинг — дурак, слишком самонадеянный дурак. Он сам накликал на себя смерть. А Бенсон и Мандель хорошо прикрылись, и ему приходится подчиняться их логике. Много лет назад он сам выбрал путь, который давал будущей жизни без страха лишь один шанс из миллиона. Раньше Рейкс считал, что этот шанс выпал ему. Но теперь выяснялось другое.

Шли дни. И порою, позабыв о Манделе и Бенсоне, ему даже нравилось размышлять о корабле, о том неизбежном часе, когда он, стоя на палубе у выложенного плитками бассейна, увидит в темноте ракету, пущенную с вертолета, подойдет к офицерским апартаментам. Вот он открывает дверь, и обстановка капитанской каюты встает у него перед глазами… Рейкс пытался угадать, каким увидит капитана — выйдет ли он в одной рубашке из спальни, или будет сидеть за письменным столом, или, может, отдыхать в кресле с ночным колпаком в руках… Рейкс видел и слышал, как разговаривает с ним, и, хотя до операции оставалось еще несколько недель, в нем уже появилось то нервное напряжение, которое, как он знал, исчезнет во время самой операции. Когда с вертолета взовьется ракета, все чувства отступят прочь…

Но по ночам, когда по стене крался лунный луч, а у изголовья тикал будильник, он вновь отчаивался. Раньше работа с Бернерсом доставляла ему удовольствие. Он командовал, забавлялся рыбой, которая жадно заглатывала наживку, от всей души радовался, что умножил капиталы, и Альвертон стал ближе еще на шаг. Теперь он чувствовал себя лишним. Работал над планом из-под палки, был далеко не хозяином самому себе, а раз настоящей радости успех не принесет, то наплевать ему и на деньги. В нем, видимо, играла кровь предков — отвращение к тому, что придется ограбить прекрасный корабль, да еще в самом первом рейсе, не отступало. Это же кощунство, нарушение всех традиций, грязное оскорбление капитана и его корабля. А остальным все равно. Бенсона и Манделя заботят только золото и выгоды от его подпольной продажи. Бернерс — как Рейкс не раскусил его раньше — просто жаден, он никогда не хотел уйти от дел и всегда будет стремиться к большему, чем имеет, чтобы утолить жажду к безделушкам. Ему, видимо, начхать, что их вынуждают грабить корабль. Даже Белль не против — опрометчиво считает, что так Рейкс дольше пробудет с ней. Боже, что за люди… И тут он расхохотался над собой в темноте спальни. А кто он сам, что возвышает его над ними?! Одно только желание стать свободным. Больше в свое оправдание Рейкс не смог сказать ничего.

В конце месяца позвонила Белль, сказала, что Бернерс вернулся из Франции и хочет встретиться. Рейкс собрался, взял с собою семь газовых гранат. Он приехал как раз перед завтраком, и Белль была дома. Она припала к нему, словно не видела целый год. Он, будто разлука освежила его чувства, держал ее в объятиях, целовал, ласкал и чувствовал, как ее наполняет счастье. Обнимая ее, он ощутил волнение и, позабыв обо всем, увел ее в спальню. Все остальное, говорил себе Рейкс, разочаровало бы Белль, но понимал, что не договаривает. Он внезапно ощутил, что хочет ее… просто как женщину.

Пока Рейкс распаковывал чемодан, она приготовила ему выпить и, повернувшись, увидела, что он запер в сейф шесть капсул, оставив одну на столе.

— Это зачем, Энди? — спросила она.

— Ты подвезешь меня до Брайтона. По пути мы остановимся где-нибудь в лесу, и я научу тебя, как с ними обращаться.

Белль медленно опустила стакан на стол:

— Значит… и вправду так может случиться?

— Возможно.

— А как же… как же то, что мы сделали раньше? Ты не забыл о Сарлинге?

— Не забыл, но… в общем, тогда все было по-другому.

— Нет, Энди. Убийство есть убийство. Это смерть.

Он улыбнулся, подошел к ней, взял стакан:

— Заруби себе на носу: если я говорю, что они нам не понадобятся, значит, так и будет. Не понадобятся, потому что наш план сработает. Но пойми, нельзя идти на такое дело, не веря в свои угрозы. Капитан должен понять, что каждое слово сказано всерьез, а ведь мне действительно будет не до шуток. Так же точно и ты будешь стоять на палубе, зная, что если операция сорвется, ты сделаешь все, что тебе приказано. Только так мы сможем добиться успеха. Если у нас не будет веры в собственные силы — тогда конец. Хочешь выжить — готовься убивать.

— Ты же обещал, что мне не придется их взрывать.

— Конечно, обещал, — терпеливо объяснял Рейкс. — Но, поднимаясь к капитану, я должен твердо знать, что при необходимости ты взорвешь их — только это придаст силу моим словам, ведь ложь раскусит и осел. Понимаешь?

— Ну, я думаю, да.

— Тогда тебе нужно знать, как они работают, верно?

— Ну да, да… думаю, да.

— Вот мы и возьмем с собой одну, чтобы ты могла потренироваться.

Рейкс отвернулся от нее, не выпуская из рук стакана. Несколько минут назад он владел ею, а теперь пытался подавить гнев… «Ну да… да… я думаю, да…» Как она спотыкается, когда лицом к лицу сталкивается с жизнью. Живет в сказочном, нет, скорее в ужасном, зловещем фантастическом мире и занимается там кошмарными делами… она и воровала, и чеки подделывала, помогала убить Сарлинга; в первые мгновения пугалась, а потом, спустя несколько часов или дней, забывала обо всем, но только для того, чтобы ужасаться и пугаться снова при столкновении с правдой о самой себе. Если дело обернется провалом, она взорвет капсулы. Сделает это послушно, не рассуждая. Она любит его и сделает все, что скажет «Энди», поверит каждому его слову. И если ей придется вступить в игру и погубить людей, она забудет о них, не успев сойти с корабля в Нью-Йорке.

— Тебе нечего бояться, — улыбнулся Рейкс. — Что бы ни случилось, никто не тронет тебя, не найдет связи между нами. Ты или выбросишь гранаты за борт, или осторожно оставишь в тех местах, которые я укажу, потом вернешься в каюту и забудешь обо мне. Тебя ни в чем не заподозрят.

Рейкс не вполне верил своим словам — ведь если дело сорвется, сразу же начнется дознание, что может в конце концов привести к Белль, но тогда ему будет уже не до нее… ему будет все равно.

После обеда Белль повезла Рейкса в Брайтон. Они сделали небольшой крюк, остановились там, где дорога огибала Эндоунский лес, и углубились в него ярдов на двести. Рейкс показал, как взрывать гранату. Белль бросила ее в заросли вереска. Послышался негромкий хлопок.

В Брайтоне она высадила Рейкса у дома Бернерса, сама же поехала ждать к морю.

Бернерс ждал Рейкса с полным отчетом об испытаниях вертолета и подробностями о французской стороне дела. Оказалось, нужны две сети: одна поднимается вверх, отцепляется, а другую тем временем сбрасывают на корабль. Золото с палубы и самого Рейкса можно без труда поднять за сорок минут. Пусть на предварительный разговор с капитаном уйдет полчаса. Пусть на то, чтобы доставить слитки на палубу, еще полчаса. В общем, операция займет час сорок.

— Мы наверняка уложимся в сорок минут, — закончил Бернерс. — Вам останется час. Как вы на это смотрите?

— Считаю, что времени у меня в обрез. Переправить золото из спецкаюты в лифт — это просто. А вот перенести его по правому борту на бак — уже сложно. Но ста минут хватит. Может, уложимся и быстрее. Надеюсь на это. Как дела во Франции?

— После посадки обо всем позаботится Бенсон. Мы с вами разойдемся, и точка. Он нашел на Брестском полуострове местечко под названием Шато-Мириа. Это невдалеке от города Лоудак.

— Сколько оттуда до того места, где окажется корабль между полуночью и часом?

— По вашим подсчетам он пройдет в десяти — пятнадцати милях к северо-востоку от острова Эндерни в Ла-Манше. Получается двести пятьдесят миль в оба конца. Но вертолет будет висеть над кораблем сорок минут — значит, придется заправиться до отказа. На выходные снова съезжу во Францию, и мы полетаем для пробы, все перепроверим. У Манделя неплохая организация, да и Бенсон даром времени не теряет. — Бернерс и не пытался скрыть своего восхищения. — Надо сказать, когда работаешь с такими деньгами, какие есть у них, все идет очень гладко.

— Если вы снова захотите работать с ними, сообщите мне, — ответил Рейкс.

Бернерс потер ладонью лысину:

— Ну, если бы у меня кончались деньги, я бы не отказался. Давайте начистоту: эти люди ни в чем не стесняют нас и не скупятся. На их месте я не дал бы нам семидесяти пяти процентов. При таком барыше хватило бы и тридцати.

— Мне бы хватило перерезать им глотки, если бы в этом был какой-нибудь смысл.

— Да, но раз мы не можем себе такого позволить, так почему не выжать из операции все и остаться довольными?

— Кто полетит с вами?

— Пока я видел только летчика. Третий появится за день до операции. — Бернерс встал и подошел к окну. Быстро спускались сумерки, море казалось стальным под низкими тучами. Стоя спиной к Рейксу, он сказал:

— Я никогда не предлагал и вы никогда не просили меня быть на корабле вместо вас, но знайте, что я сделаю это, если понадобится, не задумываясь. Думаете, не справлюсь?

— Уверен, что справитесь. Но впереди всегда стоял я. А почему вы спрашиваете?

Бернерс повернулся лицом к Рейксу:

— Друг с другом мы можем быть откровеннее, чем с кем бы то ни было. Корабль — самое главное и самое опасное место. Ведь даже лучший план в мире может сорваться. Я помню, давным-давно мы решили не говорить об этом, — вздохнул он, — но давайте хоть на миг предположим провал. Что вы тогда сделаете?

— Если операция сорвется?

— Да.

— Если меня припрут к стенке… тогда все, мне конец. Вы же сами знаете, что я сделаю. Об этом я говорил всегда.

— Может случиться и так, что мы уйдем с золотом, но без вас… Вот почему я завел этот разговор. У меня может оказаться ваша доля, а ведь я ничего не знаю о вас. Кому бы вы хотели ее передать? Я мог бы об этом позаботиться…

— Спасибо, но у меня никого нет.