Образ Беатриче

На эти вопросы придется постараться ответить со всей серьезностью. Ответы, которые дает эта книга, опираются на убеждение в том, что манифестация славы Божией сегодня ничуть не менее актуальна, чем в Средние века, и мы относимся к ее проявлению весьма серьезно, и в дальнейшем постараемся обосновать такое отношение. А для начала выскажем предположение, совпадающее с упомянутой канцоной в той части, где Данте видит славу Беатриче «на небесах», то есть видит, что она избрана Богом, а всякий, видевший ее, «преобразится // Или погибнет для грядущих дней». Беатриче несет в себе искупление. Данте видит это на самом деле, причем видит он нечто более реальное, чем живая флорентийская девушка с массой самых разных недостатков. И образ Беатриче, явившийся ему, и реальная Беатриче являются аспектами божественной сущности. При этом достоинства живой Беатриче вполне реальны, как и ее небесная красота. Ангел в канцоне совершенно прав: место этого небесного создания — на небесах. Беатриче воплощает такое свойство любви как упование блаженных. Оставим пока некоторую неясность подобной формулировки. Ее можно было бы счесть опрометчивой фразой и списать на молодость поэта, но в «Чистилище» он настаивает именно на таком словосочетании. Следовательно, отнестись к этим словам необходимо со всей серьезностью. И в дальнейшем станет ясно, почему.

Несколько ранее мы уже встречали утверждение подобного рода. В «Новой жизни» есть сонет, посвященный даме, умершей в молодом возрасте. Однажды Данте встретил ее вместе с Беатриче. Разбирая сонет, Данте говорит: «Я сказал что-то об этом в последней части слов, которые я написал, что ясно видно тому, кто понимает». Последние строки:

Вы видели блаженное успенье.
Но кто она? Что всем скажу в ответ?
Услышит тот ее привет,
Кто в грешном мире обретет спасенье. («Новая жизнь», VIII)

Комментаторы видят здесь некую проблему. Однако самому Данте все ясно.

Усопшая дама была знакома с Беатриче, в этом и состоит намек Данте. Любой из тех, кто искал знакомства с Беатриче, должен быть достоин ее общества. Тот, кто этого не заслуживает, кто не «услышит тот ее привет», напрасно будет надеяться на общение с ней и, соответственно, не обретет спасения. Но что позволяет приравнивать знакомство с Беатриче к спасению? Это ее Образ, и то, что скрывается за ним — то есть упование на спасение. Об этом бесполезно говорить тому, кто не владеет разумом в любви — ‘ch’ avete intelletto d’ amore.’

Данте казалось, что в этой канцоне он высказался слишком откровенно, и если бы она осталась непонятой, это его только порадовало бы. Несмотря на то, что в те дни любовь овладела им как навязчивая идея, опасения выйти за рамки приличия все же оставались. Один из друзей попросил Данте объяснить, что же такое, по его мнению, любовь, если поэт позволяет использовать в стихах такие сравнения и давать такие определения. Данте ответил: «Любовь и благородные сердца — Одно, сказал поэт в своей канцоне...»[32] ... Любовь спит в этом сердце до тех пор, пока красота, увиденная в добродетельной женщине (saggia donna), заставит глаза желать, и через сердце пошлет желание, и любовь наконец пробудится. ... «И в сердце дамы также возбуждает // Любовь достойный чувства человек».

Еще одна заслуживающая внимания идея раскрывается в канцоне о встреченной женщине, которая как бы предваряет появление Беатриче. В один из дней Данте пишет: «Я увидел, как направляется ко мне некая благородная дама, прославленная своею красотой. ... Ее звали Джованна, ... за ее красоту, как полагают люди, она получила имя Примавера[33]; и так звали ее. ... Я видел, как вслед за нею приближается чудотворная Беатриче. Так прошли эти дамы одна за другой». Тогда казалось, что «Амор снова заговорил в моем сердце и произнес: "Первая зовется Примавера лишь благодаря сегодняшнему ее появлению; я вдохновил того, кто дал ей имя Примавера, так ее назвать, ибо она придет первой в день, когда Беатриче предстанет своему верному после его видения. И если ты хочешь проникнуть в смысл первого ее имени, оно обозначает равно: "Она придет первой", так как происходит от имени того Джованни, который предшествовал свету истины, говоря: «Я глас вопиющего в пустыне: исправьте путь Господу»[34]. И мне казалось, что после этих слов: "Тот, кто пожелает более утонченно вникнуть в суть вещей, увидит, что Беатриче следовало бы назвать Амором благодаря большому сходству со мной"».

Именно в этот момент Данте решается определить Любовь как качество, как свойство, а не как вещь, не вещество. Ему это удается, его разум соответствует значению его видения. Но во времена Данте вещество, свойства вещества и облик вещества находились в строго определенных отношениях, и если бы его видение не получило развития в «Раю» «Комедии», едва ли его утверждения стоило бы безоговорочно принимать за истину. Образ Джованны, предшествующей Беатриче, как Иоанн предшествовал Христу, был бы всего лишь выдумкой, необходимой по сюжету. Но мы знаем то, что молодой начинающий поэт Данте тогда не мог знать вообще — как именно он оправдает Джованну, «приходящую первой», и для себя, и для всех своих будущих последователей. В божественном смысле Беатриче на самом деле не является Любовью, хотя в определенном смысле она — Мать Любви, Благодатная. То свойство любви, которое стало началом Новой Жизни, должно стать свойством Полного Совершенства. Путь к этому Совершенству лежит через милосердие, смирение и прочие добродетели.

Здесь определился главный образ свойства, с помощью которого открывается истина другого образа — девушки из Флоренции, а может быть, из Лондона или Сан-Франциско, из тринадцатого века или из двадцатого. Именно благодаря ей в Данте рождается это новое качество. Но Любовь всегда остается центром круга, она и есть точка начала романтического богословия; то есть богословия применительно к романтическим переживаниям, — как мистическое богословие исходит из мистического опыта, а догматическое богословие — из размышления о догматах. В таком подходе Беатриче — Мать Любви; эта любовь имеет власть; она требует милосердия и смирения; и Данте принимает ее как блаженство и спасение. Только тогда он может видеть в Беатриче ее истинное небесное состояние; только в этом случае она становится истинной христианской идеей, именно тем, что Данте и видит в ней. Беатриче следует за своей предшественницей, как и Господь следовал за Предтечей. Носитель Любви идет по Флоренции точно так же, как Носитель Любви шел из Назарета. «До-весенняя» любовь могла бы стать для Данте обычной неинтересной любовью, если бы не новый смысл. Но первое явление вовсе не отрицает второе, точно так же, как божественность не отрицает тварный мир. «Ego dominus tuus» — «Я твой хозяин».

Глава третья. Смерть Беатриче