Герой волшебной сказки

4

Как уже говорилось, образ Иванушки-дурачка связан с анекдотической сказкой. По-видимому, самый термин «дурачок» перешел в волшебную сказку из анекдота, где он был гораздо более распространен. Анекдоты о глупцах наряду с волшебными сказками входят в циклы рассказов об Иванушке-дурачке и «лысом паршивце».

Во введении говорилось об архаическом фольклорном типе мифического культурного героя — трикстера, которому приписываются и культурные деяния мироустроителя и плутовские проделки. В образе трикстера переплетаются черты могучего героя, обладающего магической силой, хитреца, плута и дурака-безумца. Многие проделки трикстера — пародия на его собственные «культурные» подвиги, карикатура на шаманизм, обряды и церемонии. Так, у чукчей, коряков и северо-западных индейцев есть рассказы о том, как Ворон притворился мертвым, чтоб съесть пищу, оставляемую для покойника (пародийная интерпретация похоронного ритуала), или как он в качестве шамана-лекаря после соответствующего обряда надел на больного зайца шкурку, которую сам с него содрал (сатирическое изображение шаманских «фокусов»). Наряду с этиологическими мифами о творении земли и людей есть шуточные рассказы о том, как Ворон неудачно пытался сделать из нечистот человечков; в анекдотах о трикстере Вакдъюнкага у индейцев племени сиу-виннебаго пародируются церемонии «приобретения духа-хранителя», магической подготовки к военному походу и т. п. Эти анекдоты — начало народной сатиры, они знаменуют формирование анекдотической сказки. Для нас важно отметить, что развитие комического отчасти связано с пародийной интерпретацией священного. Черты трикстера имеют персонажи мифического эпоса Локи и Сырдон.

Некоторые анекдоты о глупцах[484], зафиксированные у различных народов земного шара, отражают критически переосмысленные мифологические, анимистические, тотемистические, шаманистские представления. Существуют многочисленные анекдоты, в которых глупцы после исчезновения луны с горизонта пытаются отобрать луну у жителей соседнего племени или вытащить ее из колодца, вырезать из брюха осла, который якобы ее проглотил, и т. д. Здесь комически интерпретируются отжившие мифологические представления о лунном цикле (проглатывание и выплевывание луны). Во многих рассказах глупец обращается с неодушевленными предметами, растениями или животными, как с людьми, т. е. осмеиваются анимистические и тотемистические верования. Вместе с тем такое обращение с животными и растениями часто приносит глупцу счастье: например, он продает березке быка, принимая шум ее ветвей за разговор, а в дупле находит клад. Этот всемирно известный анекдотический сюжет имеет многочисленные варианты. В наиболее архаическом индийском варианте из «Панчатантры» дурачок замахивается топором на дерево, оно просит пощады и обещает чудесный выкуп. Повсеместно распространенный мотив чудесного рождения пародируется в анекдоте о глупце, который сидит на ягоде или тыкве, чтобы высидеть жеребенка. Анекдот о глупце, пытавшемся переплыть море в бочке, выглядит насмешкой над популярным мотивом мифа и сказки. Вера в сказочные чудеса часто изображается в анекдотах как результат глупости.

В том, что в ряде анекдотических сюжетов пародируются отжившие религиозные представления и мифические мотивы, убеждают нас примеры из русских сказок об Иванушке-дурачке. В афанасьевском варианте[485] дурак несет братьям клецки, но по дороге кормит ими свою тень (почитание тени как одной из душ). В другой сказке[486] Иван-дурак надевает горшки на столбы, приняв их за бедных солдатиков: «Кто-нибудь за меня богу помолится», — приговаривает он. Дурака нарядили в праздничную одежду, но он сбросил ее, так как ему показалось, что ворона потребовала этого. Он солит воду в луже, из которой пьют воронята, чтобы им было вкусней.

В сказке из Вологодской губернии[487] Иванушка-дурачок надевает горшки на пеньки, приняв их за бедных ребятишек, солит воду для коня, бросает кувшин с пивом, которое, как ему кажется, дразнит его.

Существует ряд русских анекдотических вариантов типа сказки о дураке и березе. В одном из них дурак продает корову собаке, затем в гневе убивает ее и под кочкой, где она лежала, находит деньги.

В северной сказке[488] Иван-дурак поручает пню продать холст, на следующий день срубает пень и находит под ним котел с деньгами. В ряде вариантов[489] дурак продает быка березе, которая скрипит от ветра, приходит за деньгами, сердится на березу, срубает ее, и из березы сыплются деньги. Все эти «дурацкие» поступки характеризуют Иванушку как человека, воспринимающего мир анимистически.

В русском фольклоре много вариантов сказки о мертвом теле. Этот сюжет явно представляет собой анекдотическую параллель мотиву благодарного покойника, например благодарного покойного отца из русской сказки о Сивке-Бурке.

В сказке из Вятской губернии[490] Иван-дурак не дает братьям хоронить умершую мать, утверждая, что она его «больше любила». Он всюду возит с собой труп, заставляет барина заплатить за мнимое убийство матери, лезет на дерево с трупом («Как же я могу с ней расстаться?»), роняет его на разбойников, забирает их добычу и т. д.

В замечательном варианте, представляющем контаминацию того же сюжета со сказкой о дураке и березе, Иван-дурак приводит на могилу матери корову и якобы с ее помощью находит клад.

Даже самые нелепые поступки дурня можно объяснить его анимистическим мировоззрением. В одной сказке дурень убивает священника, но раскланивается перед собаками и просит благословения у медведя.

Есть пародии и на сказки о чудесных животных и предметах. В одной из них изображается мошенническая продажа коня, навоз которого якобы превращается в золото, плетки, которая якобы оживляет, и т. п. Плут здесь тот же Иванушка-дурачок, который в других анекдотах изображается глупцом. Подобные сказки явно более позднего происхождения, так как пародируют волшебную сказку.

Таким образом, анекдоты о глупцах в значительной степени представляют собой комическую реакцию на мифологические представления первобытного фольклора. Они дискредитируют отжившие и отживающие черты первобытной идеологии, отчасти и более поздние религиозные представления и т. д. При этом, однако, отношение к первобытному анимизму и другим архаическим представлениям остается двойственным, долго еще проявляется архаическая вера. Анекдоты, возникшие в одной стране, могут перекочевать в другую, где господствуют иные представления, поэтому анекдотический дурачок может предстать и в более сложном виде.

Уже в чисто анекдотическом сюжете о дураке и березе есть некоторая двойственность. Хотя совершенно ясно, что дурачок по глупости принимает скрип ветвей березы за разговор, тем не менее он находит в дупле клад. Подобные сказки дают двойственное освещение типу глупца. Он глуп, как и в других анекдотах, но ему везет, ему благоприятствует судьба.

Эти анекдотические сюжеты стоят на грани волшебной сказки. Можно предположить, что волшебные сказки о дурачке отдаленно связаны с легендарной традицией, идеализирующей «безумца», но связь с анекдотическими сказками о глупцах, пародирующими легендарную традицию, более явная. В России, где никаких следов первобытных мифов о безумце-неумойке не сохранилось, анекдотическая традиция весьма развита, самый термин «дурачок» позаимствован волшебной сказкой из анекдотической.

Взаимодействие анекдотической и волшебной сказок — естественное явление, поскольку они существовали одновременно. Хотя комический вариант возник после «серьезного», возможны различные формы их взаимодействия. Таким образом, материалом для создания образа дурачка в волшебной сказке могли служить и архаическая легендарная традиция, идеализирующая «безумца», и анекдоты о глупцах, пародирующие первобытные мифы и легенды (отчасти и самое волшебную сказку).

Герой анекдотической и новеллистической сказки — не только глупец, «дурак набитый», но и хитрец, плут, который прикидывается «простачком». Таким хитрецом, играющим роль «безумца», был прототип Гамлета у Саксона Грамматика, таков крестьянский сын Бьярн в исландской народной сказке. Простаком часто изображается Тиль Уленшпигель и Ходжа Насреддин в циклах бытовой анекдотической сказки.

Внутреннее развитие волшебной сказки приводит к тому, что волшебный чудак все больше приближается к образу хитреца, для которого дурачество — личина. Вместе с тем не исключено, что этому внутреннему развитию способствует и воздействие новеллистической сказки о хитреце. Таким образом, даже традиционные («фольклорные») корни образа дурачка в волшебной сказке очень сложны вследствие взаимодействия различных жанров.

Замечательный образ фольклорного чудака нельзя, конечно, объяснить только фольклорной традицией, предшествующей возникновению мотива дурачка в волшебной сказке. Эта традиция может рассматриваться только как «материал», из которого создавался оригинальный образ дурачка. Ядро образа — идеализация обездоленного.