Потомки

Глава 7

Что может быть замечательнее собственного дома, где можно скрыться от палящего солнца, превращающего людей в жареные сосиски, особенно если в этом доме установлена последняя модель системы микроклимата. С этой философской мыслью Зоя закрыла за собой дверь, с облегчением сняла туфли, и босиком, получая удовольствие от каждого шага по прохладной поверхности, дошла до дивана.

— Зоя, это ты? — услышала она голос из соседней комнаты.

— Да, мам.

— Как дела в учебе?

— Все хорошо. Ты опять пьешь это молодильное молоко Полли? — спросила она, увидев в руках матери стакан с зеленоватой жидкостью. — Правда думаешь, что оно помогает?

— Почему бы и нет? Раньше женщина в пятьдесят считалась уже старухой, ну или в лучшем случае пожилой теткой.

Зоя оценивающе посмотрела на мать — ее родительница была стройной, довольно привлекательной женщиной с копной темных блестящих волос чуть ниже плеч.

— Ты никак не походишь на старуху, — возразила она, — это даже как-то нелепо.

— Согласна. Сейчас иногда не понять кто перед тобой — старшая сестра твоей подруги или ее мать. Женщины стали стареть гораздо позже. Я знаю, о чем говорю, ты не видела снимки своей бабушки в моем возрасте. Подумать только, меня бы уже отправили на пенсию, и выглядела бы я соответственно пенсионеркам. Понимаешь, о чем я?

— О том, что молоко крошки Полли — это хорошо? — улыбнулась Зоя.

— Не смейся, — строго сказала женщина, делая глоток своего молодильного зелья, — между прочим, крошка Полли, как ты выразилась, был не просто большеголовым человечком, он был гением. Если бы его не убили, может я вообще бы перестала стареть. А убили его только за то, что он не хотел становиться агрессивным, портил статистику, ведь каждый большеголовый человек должен быть агрессивным, а тут… ему было уже почти шестнадцать, столько информации, а он никого не покусал. Кстати твой отец тоже приложил к этому руку, он еще не был министром, простой командир взвода, но успел отличиться — убил ни в чем неповинного ученого. Иногда я просто ненавижу его за это, за то, что он отнял у меня надежду на вечную молодость.

— Как и у миллионов других женщин… кстати где он?

— Кто?

— Ну, отнявший надежду, мой отец?

— Откуда мне знать? — равнодушно пожала плечами мать. — Можешь позвонить в его пресс-службу.

Это было сказано совершенно без злобы, с долей иронии, и Зоя отметила, что у ее матери не осталось даже обиды на мужа, которого уже смело можно было называть бывшим, настолько они стали чужими друг другу. Сама Зоя тоже иногда ограничивалась лишь парой фраз с семьей за весь день, но это ее совершенно не расстраивало, она отчетливо понимала, что никакое родительское тепло или поддержка ей и не нужны. Они оказались семьей чужих людей, строящих свои отношения на взаимовежливости и расчете.

Зоя поднялась с дивана.

— Ну ладно, я к себе. Завтра важный зачет, надо готовиться.

— Не помню, я спросила, как у тебя дела в университете?

— Все нормально, мам, — улыбнулась Зоя. — Когда я решу бросить учебу и уйти в полярники, я тебе обязательно сообщу.

— Ну да, ну да… — пробормотала мать, провожая взглядом Зою, которая уже поднималась к себе.

Комната Зои, как и спальни родителей, находилась на втором этаже. Она, казалось, совершенно не изменилась за двадцать лет, те же оранжевые шторы, стены, отделанные венецианской штукатуркой, картины. В ее голове сохранились воспоминания детства, когда они переехали в этот дом, ей было что-то около пяти. Мама возмущалась, что в доме нет картин, и она не может пригласить гостей. Как это дом без картин, как будто они не люди. Сейчас уже никто не бежит покупать картины, как только вселяется в новый дом, это пережиток прошлого, как и мамины яркие платья, бирюзовые и красные, с дивными шляпками. А картины все же висят.

Девушка упала на кровать и взяла телефон. Ее одолевало некоторое сомнение, стоит ли звонить Бобу. Сегодняшняя встреча с той милой брюнеткой на самом деле Зою очень обрадовала. Отец очередной раз убедил ее в своей паранойе, что все вокруг завязано на его работе в министерстве.

— Господи, — прошептала Зоя, — он просто не понимает даже, каким ничтожеством я себя чувствовала. Уродиной, неудачницей…

Так как в комнате никого не было, то ее слова, вероятно, в действительности были адресованы Богу.

Отбросив сомнения, она решила все — таки позвонить Бобу, ведь, в конце концов, было просто некрасиво вот так исчезнуть. Она набрала Боба, но услышав его голос в трубке, впала в ступор, понимая, что забыла придумать, что будет говорить.

— Боб, привет. Я извиняюсь, что не отвечала на твои звонки. Ты ведь звонил, помнишь?

— Конечно, помню, я звонил тебе раз сто.

— Ну да. Это, вообщем, папа виноват. Мне, если честно, стыдно даже говорить такое, мне же не пятнадцать лет. Но он, ну как бы сказать, настаивал на прекращении этой дружбы.

— А сейчас он передумал? — осторожно спросил Боб.

— Нет, это я передумала. Видишь ли, он убеждал меня в том, что истинная цель твоего общения со мной, всего лишь желание подобраться к нему поближе.

— В целях диверсии, — весело подхватил Боб. — Да, черт возьми! Он меня раскусил. Как же я теперь узнаю расположение боеголовок в нашем районе?

— Да, — усмехнулась Зоя, — уже никак. Но, Боб, ты должен тоже понимать, — она сменила тон на более серьезный, — что мы с тобой просто друзья, не более того. То, что я тебе сейчас звоню, означает только это.

— Хорошо, госпожа Авлот, как скажете. Но ведь встретиться по-дружески мы можем?

— Да, я думаю, сможем. Завтра я свободна после трех.

— Как насчет пиццы Сеньора Помидора?

— Замечательно. Я уверена, что около четырех я как раз проголодаюсь, и это отличный повод зайти в пиццерию.

— Только давай в шесть.

— Давай в шесть. Даже лучше.

— Боишься, что твой папа может про тебя узнать? — после небольшой паузы спросил Боб.

— Нет, я боюсь, что он может узнать про тебя. Ладно, Боб, мне пора заниматься, у меня очень много работы. Но я рада была с тобой поговорить.

— Так значит до завтра? — еще раз на всякий случай уточнил ее собеседник.

— Да, конечно, Боб, мы же договорились. В шесть у Сеньора Помидора.

— До встречи, Зоя.

— Да, Боб до встречи.

Закончив разговор, Зоя вздохнула с облегчением. Она сама не могла себе объяснить, зачем ей этот Боб, это встреча в кафе, которое могло легко сойти за свидание. Наверное, ей просто очень хотелось кому-то нравиться, быть интересной хоть кому-то. В свои почти четверть века у Зои было так мало друзей, даже не друзей, друзей, наверное, вообще не было, у нее было так мало хороших знакомых, что иногда она впадала в отчаяние. Во всем она, конечно, винила отца. В душе она никогда не могла согласиться с ним, что окружающие люди «не их круга», видят в ней лишь дочку Михаила Авлота.

Но, чтобы она сейчас подумала, если бы узнала, что такой искренний и смешной Боб, только закончив разговор с ней, уже набирал Всеслава, а затем и Инну Талер, сообщить, что все получилось. И Боб был абсолютно уверен, что Зоя заинтересовала Всеслава, не просто так. Но он был рад помочь своему партийному лидеру, и теперь ждал дальнейших указаний.