XXI век не той эры (СИ)

— Нобо, когда я заставил тебя посчитать меня идиотом? — Кичи, удивлённо вскинув брови, перевёл взгляд на коллегу. — Я не буду совершать глупости, я уже вышел из того возраста. Но почему нельзя немного поддержать девочку, которой и так пришлось несладко? Она ведь тоже всё понимает, и не рассчитывает на то, что кто-то из нас её спасёт, но не теряет веры в лучшее.

— А этого ты зачем туда привёл? — вздохнул Исикава.

— Для смеха, — улыбнулся он. — Пусть посмотрит, как на неё реагируют нормальные мужчины, а то всё с недоделками вроде нас общается. Тебе это не кажется забавным?

— Мне это кажется печальным, — ямато поджал губы. — И надеюсь я только на то, что эта война подходит к концу, и скоро всё вернётся на круги своя. Или боги решили оставить всё вот так?

— Ты же знаешь, дед до меня редко снисходит, — спокойно пожал плечами Кичи. — Но, насколько я могу судить, им не нравится текущее положение вещей. Оно искусственное, и это не нормально. Но их тоже можно понять, и они тоже страдают, и хотят увидеть свою родную планету. Ты где родился? На Серенити? Её ведь не сдавали Альянсу никогда. А теперь представь, что ты там родился и вырос — а потом пришли они, и ты вынужден бежать. Хуже того, и Терра тоже в руках тех, кто не оставляет никого живого. Ты смирился бы? Или боролся до конца любыми подручными средствами, пусть даже руками других людей?

— Не надо читать мне морали, Кичи, — отмахнулся Нобоюки. — Я не утверждал, что изменить всё нужно прямо сейчас.

— Прости, — повинился Зелёное Перо. Потом вдруг усмехнулся и, кивнув на экран, спросил: — А ты случайно не знаешь? Ну, вот таких случаев, когда простой человек может обратиться к Императрице лично, и попросить о выполнении его желания?

— Беспримерное личное мужество и подвиг, спасший от уничтожения обитаемый мир или, в крайнем случае, большой корабль, — раздался голос за их спинами. Оба мужчины дёрнулись и обернулись к незаметно вошедшему третьему. — Также у аристократов, легатов и трибунов есть право требовать личной аудиенции Императрицы. Ну, и личный интерес Её Величества, — с мягкой улыбкой закончил Синг сын Шивы. Увидев, что внимание обоих руководителей медико-научного центра сконцентрировалось на нём полностью, кивнул на экран. — Бедный мальчик, — заметил он. — Алому центуриону восьмой центурии первой когорты Лиходееву последнее время крайне не везёт. Ну, чего расселись, двигайтесь, мне тоже интересно. Там сейчас такое начнётся! — с мальчишеской проказливой улыбкой заявил Наказатель и пододвинул себе ещё одно кресло, вклиниваясь между ямато и тольтеком, тем самым прерывая разговор и заставляя обоих сосредоточиться на происходящем в карцере.

Кичи Зелёное Перо, в отличие от остальных, не боялся Ульвара сына Тора. Норманн был грозен и суров, но обычно очень прямолинеен. Сказал глупость — сразу получи в лоб; примитивно, но зато результат виден сразу. Чёрный трибун не любил долго ждать, хотя в некоторых случаях и делал исключение.

Сильнее начмед опасался сына Шивы. Потому что в отличие от прямого и на взгляд тольтека простого как лом Ульвара, этот Наказатель был хитёр. И Кичи знал, что через сотню лет Синга нужно будет обходить дальними дорогами. Потому что у того был длинный-предлинный счёт к каждому смертному, и как в этом счёте сойдутся дебет личных заслуг с кредитом доверия хитрого абсолюта, предсказать было невозможно. Равно как и момент, в который Синг пожелает предъявить этот счёт.

А вот сейчас Синг вёл себя нехарактерно. Нет, не потому что был взволнован и горел азартом, а потому, что эти эмоции были настоящими, и он их показывал всем желающим.

Но причина такого поведения стала совершенно понятна, когда в расширенную (поскольку больше постояльцев в карцере не было, а сама Ольга вела себя примерно, ей прибавили соседнюю камеру, убрав между ними стенку) камеру вошли ещё двое гостей. И если первого из них, Ульвара сына Тора, начлаб и начмед внутренне готовы были увидеть, тем более что сегодня как раз день прибытия, к которому чёрный трибун обещал прийти за результатами, то сопровождавшая его женщина заставила обоих синхронно потрясти головами и протереть глаза. Потому что это могло быть только галлюцинацией. Далеко не сразу оба неглупых мужчины сообразили, что шествующая под руку с грозным чёрным трибуном полная (а, точнее, глубоко беременная) женщина — просто голограмма, слишком уж хорошего она была качества. Впрочем, сложно было ждать от Императрицы чего-то другого.

Самому чёрному трибуну второго легиона «Гамаюн» его спутница тоже не доставляла удовольствия. Нет, против Императрицы, как уже говорилось, он ничего не имел. Он имел что сказать против её упрямства и самоуправства.

Точнее, это он сейчас имел. А вот полчаса назад, буквально сразу после выхода из надпространственного прыжка, когда с ним на связь вышла лично Её Величество и начала с категоричного «где эта девочка из прошлого?!», он только открывал и закрывал рот. Потому что вежливые слова в лексиконе сына Тора были, но нашлись не сразу, а только когда сошла пена из возмущённой ругани. Которую вслух высказать в лицо Императрице не мог даже он при всём своём наплевательстве и цинизме.

— Ваше Величество, что вы здесь делаете?! — были первые слова, которые чёрный трибун легиона Гамаюн проговорил вслух.

Дело в том, что кацалиоцли, конечно, была полезным приспособлением, но не всемогущим. И вот такая прямая связь могла вестись только в пределах одной системы, и то с ограничениями, а для дальней или специальной связи использовались совсем другие средства, требовавшие других мощностей. То есть, если Императрица вышла на прямую связь со своим верным солдатом, значит, находилась она в этой самой планетарной системе. И, судя по качеству связи, очень недалеко.

— Я тебе ещё отчитываться буду? — иронично хмыкнула Её Величество.

— Ваше Величество, это в настоящее время самый опасный сектор! — раздражённо рявкнул трибун Наказатель, отшвыривая гантель. Двадцатикилограммовый кусок металла с размаху впечатался в стену, оставив на прочном пластике едва заметную вмятину.

У Ульвара сына Тора была небольшая слабость. Точнее, скорее привычка. Он очень не любил всевозможные современные тренажёры, несмотря на всю их эффективность, удобство и простоту. А спорить с ним никто не пытался: кому оно надо?

Вот именно за утренней разминкой Императрица своего подданного и застала. Немного поздней, но чёрный трибун с вечера засиделся за документами (да-да, и этим приходилось заниматься грозному сыну Тора!), поэтому поднялся несколько позже, чем это полагалось по корабельному расписанию.

— Я полагала, мои легионы смогут защитить свою Императрицу, — в голосе отчётливо прозвучала насмешка.

— Девчонка! — с бессильным раздражением выдохнул трибун. По его мнению, кое-кого в детстве мало пороли.

И нельзя сказать, что он был так уж далёк от истины. Родителям Ариадны было не до воспитания единственной поздней дочери, и хотя образование все дети Императора получали достойное и одинаковое, но все они росли немного сами по себе. А когда Императрица, а вслед за ней через десяток лет и правящий Император, друг за другом ушли в историю, внезапно оказалось, что именно ей предстоит взвалить на свои плечи тяжелейшую ношу. Но Ариадна справилась, и консорта себе нашла, мало того, что достойного, так ещё и любимого. Вот только характер у неё получился какой-то… детский. Но у каждого свои недостатки.

— Ты на вопрос-то отвечать собираешься? Где эта девочка из прошлого, я хочу на неё посмотреть, — абсолют абсолютов невозмутимо проигнорировала неуместное и, честно говоря, оскорбительное восклицание.

— Зачем тебе это? — раздражённо процедил чёрный трибун, утирая пот. Он уже понял, что с планами на день можно попрощаться.

— Мне любопытно, — терпеливо пояснила Императрица. — Я вообще вас не понимаю, тут живой человек из прошлой эпохи, родившийся до Пришествия Древних, а всех волнует только то, что с ней могли сделать циаматы!

— При всём моём почтении, — решительно проговорил Ульвар, и в голосе его почтения не было на йоту. — Я не позволю вам с ней общаться, пока исследование не окончено. Потому что программа точно есть, и об этом уже доложил начлаб. И откуда вы вообще про неё знаете?! — поморщился он.

— Ладно, уговорил. Тогда найди спекул поприличней, на этот счёт возражений нет? — бодро переключилась Её Величество. Кажется, именно это и был изначальный план.

— Слушаюсь, Ваше Величество, — с трудом переступив через себя, смирился Ульвар. Ему действительно было нечего возразить против подобного решения, а спекулов на борту «Северного ветра» было в количестве. Нечего возразить логичного, а эмоции и личное мнение для Императрицы аргументом не были. Не тогда, когда она увлечена собственной идеей.

И вот теперь Ульвар сын Тора с крайне благообразным видом (он тоже умел изображать нужное настроение) сопровождал Её Императорское Величество. Величество сегодня предпочла римский стиль в одежде, что на восьмом месяце беременности было вполне оправдано. И задрапированная в складки кремового шёлка, с уложенными в высокую причёску блестящими чёрными локонами, она на фоне холодных бесстрастных стен внутренних помещений корабля смотрелась очень неуместно и особенно трогательно. Особенно рядом с огромным чёрным трибуном легиона Гамаюн, которого она держала под руку, и которому макушкой едва доставала до подмышки.

При появлении в комнате карцера двух новых лиц пришелица из прошлого, чудом нашедшая общий язык с наконец-то поборовшим своё смущение алым центурионом, настороженно вскинулась. И, уткнувшись взглядом в монументальную фигуру чёрного трибуна, судорожно вжалась в дальний угол кровати, пытаясь спрятаться за стиснутой в руках подушкой. Спутницу трибуна она просто не заметила.

А вот центурион Лиходеев при появлении пары, поперхнувшись воздухом, рывком вскочил, скрестив кулаки перед грудью в уставном приветствии. Слова, правда, застряли в горле космодесантника. В отличие от гостьи из прошлого, свою Императрицу он узнал сразу, и его на этом фоне не смутило даже присутствие страшного чёрного трибуна. Для простого воина, каковым был алый центурион, шанс увидеть Императрицу, пусть и в виде голограммы, был подлинным счастьем.

Офицеры в легионах были двух типов: штабные и боевые. Нельзя сказать, что вторые были храбрее первых, или первые — умнее вторых. Они просто были разными.

Первые, выходцы из аристократических родов Империи, с раннего детства готовились к офицерской службе, изучали тактику и стратегию, учились командовать и планировать операции. Но при этом они были аристократами, и для них Императрица была хоть и первой после богов, но была человеком.

А вот для боевых офицеров, прошедших свой путь с простых рядовых и получивших звание за личную доблесть и боевую смекалку, к числу которых принадлежал Лиходеев, она была даже дальше, чем боги. Что-то запредельное, невозможное и почти не существующее в реальности. За неё, не видя её ни разу в жизни, добровольно отдавали жизни. Это был символ человечества, символ борьбы и надежды на то, что война рано или поздно закончится. В данный конкретный момент Олег Лиходеев чувствовал себя едва ли не самым счастливым человеком во всей галактике, и был готов геройски погибнуть прямо сейчас. За один только тёплый и удивительно ласковый взгляд глубоких карих глаз.