Из пустого в порожнее

— Что с ногой?

Надо же, Ксюша и не заметила, что прихрамывает.

— Упала, нестрашно.

— Больно идти?

— Нет.

По законам романтики Егору стоило подхватить её на руки и понести. Но романтика закончилась бы на первой выбоине или скользком участке. И многие ли пробовали несколько километров тащить по лесу девушку в полном зимнем «обмундировании», сами будучи в тяжёлой верхней одежде? Да и не был Егор романтиком.

— Давай остановимся и дождёмся, когда я смогу переноситься.

Здравая мысль. Тропа как раз пересекала небольшой — метров десять в диаметре — пятачок, в его центре Егор с Ксюшей и остановились.

Стоять и молчать — занятие несложное, но морально напрягающее.

— Извини, что я обозвала твою Злату месторождением.

На миг ей почудилось, что её извинение разочаровало Егора.

— Ничего. Знаешь, я рад за вас с Димой.

— Да? — Издевается. Точно издевается. — А уж я-то как за нас рада! — Придётся с серьёзным видом иронизировать напропалую, более достойного выхода Ксюша на данный момент не находила. — Не устаю благословлять тот день, когда его папенька решил нас познакомить.

— Так вас его отец познакомил?

— Угу. Он стражник, который меня в управу и обратно водит. Спасайте, говорит, Ксения Сергеевна, не то совсем пропадёт мальчик — двадцать четыре годика, а до сих пор ничегошеньки не знает и не умеет. Объясните да покажите ему, что да как.

— Может, мальчику ещё и попробовать дать? — хмыкнул Егор, чудом сохранив видимость спокойствия.

— Неплохо бы. Но мальчик непробиваемый. Говоришь ему, как надо, а он гнёт свою линию. Как о стенку горох. — Незаметно для себя Ксюша перешла от иронии к жалобам. — Приходится расслабляться и пытаться получить удовольствие. Я, честно сказать, не понимаю, зачем я ему сдалась, он, по-моему, меня и не замечает. Ему самого себя с лихвой хватает.

Егор вроде как икнул.

— Странный у вас там зоопарк.

— Не то слово. Не знаю, как прикрыть эту лавочку. От Димы же теперь не отвяжешься, повадился приходить через день. Добро бы какой прогресс был, а то топчемся на одном месте, никаких успехов.

— Мне-то зачем об этом знать?!

— То есть я должна страдать молча? Даже не имею права пожаловаться? — А ведь на какие-то секунды она почти забыла, что они больше не лучшие друзья. Нечего расслабляться, Ксения Сергеевна.

— Жалуйся сколько влезет, но почему именно мне?

— Потому что рядом больше никого нет. А поговорить о чём-то надо.

— Хорошую тему нашла, молодец.

— Простите, великодушно, Егор Михайлович. Я Вас больше не потревожу.

Воцарилось молчание. Егор быстро понял, что оно хуже разговора. В разговоре ты отвлекаешься на слова, а тишина насыщает дополнительными красками картинки, которые помимо твоего желания крутятся в мозгу.

— Может, тебе прогнать этого Диму?

— Я бы с радостью, но мне перед его отцом неудобно. — Пришлось признаться себе, что она рада продолжению разговора. Пожаловаться Ксюша и правда могла кому угодно, но никто не понимал её лучше, чем Егор. И это сейчас было особенно обидно. Ей с новой силой захотелось, чтоб всё было как раньше, даже не как до ссоры, а как до разрыва помолвки. А ведь она твёрдо собиралась быть неприступно-вежливой, и это было бы правильно. Но из-за Егора все её логические настройки сбивались к чёртовой матери.

— Не хватало тебе ещё о его отце волноваться! Не нравится Дима — гони взашей.

— Пожалуй, ты прав. Надо гнать. А то он меня доконает со своими мокрыми мозолями.

Фильм, крутившийся в мысленном кинотеатре Егора, напоминал эротический триллер, а после этих Ксюшиных слов превратился в порнографический ужастик.

— Мозолями? — переспросил Егор, прежде чем успел себя одёрнуть. Знать такие подробности ему категорически не хотелось.

— Мозолями. Это его любимая тема. Как начнёт рассказывать — не остановишь.

— Рассказывать?.. Не показывать?

— Ты головой сильно ударился, когда рухнул? Ещё не хватало, чтоб Димка мне свои драгоценные мозоли показывал! Брр!

— Да уж, если б кроме мозолей ему показывать было нечего, получилось бы совсем грустно.

— Зачем ему вообще мне что-то показывать? Он слушать должен, а не показы устраивать.

— Слушать?

— Слушать и запоминать. А вместо этого трындит про себя без остановки.

Наконец-то Егор начал подозревать, что они с Ксюшей говорят о разных вещах.

— Напомни, зачем этот Дима к тебе приходит?

— Я разве не сказала? Его отец попросил меня, что я ему, Диме то есть, рассказала про Пустой мир, про то, как там живут люди, что принято, что нет.

— Зачем?

— Дима тоже пустой. Он и в нашем-то мире к жизни не приспособлен, а уж что будет делать в Пустом, без нянек, совсем непонятно. Вот меня и попросили его морально подготовить.

— Значит, вы только разговаривали?

— Окстись, родное сердце! Что ещё мы могли делать? — Ксюша нахмурилась. — Гаврилин, в каком направлении работала твоя фантазия последние три минуты?!

— А в каком она могла работать после того, что мне нарассказывала Галя?!

— Галя-то здесь при чём? И что она тебе нарассказывала?

— Неважно.

— Очень даже важно. Как минимум — интересно.

— Я сказал: неважно!

— Егор, Егор, Егорушка! Свет моих очей, алмаз моей души! У тебя уже другая невеста, на неё и рявкай, а я, к счастью, теперь девушка свободная, могу сама рявкнуть в ответ.

— Иди сюда, свободная девушка, — Егор указал на место рядом с собой. Не успела Ксюша поинтересоваться, отчего это он раскомандовался, как он добавил: — Быстро, но без резких движений.

С трудом удержавшись от резкого поворота, Ксюша посмотрела назад. На край пятачка, что был за ней, выходили волки. Неторопливо, вальяжно, как к себе на квартиру. К двум, которых она увидела сразу, прибавились ещё трое. Здоровенные, рыжевато-серые, глаза блестят… бог с ними, с глазами, — клыки блестели тоже. Волки появлялись в полнейшей тишине, не рычали, не издавали никаких звуков вовсе, и от этого казались ещё более кошмарными. Ксюша медленно шагнула к Егору…

За спиной у Егора на пятачок вышел, если не сказать выскочил бурый медведь — удивительно легко и проворно для эдакой туши. Ксюша раньше не видела вживую ни волков, ни медведей. Те и другие оказались гораздо крупнее, чем она представляла.

— Егор…

— Вижу. — Он взял Ксюшу за руку. В ответ на вопросительный взгляд еле заметно качнул головой. Пока не перенестись. Не в том дело, что силы подводили — они вернулись, Егор чувствовал. Ветра не было. Воздух движется, даже когда кругом полный штиль, и этого незаметного человеку движения достаточно, чтобы приземлиться-воплотиться, если ты уже «растворён», но чтобы раствориться, нужен ощутимый ветер.

Появился второй медведь. Теперь с одной стороны от незадачливых гуляльщиков стояла волчья сборная, с другой — медвежья. Звери выжидали, не нападали. Все смотрели внимательно и на редкость осмысленно. Ксюша заподозрила, что это не просто животные. Та же догадка посетила Егора.

Один медведь сделал несколько неторопливых шагов по краю пятачка. Уже на втором шаге проявились человеческие черты, на третьем медведь встал на задние лапы, а на четвёртом стал крупным мужчиной средних лет, с бурыми, то есть каштановыми волосами и такой же бородой, в длинной коричневой шубе. Второй медведь тоже перевоплотился, оказавшись женщиной — не столь габаритной, но отнюдь не миниатюрной.

Берендеи. Колдуны-оборотни. Люди, превращающиеся в медведей. Или медведи, превращающиеся в людей — говорят, сами берендеи не знают, какая их ипостась первичная, а какая вторичная. С обычными людьми они предпочитают не водиться, живут собственными племенами в лесах. Относительно агрессивности берендеев сведенья рознились, кто-то утверждал, что они готовы растерзать любого человека без разбора, кто-то уверял, что они достаточно мирные, если их не провоцировать. Видимо, сейчас Ксюше и Егору предстояло узнать, какая теория правильная, но научного энтузиазма они что-то не испытывали.

Вместо волков уже стояли люди в серебристых меховых накидках. Ещё одни оборотни. Волколаки.

В такой ситуации сложно придумать, с чего начать разговор, да и не знаешь, нужно ли начинать, может, надо отмолчаться. Но когда самый высокий из волколаков подступил к Егору и Ксюше вплотную, заводить беседу таки пришлось.

— Чего вам? — спросил Егор, как бы ненароком отстраняя Ксюшу вбок, чтобы она, насколько возможно, была подальше от обеих компаний.

Волколак не ответил. Он обошёл их полукругом, принюхиваясь.

— Парень с волшебством, — сообщил он своим, — девчонка пустая.

— Пусть идут, куда шли, — бросил другой волколак.

— Они нам ни к чему, — сказала женщина-берендей.

— Вам ни к чему, так пусть мне достанутся, — проговорил высокий волколак, не сводя глаз с Ксюши и Егора.

— Нечего их отпускать! — поддержал третий волколак.

— Точно! — подхватил четвёртый. — Чем этих тварей меньше, тем лучше. Хоть по одному передавим!

— Долго — по одному-то давить, — с сомнением изрёк берендей-мужчина.

— Надо же с чего-то начинать, — хмыкнул волколак, сузив желтоватые глаза.

— Только тронь её, — процедил Егор, задвинув Ксюшу за спину. Плевать, что без ветра он в плане волшебства бессилен. Страшно ему? Не то слово, но Ксюшку он этим лохматым не отдаст, пока живой. Как долго он останется живым — уже другой вопрос.

— Её? — Волколак усмехнулся. — Она мне ни к чему. Она может идти на все четыре стороны. Наши беды от тебя. От таких, как ты.

— То есть?.. — Страх не испарился, но на пару секунд удивление взяло верх. К тому же, надо тянуть время. Только бы дождаться ветра! Правда, что за закон подлости? Ни единого дуновения! Хоть бы одно, едва заметное — хватило бы!

— Всё вам мало, — волколак не столько отвечал, сколько продолжал ранее начатую мысль, — присосались и никак не отлипните! Тянете и тянете. Никак не нажрётесь!

Чем он никак не нажрётся, Егор не спросил. Он бы попросту не успел — ясно было, что через мгновение волколак на него набросится.

— Правильно! — воскликнула Ксюша с таким энтузиазмом, что волколак остолбенел от удивления. — Пра-виль-но! Разорвите его в клочья! Сил моих больше нет этого юродивого терпеть! Наконец-то овдовею, а то уже вешаться собиралась!

Заявление вызвало интерес, и расправа застопорилась.

— «Ксюшечка, солнышко», «Ксюшенька, милая», «Ксюшенька, сокровище моё», — сюсюкала Ксюша передразнивающим, редкостно противным тоном. — Тьфу! Тошнит меня от тебя, понял?! — Она вырвала свою ладонь из ладони Егора. — Тошнит! Думаешь, я за тебя по любви вышла? Хрен! Родители заставили! «Егорушка хороший, Егорушка добрый, Егорушка ответственный»!

Если б Егорушка сумел втиснуться в этот монолог, обязательно осведомился бы, когда Ксюша успела за него выйти и что за бред она сейчас порет; но пулемётная скорость её речи не оставляла ему ни единого шанса.

— Кому ты нужен? Зануда, нытик! Всё в дом, всё в семью, всё для любимой жены. А меня от тебя воротит! Слабак! Рохля! Ещё и идиот, каких поискать! Ты реально веришь, что Ванька Смирнов ко мне исключительно на чай заглядывает? Что Володька Косарев каждую неделю приходит крышу чинить? Что сама я через день к подружкам на посиделки бегаю? Это ж надо быть таким кретином!