Из пустого в порожнее

Волколаки и берендеи сурово слушали.

— Замолчи! — прикрикнул Егор.

Вот что она делает — перетягивает их ненависть на себя. Причём продуманно перетягивает: как бы обращается к нему, но на деле рассказывает им, что Егор весь такой работящий, заботливый, наивный, безнадёжно в неё влюблённый, а она вся такая избалованная, неблагодарная, неверная, склочная. Что-то человеческое волколакам и берендеям чуждо, но некоторые вещи они определённо воспринимают по-людски. Сейчас им любопытны чужие разборки. Но постепенно закипает бешенство, прежде всего в мужчинах (а женщина всего одна, и та не в восторге). Ещё немного, и забудут о Егоре, весь свой гнев направят на Ксюшу.

Тирада её была эмоциональной, но недолго удерживала внимание публики, которая уже сосредотачивалась не столько на том, что Ксюша говорила, сколько на том, какие ненависть и омерзение она вызывала.

— Значит, налево бегаем? — поинтересовался высокий волколак. Какие бы претензии у него ни были к Егору, Ксюша взбеленила его сильнее.

— И налево, и направо!

— Не слушайте вы её! — выпалил Егор. — Мы не женаты!

— Как ты заговорил! А раньше другое пел. Даже не пел, а ныл! «Не уходи, всё что хочешь сделаю, я ж тебя одну люблю, Ксюшенька!» Фу, вспоминать противно!

Егор пытался отыскать на лицах слушателей признаки сомнений.

— Когда вы появились, она ведь как раз говорила, что она теперь свободная девушка, потому что у меня другая невеста! Должны же вы были слышать!

Довод эффекта не возымел. То ли в момент появления мысли оборотней были заняты другим, то ли они не трудились вслушиваться в разговор людей, то ли успели забыть услышанное.

— Даже врать толком не умеешь, — Ксюша брезгливо скуксилась. — Ты хоть на что-нибудь годишься?

— Вы сказали, что она может идти на все четыре стороны, — говорить Егору приходилось прямо «поверх» Ксюшиных реплик. — Отпустите её!

— Да кто меня держит, кто меня держит-то? — В голосе Ксюши появились худшие базарные интонации. Ей вспомнилась торговка украшениями с летней ярмарки. — Я сама хочу поглядеть, как тебя прикончат! Хоть какое-то от тебя будет удовольствие!

— Это ж полная ахинея! — Егор схватил высокого волколака за накидку — для убедительности и для отвлечения внимания от Ксюши. — Сами подумайте!

— За себя сперва думать научись, потом другим советуй, охламон! — выпалила Ксюша.

Волколак не собирался терпеть рукоприкладство, даже если руки прикладываются лишь к одежде. Он замахнулся на Егора, но подоспело Ксюшино высказывание, и удар перенаправился на неё. Похоже, она задела некие потаённые струны обиженной волколаковой (волколакской? волколачьей?) души. Егор ринулся наперерез. Успел, перехватил… Остальные оборотни с неподдельным любопытством наблюдали за происходящим, они уже не злились и не осуждали, им было интересно, что случится дальше.

Дальше Егор с волколаком сцепились. Сил у волколака не меньше, чем у настоящего волка, и ему необязательно полностью перевоплощаться, чтобы пользоваться клыками и когтями. Конкретно этот экземпляр до клыков не дошёл, но когти применил — располосовал Егору плечо, сквозь тулуп до мяса. И это ещё удача, потому что целился волколак в горло — Егор увернулся.

Кровь на белом снегу казалась поразительно красной. У Ксюши зарябило в глазах от этой яркости. Хотелось кричать, но получалось лишь хрипеть, и то почти неслышно.

Егор был не худшим представителем человечества. Молодой, сильный, ловкий, а конкретно сейчас — ещё и отчаявшийся до той стадии, на которой уже перестают бояться последствий и позволяют себе что угодно.

Прочие оборотни не рвались помогать собрату, возможно, потому что не допускали и мысли о его поражении. А Егор допускал, хотя и сознавал безнадёжность ситуации: даже если он победит этого волколака, будет добит остальными. Но, во-первых, раздумывать было некогда, во-вторых, появилась надежда. Егор почувствовал ветер. Несильный, неравномерный, но подходящий. Сгрёб всё силы, вывернулся, вскочил, ударил волколака и метнулся к Ксюше. Ему чудилось, что время замедлилось — одна-единственная секунда тянулась и тянулась, словно специально, чтобы успела произойти какая-нибудь пакость.

Но обошлось без пакостей. Егор дотянулся до Ксюши, и оба исчезли.

Появились они во дворе Окунёвых.

— Тася! — заорала Ксюша, не опомнившись. Опоминаться будет потом, когда Егора вылечат. — Тася!!! — Она поглядела на обалдевших Андрюшку, Стаса и Галю, которые только что играли в снежки. — Тася дома?

— Недавно пришла, — ответил Андрей; все трое уже подошли к ним. — Где вы были, что случилось?

— Тася!!! — Ксюша никогда не была смуглой, но сейчас и вовсе побила все рекорды бледности, это было видно даже под краснотой от мороза. Она едва могла внятно говорить, потому что у неё стучали зубы.

— Да иду я, иду! Чего горло дерёшь? — Тася вышла на крыльцо, кутаясь в наспех накинутый пуховик.

— Вылечи его! — на высоких нотах потребовала Ксюша.

— И успокой её, — морщась от боли, но не тоном умирающего попросил Егор. — Твой дар может заменить валерьянку?

Отвлекаться на шуточки Тася не привыкла. Она была юна, но очень опытна по части общения с больными да ранеными, и давно поняла: им иногда нужно переключить внимание на что-то другое, а целителю это непозволительно.

Сбежав по ступенькам, Тася подскочила к Егору, положила обе ладони на его плечо и сразу поглядела на сестру.

— Ты сама не ранена?

— Нет.

— Значит, в порядке?

— Да…

— Это ненадолго, — зловеще заверил Егор. Таси он будто не замечал, смотрел на Ксюшу, в упор. — Дура неадекватная!

— Не дёргайся! — велела Тася, понимая: спрашивать, что случилось, сейчас бессмысленно.

Андрюшку, Галю, Стаса, а также Людмилу, вышедшую на шум, сие понимание не озарило. Но все их вопросы оставались без ответов — не доходили до сознания Ксюши и Егора, оставаясь еле различимым фоном.

— «Дура неадекватная»? Сволочь ты неблагодарная!

— Не-е-ет, я сволочь благодарная, именно поэтому я тебя ещё не придушил! Кто тебя просил соваться?

— Не дёргайся! — снова велела Тася.

— А что бы с тобой было, если б я не сунулась?

— Это уж не твои проблемы.

— Как же, не мои! Кому бы пришлось объяснять твоим родным, что случилось?

— Ну и объяснила бы, с тебя б не убыло!

— Конечно! Доказывай потом, что я сама ни в чём не виновата. Порвали бы тебя на ленточки для бескозырок, а я крайняя!

— Надо было идти, когда предлагали!

— Тебя забыла спросить, куда и когда мне идти!

— Зря не спросила! Мне очень хочется сказать, куда тебе надо пойти!

— Сам сходи!

— Готово! — объявила Тася.

Егор посмотрел на своё плечо. Тулуп по-прежнему был порван, но от раны не осталось и следа.

— Спасибо.

Когда его внимание вернулось к Ксюше, не нашлось больше ни одного подходящего слова. Оба сообразили, что только что впервые в жизни орали друг на друга.

— Мне надо идти, — сердито пробубнил Егор, — обрадовать народ тем, что могут набежать лешаки, волколаки, берендеи и неизвестно кто ещё.

— Что? — ужаснулась Людмила.

— Кто? — не понял Стас.

— Как? — удивилась Тася.

— Когда? — воодушевился Андрюшка, которому происходящее представлялось залихватской забавой.

— Зачем? — поинтересовалась Галя.

— Что «зачем»?

— Не знаю, просто решила продолжить вопросный ряд.

Шапка с Егора свалилась в пылу недавней драки, и теперь он беспрепятственно взъерошил волосы пятернёй, хотя они и без того топорщились.

— С тобой потом разберусь, — многообещающе посулил он Ксюше. — Сиди дома и чтоб за ограду ни-ни, а то после таких новостей тебя прибьют запросто.

Прежде чем Ксюша успела возразить (она понимала, что он прав, но что за генеральские замашки?), Егор улетучился.

— Тебя забыла спросить, где мне сидеть! — обиженно крикнула вслед Ксюша.

— Дочка, что творится?

— Сейчас объясню, мам. Только сначала пусть мне кое-кто объяснит, зачем наплёл Егору небылиц про меня и Диму.

Галя устыдилась, но не растерялась.

— Красивые ведь небылицы получились! Должна же быть от этого Димы какая-то польза. Радости от него не дождёшься, так хоть позлить им кого-нибудь.