Мятежник

— Ты вступаешь в опасные воды, мисс Мари, — прорычал он низким голосом, и это имя прозвучало как нежность.

Я позволила своей руке скользнуть вниз по его плоскому животу, пока не добралась до первых завитков волос, и я заколебалась. Бояться нечего, сказала я себе. Это была часть тела, такая же, как и любая другая. Это уже было внутри меня, пришло время научиться этому. Я наклонилась и скользнула рукой по его члену, решив не отстраняться.

Это было удивительно, гладкий и шелковистый на ощупь, твёрдый, как железо, горячий и почти пульсирующий в моей руке. Мои кончики пальцев прошлись по выступившим венам, скользнули по головке, уже влажной от возбуждения, и скользнули вниз, чтобы обхватить его яички, тяжёлые и горячие в моей руке. Он застонал, и я подумала, не подслушивает ли он мои мысли, но он ничего не сказал, и я улыбнулась.

Мне, наконец, удалось вывести его из-под самоуверенного контроля.

Я опустила губы вниз, целуя его пупок, позволяя своему языку танцевать в шелковистой дорожке волос, и внезапно мне захотелось большего. Я хотела попробовать его на вкус, я хотела, чтобы он был у меня во рту, в моей власти, и прежде чем я успела подумать дважды, я наклонила голову и взяла его, глубоко засунув его твёрдый член в свой сосущий рот.

Он выругался, череда грязных, крайне возбуждающих слов, и его руки запутались в моих волосах, не удерживая меня там, просто лаская меня, пока мой язык изучал контуры, текстуру, каждый бугорок и гребень. Его кожа там была другой, на вкус другой, и я экспериментировала, поднимая губы, чтобы охватить только головку, затем опускаясь обратно, чтобы охватить как можно больше, затем повторяя это, и внезапно удовольствие было не для него, оно было для меня, возбуждая меня невероятно, так что я дрожала, желая так много от него, желая этой капитуляции. Вкус, шёлк, его посасывание, наполняющее меня…

Он отстранил мою голову, и я мгновение боролась с ним, затем сдалась, позволила ему поднять меня и накрыть мой рот своим, его поцелуй был голодным и требовательным, и я с шоком поняла, что почти довела себя до другого, казалось бы, бесконечного оргазма, просто используя свой рот на нём. Кто бы мог подумать, что такой запретный акт может доставить такое удовольствие? Моё состояние возбуждения было настолько сильным, что не потребовалось бы много усилий, чтобы снова довести меня до края, но я попыталась сдержаться, когда он толкнул меня на матрас, следуя за мной, двигаясь между моих ног.

Он был покрыт плёнкой пота, слегка дрожал, и мне хотелось торжествующе рассмеяться. «Я думала, это займёт всю ночь?» Я послала ему эту мысль, всё ещё не доверяя своему голосу.

— Так и будет, — сказал он слегка мрачно. — Но прямо сейчас я больше не могу ждать, ведьма.

Он прижал толстую головку своего члена ко мне. Теперь, когда я почувствовала это, прикоснулась к нему, попробовала на вкус, мысль была ещё более возбуждающей, и я тоже дрожала, ожидая сильного толчка, который овладеет мной.

Вместо этого он медленно вошёл, так медленно, что мне захотелось закричать. Я могла чувствовать всё, когда он погружался, и он ощущался больше, чем когда-либо, двигаясь сквозь гладкость моего собственного возбуждения, без боли, просто медленное, неумолимое притязание, которое заставляло меня дрожать и выгибаться, пытаясь ускорить его обладание, пытаясь втянуть его, но его контроль вернулся, и он отказался торопиться.

— Я хочу, чтобы ты почувствовала это, — прошептал он мне на ухо. — Я хочу, чтобы ты была настолько поглощена собой и мной, что ни для чего другого не останется места. Ни сомнений, ни контроля, ни доверия, ни страха, ни любой из тысяч причин, по которым ты этого не хочешь. Я хочу, чтобы ты думала только о том, почему ты это делаешь. Почему ты хочешь, чтобы я был внутри тебя. Почему мне кажется, что ты бы умерла, если бы не чувствовала меня внутри себя. И тогда ты поймёшь, что я чувствовал всю прошлую неделю, каждый раз, когда я смотрел на тебя.

Я попыталась ударить его кулаком, но была слишком поглощена пронзающими меня ощущениями, и просто вцепилась в простыню под собой, выгибая бёдра для последнего толчка, который полностью погрузил его в меня.

Инстинктивно я сжала стенки своего влагалища, пытаясь втянуть его ещё глубже. Он снова выругался.

— Марта, ты собираешься убить меня, — сказал он.

Моё имя. И он начал двигаться, медленными, уверенными толчками, которые сотрясали моё тело, сотрясали кровать, сотрясали его. Я обхватила ногами его бёдра, наслаждаясь его ощущением, и мы начали медленный, неумолимый танец любви и маленькой смерти, которая казалась катастрофической. Он ощущался так чертовски хорошо.

Я закрыла глаза и позволила этому течь по мне, пока он укачивал меня, погружая нас в более глубокую чувственность, о существовании которой я даже не подозревала.

Когда его руки скользнули под мою задницу, поднимая меня ещё выше, я издала удивлённый звук, поскольку мгновенный дискомфорт вызвал странный укол ещё более сильного возбуждения, и моя внезапная, неуправляемая потребность заставила меня почти запаниковать. Мои пальцы потянулись вверх, чтобы впиться в его плечи, вцепиться в него, когда он двигался всё быстрее и быстрее, пока мы оба не покрылись потом, и он врезался в меня, сильно, так сильно.

А потом он замер, время остановилось, и он уставился на меня, дикий, потерянный и влюблённый, и в этот раз, когда я взорвалась, он пошёл со мной, горячая сперма наполнила меня, его дыхание — это единственный звук, который он издал, дрожа в моих руках.

Он рухнул на меня, и я знала, что влага на его лице была потом, а не слезами, но я могла обмануть себя, не так ли? Странные, затяжные конвульсии пробегали по моему телу, и при каждой из них он стонал, его член дёргался внутри меня в ответ.

Этого было недостаточно, и я не могла себе представить, что означало моё затянувшееся чувство нужды. Я была опустошена, измучена, дрожала в его объятиях, когда он целовал моё лицо, мой рот, мою шею, и тогда я поняла, что мне нужно. Он наполнил меня сущностью своей жизни. Мне нужно было отдать ему свою. Я не была бы законченной, пока не сделала бы этого, и последняя капля страха растворилась в другом виде похоти. Жажда отдавать, быть принятой совершенно по-другому.

Я потянулась вверх, мои руки были слабыми и дрожащими, и поймала его голову, когда он начал двигаться вниз по моему телу. Я поднесла его к своей шее и почувствовала его рот, горячий и требовательный, его язык, лизавший мою кожу, его зубы, просто дразнящие, и с внезапным отчаянием я поняла, что это всё, что он будет делать, пока я не скажу ему иначе.

Я произнесла эти проклятые слова.

— Я люблю тебя, — мне удалось выдавить из себя едва слышный звук, но он витал в воздухе, живой, шокирующий. — И я думаю, что ты любишь меня. Я хочу, чтобы ты взял меня. Возьми… мою кровь.

Я не знаю, чего я ожидала. Он не колебался, разрешение высвободило все остатки сдержанности, которые у него ещё оставались. Он укусил глубоко, сильно, и на короткое мгновение боль потрясла меня, но за ней последовало самое изысканное удовольствие, какое только можно вообразить, почти лучшее, чем секс. Почти. Я обхватила его руками, крепко прижимая к себе, пока он пил, посасывая из меня, и на этот раз финальная кульминация совсем не удивила.

ГЛАВА 31

КАИН ПРОСНУЛСЯ ПЕРВЫМ. Яркий дневной свет струился через французские двери, освещая всё вокруг. Марта лежала, свернувшись калачиком, в его объятиях, расслабленная, доверчивая, и он видел высохшие следы слёз на её лице. Его всегда удивляло, почему женщины плачут, когда занимаются сексом. Самый блаженный момент, который могла предложить жизнь, не должен был вызывать слёз, но впервые у него появилось представление о том, почему. Бывали редкие моменты, когда удовольствие было настолько сильным, что казалось, его невозможно вынести. Он не мог вспомнить, когда чувствовал себя так раньше, но, должно быть, это было много раз. Если бы он остановился, чтобы подумать, он бы придумал их, но сейчас он не хотел думать ни о ком, кроме Марты.

Он должен отстраниться от неё. Она думала, что влюблена в него. Хуже того, она думала, что он любит её. Женщины не понимали, что отличный секс может быть именно таким. И секс был просто великолепен. Это было потрясающе. Но он не мог позволить себе быть сентиментальным. Дерьмо вот-вот должно было разразиться, или уже разразилось, и он не мог тратить время на то, чтобы лежать с ней в постели. Ночь была долгой, он был голоден, и ей удавалось не отставать от него. Он не был уверен, кто из них отключился первым, и его утренний стояк становился всё хуже, чем больше он думал об этом. Проклятая штука могла отвалиться, если он не даст ему передышку. Он осторожно высвободился из её объятий, позволяя ей откинуться на спину, великолепно раскинув конечности.

Он остановился, вставая с кровати, и посмотрел на неё сверху вниз. Солнечный свет не проявлял милосердия, и теперь он мог ясно видеть шрамы, тогда как раньше они были всего лишь тенями. Ей повезло, что она всё ещё была жива.

Он позволил своим глазам проследить за линиями, глубоко прорытыми острыми когтями Нефилима, и, к своему удивлению, понял, что они только заставили его хотеть её ещё больше. Он никогда не думал, что шрамы будут возбуждать, но всё в Марте было возбуждающим, и он не мог понять почему.

Может быть, он просто слишком долго был без секса. Он потерял к этому интерес, просто было так много способов сделать это, так много разных женщин. Конечно, прошлой ночью Марта не казалась похожей на простую женщину. Она казалась настоящей, таинственной, эротичной, стихийной. И вместо того, чтобы потерять интерес, он был вдохновлён, больше, чем когда-либо мог вспомнить. Даже сейчас он думал о том, как скоро сможет снова войти в неё, захочет ли она снова оседлать его, захочет ли…

Она пошевелилась, и он бы спрыгнул с кровати, если бы она не протянула руку и не коснулась его. Её рука коснулась его груди, останавливая его. А потом её глаза распахнулись, когда она поняла, что уже совсем рассвело, и она сразу же попыталась замкнуться в себе, спрятав от него свои шрамы.

Это было достаточно просто, взять её за руки, положить своё колено между её коленями и заставить её снова открыться.

— Почему ты пытаешься спрятаться?

Она начала говорить, но издала только грубый, хриплый звук, и прочистила горло. На этот раз он мог слышать её, но её голос был грубым и хриплым.

— Шрамы, — прошептала она. — Они уродливы.

— Они возбуждают, — сказал он и наклонился, чтобы лизнуть линию, вырезанную в ложбинке её груди.

Она замерла, отвергая эту мысль, но прошлой ночью она преодолела свою застенчивость, и мгновение спустя она смягчилась, и в лучах утреннего солнца её соски затвердели. Он накрыл один из них своим ртом, совсем слегка, слегка потянув за него, затем отпустил, чтобы посмотреть на неё сверху вниз, улыбаясь. Она выглядела такой влюблённой. У неё были укусы на груди и бёдрах, небольшие синяки на бёдрах, где он держал её, и более заметная отметина на шее, где он пил из неё. «Нет, она выглядела хорошо оттраханной», — напомнил он себе. И он хотел сделать это снова.