Дрянь с историей

— Ага, — тем временем удовлетворённо сообщил Серафим, сжав что-то в кулаке.

Калинина с трудом оторвала взгляд от зубов чудовища — и увидела того самого адмирала, с которым познакомилась вчера. Он невозмутимо поднялся с постели, подкинул что-то в руке, на миг опять продемонстрировав то, что было… очевидно, под маской?

С тихим стуком на письменный стол упал замеченный вчера крестик, и вместо невероятно красивого мужчины окончательно появилось… Оно.

Нет, это тоже было по-своему красиво, что Ева сумела признать, когда переварила первое впечатление. Гладкая серая кожа обтягивала сильное, грациозное, неуловимо другое тело. Мышцы проступили отчётливей и словно немного изменились: она не настолько хорошо знала анатомию, но ощущалась в этом теле инаковость. Сложение, пропорции остались прежними, но детали…

Изменение тела и цвета кожи не так беспокоили бы, даже с учётом появившихся острых треугольных когтей и непонятного геометрического узора на груди, если бы не лицо. Глаза. Особенно глаза, которых больше не было. Два провала, заполненных светящейся ядовито-зелёной дымкой или медленным пламенем, Ева затруднялась подобрать правильное определение. От этих провалов по коже разбегались тёмные прожилки — словно трещины в камне.

Четвероногая тварь походила на него не только точно такими же глазами, но и хищной грацией, и неуловимой инаковостью. Короткая лоснящаяся чёрная шерсть покрывала мускулистое тяжёлое тело размером с крупную собаку, на собаку оно и походило — или на большую кошку, — если не считать длинной пасти, усаженной неестественно крупными острыми зубами. От этих зубов и едко-зелёного пламени в глазах было очень трудно отвести взгляд.

Адмирал подобрал одежду, надел бельё и брюки, молча и не глядя в сторону женщины, отчего она ещё больше нервничала, не понимая ни его поведения, ни его целей, ни… что он вообще такое.

— Кто ты такой и что тебе от меня надо? — спросила напряжённо, не выдержав тишины.

Дрянин обернулся, смерил Еву взглядом — во всяком случае, очень походило на это, что-то он этими своими полыхающими провалами всё-таки видел, — и лениво усмехнулся.

— Мы же вчера познакомились. Ничего не изменилось — ни я, ни моё звание, ни… остальное.

— Вчерашний ты нравился мне больше, — поморщилась Ева, окончательно беря себя в руки.

Да, он жутковатое непонятно что. Да, ей не по себе, что ночь она провела… вот с этим самым, пусть и в маскировке. Но он не проявляет агрессии и не причиняет вреда, значит, зачем-то она ему нужна, притом не в виде трупа. Подумаешь, переспала с переродцем неведомой природы! Зато о нежелательных последствиях непредохранения можно не думать, общее потомство у них с людьми невозможно.

— Да, мне тоже, — усмехнулся Серафим. — Но это довольно утомительно, — он слегка поморщился, поднял крест за цепочку, задумчиво посмотрел на него и бросил обратно. — Иногда надо снимать маски.

Он опустился на корточки возле лежащей на полу сумки, зарылся в неё. Ева тоскливо покосилась на дверь. Чёрная тварь перестала скалиться и села, по-кошачьи обвив лапы длинным голым хвостом, но под взглядом женщины выразительно облизала морду — от глаза до глаза — длинным розовым языком.

— Ага, вот и он. Как чуял — пригодится. Всегда пригождается, что ты будешь делать! — Он выпрямился, держа в руке браслет из тёмного металла. — Руку.

— Что это? — напряжённо спросила Ева, нервно спрятав ладони за спину.

— Ограничивающий браслет. Намордник. Маячок. Тебе какой вариант больше нравится? — Дрянин откровенно насмехался над случайной любовницей и её тревогой.

— Я это не надену, — похолодела она. — Я… мне надо вести практику! Я не могу… Я пожалуюсь ректору! Ты не имеешь права! Когда он узнает, что ты за тварь, он… — женщина осеклась, потому что его ухмылка становилась шире с каждым словом. Всё более довольной и всё более пугающей, потому что верхняя часть лица оставалась неподвижной, зато обнажились клыки пусть и уступавшие арсеналу четвероногой твари, но всё равно внушавшие опасения, а зелёное пламя в глазницах продолжало клубиться столь же лениво, медленно и равнодушно.

— Всё сказала? — участливо-издевательским тоном уточнил Серафим, когда она запнулась.

— Я расскажу, кто ты такой, и…

— И сдохнешь, — оборвал он. — Потому что за государственную измену у нас полагается казнь.

— Что⁈ — искренне опешила она.

— Разглашение некоторых государственных тайн приравнивается к измене, — спокойно пояснил адмирал.

— А честь офицера для тебя тоже пустой звук, если ты пытаешься… Видимо, да. — Ева раздражённо поморщилась. На этих словах он рассмеялся, как над хорошей шуткой, и она пожалела, что вообще об этом вспомнила.

— К твоему счастью, я умею с ней договариваться, — заверил он и приблизился вплотную. Достаточно мягко, но крепко подцепил за подбородок, удерживая лицо, и проговорил интимно, в губы: — Долг офицера велит не трахать тебя, а свернуть шею. Я же, как видишь, предлагаю выбор. — Новая усмешка, и он выпрямился, выпустив её лицо. — Не волнуйся, дар потусторонницы он не затронет… если он у тебя действительно есть.

— И зачем тебе это? — нахмурилась Ева.

— Мне нужно как-то расслабляться, — он пожал плечами. — Секс — хороший вариант, и ты подходишь идеально.

— Интересно чем, — пробормотала она раздосадованно.

— Отсутствием похмелья. — Серафим ухмыльнулся. — Уж ты должна меня понять. Гораздо приятнее, когда женщина после секса бодра и полна сил или хотя бы утомлена и довольна, а не мучается добрые сутки от тошноты и головной боли. Ну так что? Браслет или мы идём к ректору?

Вблизи стало понятно, что глаза у него и впрямь были, зелёное пламя клубилось в полупрозрачных сферах, частью выплёскиваясь наружу сквозь их поверхность. И тёмные узоры оказались не рисунками, они действительно выглядели трещинами на коже. А вот черты почти не изменились, и по всему выходило — маска не так уж сильно отличалась от его настоящего лица.

Ева молча протянула руку. Браслет выглядел достаточно изящно и совсем не походил на кандалы, функцию которых мог и должен был выполнять — вещица обманчивой несерьёзности. Ева плохо разбиралась в артефактах, но не сомневалась, что снять его не получится. Незамкнутый овал аккуратно сел по руке и казался украшением.

Она замерла, когда прохладный металл коснулся кожи, прислушалась к ощущениям… И не почувствовала ничего нового. Вскинула ладонь, выплетая атакующий крест — простые чары против бестелесных гостей с Той Стороны, и тот получился обычным, без запинок и отклонений.

— Надо же, у тебя и правда есть дар, — с заметным удивлением в голосе констатировал Серафим, явно не заметивший предыдущего удара по чёрной зубастой твари, взял ладонь случайной любовницы в свою и собрал пальцы в кулак, вынуждая сбросить чары. — Интересный симбиоз.

— Не понимаю, о чём ты.

— Ну да, а браслет надела только потому, что секс понравился, — паскудно осклабился он, не спеша отходить. Так и стоял вплотную — лишь мягко касаясь руки, но подавляя и заставляя нервничать.

— Понравился, — спокойно согласилась Калинина, потому что отрицать очевидное глупо. — Но я бы предпочла более традиционный финал.

— Это мой труп, что ли? — рассмеялся он.

— Просто упадок сил! — резко вскинулась она. — Я никого не убивала. Никогда!

Серафим несколько мгновений нависал над ней, но Ева не отвела взгляда, даже несмотря на то, что без каблуков она стала в сравнении с ним ещё ниже, в упор его лицо нервировало гораздо сильнее, чем издалека, а смотреть в зелёное пламя было неприятно и почти больно глазам. Потом он усмехнулся и, опять обхватив ладонью её лицо, медленно провёл языком по сомкнутым губам. Облизнулся. Язык у него тоже был немного другим — узким и как будто более длинным. Ещё мгновение поколебался, раздумывая, и поцеловал.

Ева не стала возражать, только закрыла глаза, позволив себе нырнуть в ощущения и отвлечься от всего остального.

Она не лгала. И пусть думает что хочет.

Как бы Дрянин себя ни вёл, но целовал так, как прежде: сладко и уверенно, не принуждая, а увлекая и туманя разум. Но поцелуй вскоре прервала пронзительная трель смутно знакомой мелодии. Ева растерялась, а вот адмирал сообразил сразу, шагнул, тихо ругнувшись, к висящему на спинке стула кителю, принялся искать карманы, и до Калининой наконец дошло: у него звонил наладонник. Здесь, где не было сети, и их всех отдельно об этом предупреждали!

Серафим вновь ругнулся, надел китель на голое тело и вот тогда уже попал в карман и достал надрывающийся аппарат.

— Ты не вовремя, — вместо приветствия буркнул Серафим и усмехнулся, бросив взгляд на Еву: — Ну да, почти с бабы. Что хотел? — Некоторое время он молча слушал, и Ева поймала себя на том, что любопытно навострила уши. Встряхнулась, мысленно ругнулась и принялась застёгивать босоножки. — Почему я не удивлён, — устало вздохнул наконец. — Значит, буду выкручиваться. Я понял. Ты сам только что про бабу спросил, как думаешь? Да, чёрт тебя дери! Отдохнёшь с вами… Ладно, разберусь. Я разберусь, сказал же! Иди ты… — закончив разговор матерным посылом, Серафим бросил наладонник обратно в карман и раздражённо пробормотал себе под нос, пялясь в пространство перед собой с таким видом, словно забыл о существовании гостьи: — Когда я уже сдохну окончательно?

— И всё-таки кто ты? — спросила Ева через десяток секунд, нарушая повисшую нервную тишину. — Демон?

Серафим передёрнул плечами и странно двинул головой, разминая шею, обернулся к женщине. Снова смерил её взглядом и, оскалив в подобии улыбки острые белые зубы, проговорил:

— Нет, детка. Всего лишь покойник. — Но задать новый вопрос не позволил, продолжил: — Пока можешь идти. Я позову, когда понадобишься. Мурка, брысь, — взгляд переместился на тварь, всё ещё перегораживающую проход. Та опять облизнулась на гостью, стриганув в сторону адмирала округлыми львиными ушами, но больше никак не отреагировала. — Брысь, я сказал! Обе! — тихо рыкнул он.

Тварь отскочила назад и исчезла, словно была галлюцинацией. Ева бросила на него злой взгляд.

— Всё-таки ты сволочь.

— Дрянь. Мне так привычнее, — осклабился он. — Иди, пока я не передумал. Или ты больше не волнуешься о собственной репутации?

Сказать ему хотелось ещё очень многое, почти всё — непечатными выражениями, но Ева сдержалась и молча вышла, даже не хлопнула за собой дверью.

Она не могла бы объяснить даже самой себе, почему именно сейчас беспрекословно подчинилась. Здравый смысл подсказывал, что с этим странным адмиралом лучше быть осторожной, но почему она не попыталась прояснить хоть что-то и получить ответы хотя бы на один из клубившихся в голове вопросов — и сама не понимала. Сквозило что-то такое в голосе, в интонациях, во взгляде, что недвусмысленно сигнализировало: если сейчас не подчиниться, будет очень плохо. Ещё хуже, чем до того.

Небо на востоке уже посветлело, обещая скорый рассвет, и на территории университета было пустынно, светло-серо и тихо. Пахло сыростью и близкой осенью. Перекликались птицы, слышался отдалённый, едва слышный гул — то ли где-то завывал ветер, то ли железная дорога в городе, то ли звенело у Евы в голове.