Поезда не умирают

AnnotationА что, я не знаю ничего. Я вообще мимоходом мимо проходил. Гляжу, этот, как его, потерпевший мимо идёт. Я думаю, чего-то идёт он как-то странно мимо. Ну идёт и идёт, мало ли их, странных-то, ходит. Мимо — да и ладно. Только от него, сразу почуял, страхом пахло. Боялся он чего-то. Может и кого-то, почём я знаю.

Алексей Притуляк

Из аудиозаписей показаний свидетелей

Из материалов дела

Эпилог

Алексей Притуляк

Поезда не умирают

Из аудиозаписей показаний свидетелей

Первый свидетель

А что, я не знаю ничего. Я вообще мимоходом мимо проходил. Гляжу, этот, как его, потерпевший мимо идёт. Я думаю, чего-то идёт он как-то странно мимо. Ну идёт и идёт, мало ли их, странных-то, ходит. Мимо — да и ладно. Только от него, сразу почуял, страхом пахло. Боялся он чего-то. Может и кого-то, почём я знаю.

Вот. А тут этот выбегает… Откуда выбегает? Оттуда. Ну, то есть, из вагона… Какого, какого — обычного. Железнодорожного, какого же ещё. Мы же на станции стояли, на этой, как её, на Лопушанке. А?.. Нет такой станции? Ты чего это, майор?! Ну, в смысле вы, да. Вы чего это майор! Как это нет Лопушанки? А где же я Маринке творог покупал?.. То-то и оно, что не знаете. Так я вам и говорю членораздельно — на Лопушанке. Маринка беременная же. Она говорит, дескать, Витёк, говорит, ты бы смотался на перрон. Там, говорит, бабульки сидят, всякой фигнёй торгуют. Творогу хочу, говорит, аж хохочу…

А куда ещё короче-то, майор…

Ну, чего, баба творогу хочет — пошёл… Пошёл, а тут этот идёт. Мимо. А тот из вагона выпрыгивает, потерпевший… А?.. Ну да, в смысле преступник выпрыгивает, да. А потерпевший идёт мимо. Ну и всё. Он как выпрыгнул из вагона, так сходу, ни слова ни полслова, нож ему в грудину и засобачил. Потерпевшему… Слышь, майор… Слушайте, товарищ майор, я вам уже сказал — на Лопушанке. Возьмите карту и… Брали? Смотрели? Ну и?.. Нет такой станции? Ну, значит, ты начальник, я дурак.

Нет, ничего он не говорил. Молча так саданул ему под сердце и вся недолга. А что я, я ничего. Этот упал, тот побежал… Куда побежал — в вокзал… А чем я ему помогу — у него этот нож из спины торчал, кровища ползёт — зелёная такая, червяком. Да сразу видно было, что он откинулся уже… Нет, я не дальтоник, давай без приколов, майор. Ну вы, так вы. Только без приколов.

Ну и ничего я, пошёл дальше. Правда, творогу не купил, потому что переполох начался, бабкам не до меня было, не до торговли.

Нет, не поинтересовался — мне без надобности чужими разборками интересоваться. Не в меня нож сунули, и ладно. Завтра в меня сунут — ты, майор, шибко заинтересуешься?

Нет, потерпевший мне не известен и никогда раньше я его не видел.

Прости, майор, не могу больше. Луна, проклятая… Ломает меня… А-а-а!

Второй свидетель

Я проснулся, когда рассвет едва-едва забрезжил в окне. Проснулся, словно от толчка, будто кто в плечо двинул. Ну, собственно, это и был толчок — поезд остановился. Я выглянул в окно, прочитал сонным взглядом название станции — Лампада. Хотел спать дальше, но… Что вы говорите?.. Ну я же сказал — Лампада. Да, мне тоже показалось забавным это название. Забавно то, что… как вы сказали? Нет такой станции? Ага… Не понял, простите, а где же тогда мы стояли? Ну, уж если полиция не знает, то я и подавно. На моей стороне факты и мои глаза. Проснулся я на тот момент времени уже окончательно, поэтому с полной ответственностью могу заявить: станция именно так и называлась, как я сказал. Я не знаю, где там были другие свидетели, меня это не касается. Моё купе было восьмое, да.

Я и рассказываю, но вы же меня перебиваете. Уточняйте, я не против. Но сразу хочу предупредить, ваши уточнения сбивают меня с линии повествования.

Итак, я проснулся как от толчка. Соседи мои уже не спали. Нет, я их не знаю. Я, видите ли, не очень-то общителен и не люблю заводить пустые временные знакомства, как то: дорожные, ресторанные, интернетные… Да я и так по делу. Вы разве не должны прояснить для себя психологический портрет свидетеля, в данном случае — меня? А-а, ну, психологический портрет преступника я вам набросать не могу — не знаком с ним. В общем, в соседях у меня, вернее сказать — в соседках, были две дамы. А четвёртая полка пустовала. Две дамы, да. Симпатичные. Полнокровные такие обе, знаете ли, аппетитные… Что? Нет, я не знакомился с ними, да и они между собой как-то не очень общались, не смотря что женщины. Но знаете, какая странность при этом… У меня сложилось впечатление, что они давно и хорошо знакомы. Да нет, ни из чего это не следовало. Напрямую. Но взгляды, которыми они иногда обменивались, интонации… Знаете, я человек чуткий на такие вещи; врождённая наблюдательность. Уж вы этот странный факт о дамах отметьте в протоколе, пожалуйста. Не нужно? Ну, хотя бы запомните. Кстати, о протоколе… Простите меня, но… я просто не могу пройти мимо таких вещей. Пунктик у меня такой. Ещё раз простите, товарищ полицейский, но у вас ошибка в протоколе. Да нет, орфографическая. Вы бога ради не смущайтесь, но слово «впечатление» пишется через «а», не впечетление. Впеча-а-ататься, впечатление. Ах, вас это не смущает… Гм, замечательно. Но буковку таки исправьте, будьте любезны. Бумага, всё-таки. Официальная. Не хотелось бы, уж простите, чтобы в протоколе допроса меня, были орфографические ошибки. Я не граммар-наци какой-нибудь, но…

Время, время, я понимаю, да. Цигель, цигель, как говорится, ай-лю-лю. Но вы же молчите, ничего не спрашиваете, вот я и…

В момент совершения преступления я находился в своём купе. С одной из дам. Вторая пошла на перрон. Там бабушки торговали всякой снедью, вот она и пошла. Кажется, за черешней. Тут оставшаяся дама предложила мне погадать. На картах. Я, — говорит она, — люблю гадать мужчинам — это интересней, чем женщинам. Я только начал было отнекиваться…

И тут прогремел выстрел.

Я не знаю, какой выстрел. Я не разбираюсь в оружии — я же не охотник, не военный, не полицейский даже. Может быть, пистолетный. А быть может, это было ружьё. Не знаю. «Что это?» — воскликнула моя гадалка, бледнея (заметьте: блед-не-я! С чего бы ей бледнеть, скажите, при такой-то полнокровности?). Я выглянул в окно. Гляжу, а там вторая моя соседка стоит. Да, стоит она, а перед ней лежит тот человек… Его навылет, наверное, пробило, потому что кровь и под ним растекалась и из спины фонтанчиком била. Как, какая кровь… Обыкновенная. Кровавая. Артериальная видимо, потому что очень уж кровавая была, алая прям такая. Этакая, знаете, была кровушка… горячая, здоровая, полная жизни. И так много разлилось! Почём зря… Почём зря, говорю, убили человека. Простите… (вытирает губы платочком)

Нет, ничего странного я в потерпевшем не заметил, а что? В женщине? В женщине — заметил, да. Но я же вам уже сказал: они обе вели себя как-то странно. Натянуто, неестественно. Будто замышляли что-то. Нет, непосредственно на месте преступления ничего в ней странного не было. Если не считать того, что она смеялась. И ещё во второй руке что-то держала. В одной руке мешочек с черешней, а в другой что-то блестящее, я не рассмотрел. И смеялась она очень громко. И как-то так… басовито. Очень громко смеялась, потому что смех я отчётливо слышал. В вагоне, за толстым стеклом, представьте. Что дальше?.. Дальше она исчезла. Я не знаю, куда. Тут переполох начался в вагоне, я отвлёкся успокоить соседку — она упала без чувств. Я закрыл дверь, расстегнул ей воротничок блузки… Чтобы дышать ей было легче… А когда снова выглянул в окно, той дамы уже не было. И тела не было. Да откуда же я знаю, куда оно делось. Были два полицейских… Точно! Слушайте, полицейские же были вооружены! Вы не думаете, что они могли?.. Да, простите, это я не подумал.

Нет, личность потерпевшего мне совершенно неизвестна. Нет, раньше я его никогда не видел. Думаю, он местный, лампадовский.

Третий свидетель

Это было ужасно! Я думала, с ума сойду. Он как прыгнет к нему, как крикнет: «Сдохни! Сдохни, тварь!» Ну кто же ещё, как не убийца этот. И прямо по голове его, представляете, топором. Огромным таким топором, да, как в кино бывает у этих, у рыцарей разных. Ну, не знаю, может быть, не топором. Я не рассматривала. Я умирала от ужаса. Нет, на рыцаря он был совершенно не похож — где вы видели рыцарей в татуировках. А этот исколот был весь подчистую, как бабуин из племени чунга-чанга. Я метлу отбросила и… Какую метлу? Обычную, которой подметают. Нет, я не работаю дворником. Метла для того, чтобы подметать. Так вы же сами не даёте мне рассказывать, задаёте всякую чепуху.

В общем, этот его ка-а-ак топором — хрясь! Череп пополам. Тут дама какая-то как закричит! Громче меня, представляете. А этот, синий, достал из кармана мешочек. Да какой мешочек — обычный, полиэтиленовый. И давай рукой из черепа мозги выскребать, как мякоть из арбуза… Ой, мне, кажется, плохо… Ничего-ничего, только водички дайте… Спасибо.

В общем в мешочек наскрёб мозгов. На меня ещё посмотрел так зверски и говорит: «Бабе моей, говорит, творогу приспичило». Я ему говорю: «Так вы бы купили. Вон, говорю, бабушки чем только не торгуют. Зачем же, говорю, человека-то убивать». А он только рукой махнул. Тут меня толкнул кто-то сзади — наверное, та женщина, что кричала громче меня. Я обернулась — никого. В смысле, народу-то уже полно собралось — поди разберись, кто толкнул. А когда опять к этому повернулась, его уже и след простыл. А кругом — кровь… Кровь, кровь, везде кровь! (рыдает) А тот балерун на четвереньки встал и давай… ой, меня сейчас вытошнит… мамочка! (слышны рвотные спазмы)

Какой балерун-то? А из восьмого купе. Может быть, он и не балерун, но я так его про себя назвала. Потому что худой он очень и в одежде чёрной обтягивающей и походка у него такая… мягкая, неслышная, летящая. Ну вот, этот балерун, значит… ох, не могу, опять… (спазмы того же происхождения)

Простите. В общем, он ползает на четвереньках и слизывает кровь… мозги… с асфальта, со ступеньки… Господи, ужас какой! Подождите, я сейчас… (снова спазмы).

Может быть, закончим эти ваши показания? Мои показания? Да какая разница, плохо мне! И показаниям моим тоже плохо.

Четвёртый свидетель

Чего говоришь, милок? А-а, дык это, ничего я по ентому делу не знаю. Не была я там. Ну да, торгую. На перроне ентом вашем, да. И то сказать, кака́ там торговля — смех один. За весь тот день токмо стакан черешни и спродала. Нет, не была я там. Сначала была, а потом — не была. Да вот так, голубь. Отпустил бы ты бабку, ась? Да какой я тебе свиндетель — так, смех один. Я ж и в очках-то не вижу ничего, а уж без очков, мне что вокзал, что баня. Оне ж напротив стоят, баня с вокзалом, дык я один раз так с веником да тазиком в вокзал-то и впёрлася. Хорошо, раздеться не успела. А то сказали бы, енто, стрыптизёрша бабка. Бабка, да с ногой, сказали бы, а туды жа. Да ты не ухмыляйся, сынок, ты лучше отпусти старую дык и всё. Не ржи, не ржи, зубоскал, я не одна така. О прошлый год один мужик уж и раздеваться почал, прям середь залу. Его ваши-то взяли на полслове, когда уже исподне скидывал. Ишшо яйцо ему разбили. Тьфу, нечисты силы, да чего ты ржёшь аки мерин на кобылу! Како яйцо — обычно яйцо. Куришное. Ну дык ты и спрашивай, чего хошь, а не серчай, бузун ты этакой! А лучше дык отпустил бы старую, милок, ась?