Остаточная деформация

В гипнокурсе об этом не было ни слова, но он же общеобразовательный. Может, для интересовавшихся историей есть отдельный, подробный. Но даже без подробностей ясно, что жрецы пошлют Берта с его вопросами куда подальше, возможно даже в Хем. А если и есть светский человек, который в курсе дела, то это только честолюбивый правитель будущего великого города.

Потом Берт признает, что идея активировать вторую ступень ради поступления на службу к энси была… э-э-э… непродуманной. Да, физические возможности гела в человеческом теле должны были сразить Сурбаша наповал и обеспечить Берту должность стражника и телохранителя, но сразить можно было чем-нибудь попроще, из уже имевшегося набора, без всего этого экстрима. Безусловно, в помрачении была виновата жара.

Берт совершил все необходимые манипуляции с энергоконтуром и попутно понадеялся, что по завершении будет не так жарко. Памятуя наставления Пети, заранее оборудовал себе убежище. Пусть и хорошо проваренный, мозг всё-таки сработал, заставив владельца отыскать пещерку в строне от торговых дорог, в основании соседнего холма, рядом с Граалем, и натаскать туда побольше еды и запас воды в бурдюках. Иначе был бы полный капец, как выразилась бы Айрин.

Пружина рецессии, заложенная в его изуродованное тело хитроумным Ником, казалась материальной: безжалостно раскручивалась, раздирая всё на своём пути. Острая, рвущая боль постепенно сменилась тупой и ноющей. Берт не мог сказать, как скоро это случилось. И сразу же навалился голод. Берт запихивал в себя куски грубого чёрствого хлеба, вяленное мясо, иногда с душком, перекисший сыр, какие-то овощи — всё равно, лишь бы побольше. Отстранённо удивлялся, как может есть столько, такой дряни, да ещё и чтоб не тошнило. Но организм перемалывал пищу с энтузиазмом компрессорного утилизатора и хотел жрать снова и снова. И да, от нехватки энергии Берт постоянно мёрз, сбылась, чтоб её, мечта. Дрожа в мерзком ознобе, с каким-то мазохистским остервенением думал, что жара — не такая и плохая штука.

Разумеется, запасов не хватало — и Берт выползал из убежища по ночам, чтобы есть траву, ящериц и всё, что можно в принципе сожрать. Кажется, среди насекомых встречались ядовитые, во всяком случае, кое-какие фрагменты сожранного Берт отрыгивал. Возможно, это были просто комки земли. Он постоянно ощущал изнурительную слабость и отчаянно боялся, что его в таком виде кто-нибудь обнаружит.

Не обнаружили. Повезло. Конечно, Берт не знал, что выбранное им место пользуется у горожан и жителей окрестных сёл нехорошей славой, но это тоже можно отнести на счёт везения.

В которое-то утро вдруг всё закончилось. Именно вдруг, одним махом. Это было… неописуемо. Берт выбрался из пещеры, привычно задев макушкой низкий свод. Пустяк, а досадно. Он развернулся, ухватил нависающий край, потеребил, нащупывая слабину камня, и резко дёрнул. Здоровенный кусок туфа остался у него в руке.

— Больше мешать не будет, — пробормотал Берт, глупо улыбаясь. Глыбу в пару десятков килограммов он удерживал на весу почти без напряжения.

Не переставая идиотски улыбаться, Берт зашвырнул каменюку подальше. Почему, интересно, будучи полноценным гелом, он никогда не развлекался подобными штуками? Весело же.

Дорогу в город он почти не запомнил. Шляпа постоянно сползала на ухо, зато меч практически не мешал — будто соломинка за спиной. На кой ляд он взял железяку — неизвестно. Точно была пальма, которая нагло растопырилась посреди дороги — его собственной дороги — и мешала пройти. Берт расчистил путь — только хрустнул гнилым зубом ствол. Пьяный от силы гел шёл в Бабилон исполнять свой долг, и не какой-то пальме вмешиваться, пусть и финиковой. Стражников в воротах он не ломал, просто отставил в сторону. Сначала одного, потом другого. Второй, постарше, с пышной чёрной бородищей, пытался ткнуть в Берта копьём, пришлось закрутить листовидный бронзовый наконечник штопором.

— Я к энси, — с трудом подбирая чужеродные слова, объяснил Берт оторопевшим от страха воинам. — На службу наниматься. Будем вместе работать. — Подумал и добавил на бабли: — Коллеги, значит.

Наверное, он плохо говорил. Знал, как звучит, но никогда не пробовал вслух, потому вышло невнятно. Стражники если и поняли, то точно не всё или не так. Молодой завизжал и кинулся на Берта с мечом, правда, забыв вытащить его из ножен. Берту было лень драться, он перепрыгнул непутёвого забияку и пошёл к центру города, даже не оглянувшись на грохот за спиной.

Он шёл по прямой, снося преграды или перемахивая через них, но у молвы оказались невероятно длинные ноги. Когда Берт добрался до дома энси, задержавшись всего на минутку — напиться из канала, — его ждала внушительная вооруженная толпа.

Суровый грузный страж в богатых одеждах — наверное, важная шишка — шагнул навстречу и угрожающе наставил на Берта меч. Заточенное бронзовое изделие чрезвычайно напоминало хозяина: тоже короткое, широкое в талии и суровое донельзя. Это почему-то показалось смешным, и Берт затрясся от смеха. Достал свою железяку — а вдруг они тоже похожи? — и со свистом прокрутил над головой. Страж оказался не из трусливых, не шарахнулся, но и атаковать не спешил.

— Не надо, — старательно выговорил Берт, опуская оружие. — Мне нужен энси. Я хочу у него работать.

Он точно опять что-то неправильно сказал. Возникло то, что принято называть немой сценой. Мух слышно.

Берт мучительно подбирал слова из своего жалкого арсенала, но фразы упорно разваливались, грозя новыми казусами. Неизвестно, сколько бы они так проторчали на ступенях дома вавилонского правителя, однако в толпе охраны возникло шевеление, пропустив вперёд щуплого человечка на голову ниже Берта. Человечек был одет в какую-то серятину, но раззолоченный начальник послушно отодвинулся с его пути.

— Феррум? — восторженно завопил щуплый, тыча пальцем в Бертов меч. — Феррум?!

Берт всмотрелся в лицо вопрошавшего и обмер. Глубоко посаженные чёрные глаза, почти строгий перпендикуляр линии сросшихся бровей и прямого длинного носа. Характерный изгиб верхней губы… Ошибиться невозможно, хотя очень бы хотелось.

— Джонас? Становитель Джонас?!

Паола

Земля пульсировала — теперь отчётливо. Айрин захрипела и подползла к воде. Пила долго, захлёбываясь и отплёвывая водоросли. В реке кишела смутная ночная жизнь, и йорни чувствовала её гораздо лучше, чем в прошлый раз. Процесс шёл действительно быстро.

Она вернулась к бревну и трясущимися пальцами запихала в рот таблетку питательного концентрата. Таблетки оставил Пети, уверяя, что одной достаточно взрослому мужчине, чтобы быть сытым целый день. Айрин сжевала уже три, хотя только-только рассвело. Почти безвкусные лепёшечки унимали рези в желудке, пусть и ненадолго. К сожалению, на выворачивающую боль в мышцах и суставах никак не влияли. Однокрылый сказал, что утром будет легче, ну, должно быть легче, но пока только досадно саднили глубоко загнанные под кожу предплечий перья. Айрин считала, что это блажь, глупость и сплошной травматизм, но Пети на что-то надеялся. Напирал на невероятные качества гельских технологий и вообще морочил голову. Зато он вправду знал Стёпу куда лучше, чем знала одна очарованная дура. Они поговорили о нём, повспоминали, будто плохого ничего не случилось, а хорошее осталось. Словно попрощались. Айрин чувствовала, что однокрылому это тоже было очень нужно.

Вибрация грунта напоминала очень дальнюю канонаду. Одно из двух — либо Древо рассыпается в труху, либо из Трещины лезут и лезут новые воины. Айрин медленно жевала пресный концентрат, вспоминая вкус мёда, который вечность назад принёс ей влюблённый Берт. Она улыбалась ярким образам и удивлялась, что может радоваться и на что-то надеяться. Ей нужна вся сила, чтобы защищать Грааль как можно дольше, если таки полезут. Она солдат, она не умеет думать иначе, зато умеет терпеть боль и не поддаваться страху.

Айрин вытянулась на влажной траве, стараясь дышать ритмично и по правилам — четыре коротких вдоха и один медленный выдох на четыре счёта. Солнце поднималось по своей вечной тропинке в небе, постепенно заливая поляну желтоватым теплом. Йорни отстранённо наблюдала, как тонет в этом тепле — от ступней к коленям, бёдрам, талии… Когда лучи добрались до плеч, она согрелась и заснула под далёкое и убаюкивающее колебание Паолы.

Проснётся примерно через час, от дикого жжения. Когда же попытается выдрать к ёжикам треклятые перья из покрасневших и распухших рук, то обнаружит, что без ножа не обойтись — вросли. А парочка помельче растворилась в её плоти без следа.

Нулевая точка

Становитель Джонас оказался своим в доску парнем. Поверил Берту сразу. Умный, бойкий, смешливый и приветливый, он подливал гостю разбавленное кисловатое вино, подкладывал свежайший рассольный сыр, поджаристые лепёшки и сочнейший виноград, от чьей сладости слипались губы. И говорил, говорил почти без остановок — громко, размахивая руками. К счастью, Джонси понимал язык, вложенный Берту в голову до трансформации. У Берта от его трескотни дурел, и не скорость изложения была виновата. Просто сыпалось песочком всё, бывшее раньше незыблемым гранитом. Начиная с того, что легендарный Становитель никогда не был гелом.

— О чём ты, бамбино, какие крылья? В моём родном Милане море голубей, но в моём роду — ни одного! — Джонси захохотал, удивительно громко для своей хлипкой комплекции. — И ни одного крылатого… Да, Авессалома, чёрта рыжего, я знаю. Как не знать, если по его милости я здесь? Но ты не думай, рагаццо, я не в обиде, сам напросился. Здесь, конечно, не Эдемский сад… Меня привили от всего, но, Мадонна, страшно подумать, если зубы заболят. А пока что здесь лучше, чем там. До ближайшей серьёзной заварухи лет тридцать как минимум. Энси меня любит, я уживчивый, полезный и вообще. Что? Да, излучатель со мной. Но такая маета с источником тока, ты себе не представляешь, Берти. Сперва я собрал Вольтов элемент, но его мощности не хватило. Потом чуть не сдох, пытаясь объяснить кузнецу, как выглядят детали от динамо… Какой осмий, о чём ты? Батареи солнечные брал, но поплавились почему-то, дьябло! Но ничего, я нашёл недалеко развалы сегнетовой соли и почти наладил водяное колесо. Ещё чуть-чуть — и заработает! Клянусь святым Себастьяном!

— Не надо, — торопливо вклинился Берт в микроскопическую паузу. — Я затем и пришёл. Не надо колесо! И излучателя тоже.

Джонси на миг застыл с открытым ртом, но справился:

— Всё зря, бамбино? — тихо спросил он. — Ничего не вышло?

— Н-нет, мистер Джона… Джонси. Всё получилось. Но есть побочные эффекты.

— Рассказывай.

*

Не засыпалось. Дикая, изматывающая усталость бесконечного дня не помогала ни на грошик. В кои-то веки чистая удобная постель, отмытые кожа и волосы, сытость, покой и безопасность — не помогали. Выполненная миссия — в ту же бездонную яму бессонницы.

Всё не так. Всё.

Расы гелов не было до Дня становления. И Гелио не было. Была какая-то жуть, про которую Берт побоялся расспрашивать, а Джонси не хотел говорить сам. Упорно обходил, болтая о чём угодно. Не скрывал только, что сбежал оттуда в дикие времена и не жалел, даже не стыдясь проявленной трусости… Ну, это он сам сказал, что струсил, а Берт не считал трусостью прыжок в непредсказуемую неизвестность ради будущего зыбкого блага. То есть несложно понять, что без гена бабли не будет ни гелов, ни йорнов, ни прекрасного города Солнца размером с планету. Святые ёжики, что будет с гелами, если они узнают, что живут, по сути, в ветви? И сами, соответственно, иферы? Какая это будет катастрофа?!