Из пустого в порожнее

Глава 4

На вечерних улицах горел свет — не фонари, а оранжево-красные шары, парящие в нескольких метрах над землёй, не огненные, а сияющие без тепла. Засмотревшись на них, Ксюша отвлеклась, но тут же отошла от окна и вернулась за стол. Андрей с Тасей помогали Гале и Стасу обустроиться в выделенной гостям комнате. В столовой остались Ксюшины родители, сама Ксюша и Егор. Назревал серьёзный разговор,

— Что-то происходит, да? — Ксюша села рядом с мамой. — Весь день такое ощущение, будто все что-то не договаривают.

Ксюша посмотрела на Людмилу, Людмила посмотрела на Сергея, Сергей посмотрела на Егора, а Егор посмотрел на Ксюшу и сказал:

— Неважные дела у нас творятся. С волшебством всё хуже и хуже.

— Ещё больше пустых детей?

— Если бы только это, — вздохнула Людмила. В её больших синих глазах — таких же, как у Ксюши, — читалось беспокойство. На светлой коже и заплетённых в косу льняных волосах плясали блики от комнатного освещения — нескольких шаров под потолком. Почему-то сегодня оно подчёркивало морщинки вокруг глаз.

— Силы стали пропадать и у тех, у кого они были всегда, — пояснил Сергей. — И у детей, и у взрослых.

— Не то чтоб совсем пропадать, — уточнил Егор, — а барахлить.

Ксюша нахмурилась.

— У тебя тоже? — Подумать страшно! Егор ведь переносится по ветру, как бы становится его частью и может перепрыгивать с одного потока воздуха на другой. А некоторые потоки взмывают очень, очень высоко, и если силы сгинут, скажем, в километре-другом от земли… Спокойно. Егор сидит здесь, живой, здоровый, значит, подобного у него не была. Да?

— Один разок. Вдруг собрался из ветра и как ухнул вниз, а лететь было долго — думал, всё, разобьюсь насмерть. — Егор умел в простые слова вложить столько эмоций, что они пробирали слушателя до костей.

Под прикрытием стола Людмила стукнула Егора носком по ступне.

— Но это было всего секунды две-три, — поспешно добавил Егор, — потом силы вернулись. Покрутило меня в воздухе знатно, но спастись я успел. С тех пор высоко не забираюсь.

— У меня в парниках одна треть посадок не взошла, зато другая треть крышу пробила, — рассказал Сергей. Морщинки на его смугловатом, квадратном, чисто выбритом лице тоже были заметнее обычного. И орлиный нос казался особенно острым. Седины в каштановых волосах было немного, но она как будто сделалась ярче. — Никогда прежде такого не бывало.

— У меня пока всё нормально, — сообщила Людмила, — но всё равно не по себе, постоянно жду подвоха.

— А Андрюшка и Тася?

— У них вроде порядок, дары работают исправно. Барахлить, как выразился Егор, стало не у всех.

— Но у многих?

— У многих. Может, и не у половины людей и даже не у трети, но у четверти точно.

— Только в Стратимграде?

— Нет. Кто из окрестных деревень да соседних городов появляется, такое же рассказывает.

В этом мире волшебство не просто прочно вошло в сельское хозяйство, строительство, медицину и другие жизненно важные сферы, оно составляло их основу. Вся работа держалась на чарах работников.

Ксюша ущипнула себя за переносицу. Дела плохи. Настолько плохи, что нужно время, чтобы полностью это осмыслить. Но некоторые вещи напросились на ум сразу.

— Кого назначили виноватым? — Люди Пустого мира охотно обвиняли друг друга в своих проблемах, и здешнее население в этом плане не отличалось от них. Только проблем здесь значительно меньше, ибо большинство трудностей разрешается волшебством. Но уж если беда пришла, перво-наперво надо найти виноватых, потом можно разбираться, что к чему. А можно и не разбираться, виноватые-то уже есть.

Никто не стал притворяться, что не понял, о чём она. Но отвечать тоже никто не спешил.

— Нас? — догадалась Ксюша. — Пустых?

Сергей кивнул.

— Говорят, это вроде как зараза. Передаётся от пустых к нормальным.

— Вы в это верите?

— Нет, Ксюшечка, ты что! — Людмила вскочила и обняла дочь поверх плеч. Ксюша обхватила одну ладонь мамы. — Не верим!

— Не верим, — Сергей потянулся через стол и взял Ксюшу за руку. — А если б и верили, не испугались бы.

— И я не верю, — подключился Егор. — Будь это зараза, чары теряли бы в первую очередь те, кто ближе всего к пустым, кто чаще всего с ними общается. А так теряют без разбору, кто попало, некоторые пустых в глаза не видели.

— Тебе, как жениху, полагалось бы сказать, что ты тоже ничего не боишься и будешь меня обожать в любом случае.

— Это само собой, — слегка вымученно улыбнулся Егор.

Людмила вернулась на своё место, Сергей снова сел прямо.

— Нападения были?

И этот Ксюшин вопрос никого не застал врасплох.

— Массовых не было, — сказал Сергей. — А по отдельности случались.

— Кого-то даже камнями пытались забить, — мрачно дополнил Егор, за что снова получил подстольный тычок от Людмилы. На сей раз не стал притворяться, будто ничего не было. — А что, лучше, чтоб она ни о чём не знала и потопала куда-нибудь гулять одна? Да, на лбу у неё не написано, что она пустая, а в Стратимграде пятьсот тысяч человек, но её же многие знают, поди угадай, на какого знакомого наткнётся и как этот знакомый будет настроен.

Людмила опустила глаза, признавая правоту будущего зятя.

— Так что, Ксюшка, одна по улицам не ходи, — подытожил Егор. — И нигде особо не ходи.

«Вот вам и возвращение домой», — подумала Ксюша.

— Никто ещё не предлагает выгонять пустых из города?

— Были деятели, предлагали, — нехотя признал Сергей. — Но слишком много тех, кто возражает. Не только сами пустые, но их родные, друзья — не всё, но многие. А теперь вот… Теперь вот предлагают пустых выслать в Пустой мир насовсем. Это ж, мол, логично.

— Рьяно предлагают?

— Рьяно. Ближайший проходной день через полтора месяца, к тому времени, думаю, у предложения наберётся достаточно сторонников. Людям-то с каждым днём всё страшнее.

Шумно выдохнув, Ксюша уткнулась лбом в стол. Разум отказывался воспринимать информацию как реальность и пока классифицировал её как набор теоретических данных.

— Много сейчас пустых?

— Неясно. Кто-то насчитал десять тысяч на весь город, кто-то пятьдесят. Это без учёта маленьких детей, с детьми до трёх лет ничего не понятно.

Даже если всего десять тысяч, что будет делать такая толпа (толпища!), оказавшись в чужом мире? И чужой мир наверняка заметит эдакую ораву. Одно дело, если гости наведываются по нескольку человек (причём каждого человека тщательно инструктируют, снабжают документами и средствами к существованию на первое время), а другое — многотысячной делегацией (тут уже речь не идёт ни об инструктаже, ни о снабжении).

— Как говорила Скарлетт О’Хара, я подумаю об этом завтра.

— Кто-кто говорил? — не поняла Людмила.

— Скарлетт О’Хара. Известный персонаж в Пустом мире. Фраза тоже известная. — Ксюша замедленно моргнула. — «Я подумаю об этом завтра». И вещи разберу завтра.

— Тебе правда надо отдохнуть, — Людмила погладила Ксюшу по щеке. Потом взглянула на мужа. — Да и нам уже пора.

Сергей намёк уловил, и через полминуты Ксюша с Егором остались в столовой одни. Ксюша положила локоть на стол, подпёрла кулаком щёку.

— А ты меня чем «порадуешь»? — Слово «порадуешь» она произнесла так, что не возникало сомнений в его переносном смысле.

Егор встрепенулся, но не резко, а как-то формально.

— С чего ты взяла, что я собираюсь тебя «радовать»? — Вопрос тоже был формальным.

— По тебе вижу, мы же всю жизнь знакомы. Валяй, выкладывай.

Всё-таки с умными девушками порой трудно, подумал Егор. А Ксюша была настолько умной, что могла позволить себе косить под дурочку. Но близкие-то знали, что это лишь верхний слой, под которым таятся неведомые глубины. Ксюша обладала редкой наблюдательностью, склад ума у неё был прагматичный, а четыре года самостоятельной жизни в Пустом мире — смена сказки на совершенно не волшебную реальность — сделали её ещё практичнее.

— Ну? — с усталой смешинкой подтолкнула Ксюша, когда пауза затянулась.

Егор уронил голову на сложенные руки.

— Совсем всё плохо? — Ксюша побарабанила пальцами по столешнице. — Я уже ничему не удивлюсь, говори смело.

Егор поднял голову.

— Я влюбился в другую.

— Тьфу ты, стоило из-за этого такую драму нагнетать! — Ксюша улыбнулась поживее, с облегчением, что ли.

— Ты не злишься? Не удивляешься?

— Чему удивляться? Разве только тому, что этого не случилось раньше. Мы с тобой больше четырех лет виделись по графику «две недели через одиннадцать с половиной месяцев». С такими перерывами и самая пламенная любовь угаснет, а у нас не столько любовь, сколько дружба. Рассказывай, кто счастливица.

Боясь задеть Ксюшу, Егор нерешительно молчал. Ведь то, что она показывает, не обязательно отражает то, что она чувствует на самом деле. Угадав его опасения, Ксюша поощряюще опустила и подняла веки, мол, давай-давай.

— Злата Серебрянская.

Ксюша её знала. Злата была на год младше неё. Племянница городского головы, из богатой семьи. Красавица, чего уж отрицать; и характер есть — неугомонный, дерзкий.

— Хороший выбор. Я ей тебя передам со спокойной душой.

— Что, никаких сцен, скандалов, криков? Ни оплеух, ни битья посуды?

— Если хочешь, тарелку можешь разбить, но оплеуху мне давать не надо. — Шутка вроде получилась неплохая.

— Прости. — Егор не знал, что ещё сказать.

— Чего уж там. Она-то твои страстные чувства разделяет?

— Разделяет. — Понадобилось определённое мужество, чтобы смотреть в её глаза, не отводя своих. — Мы уже договорились, что поженимся. Конечно, если… если ты меня отпустишь.

— Какие вы, однако, шустрые! С чего бы, а? Гаврилин, признавайся — обесчестил девицу?

— Ксюша!

— Нет, я про Злату спрашиваю. Если б ты обесчестил меня, я бы запомнила.

Юмор прошёл мимо Егора.

— А хвалилась, что хорошо меня знаешь.

— Точно, ты же у нас благородный.

— Это ты сейчас ёрничаешь?

— Почему? Искренне восхищаюсь. Давно у вас со Златой началась любовь?

— Позапрошлым летом что-то такое проскользнуло, а этим летом мы уже поняли…

— … Что вы больше не в силах сдерживать свои знойные чувства?

— По-моему, ты всё-таки издеваешься.

— Я иронизирую, это разные вещи. Но вопрос про давность был к чему? К тому, что ты уже минимум полгода влюблён в другую девушку, но всё это время героически хранил верность отсутствующей невесте. Благородство в чистом виде. Тебе от меня нужна официальная вольная с подписью и печатью, или хватит устного отказа от всех брачных претензий на тебя? Чего смеёшься? Я серьёзно спрашиваю.

— Устного отказа достаточно.

— Ты ж мой не бюрократичный! Тогда я устно отказываюсь быть твоей невестой, разрываю нашу помолвку и желаю вам со Златой здоровья, счастья и процветания.

— Ксюш… Ты же не думаешь, что я это из-за того, что ты… ну, пустая?

— Не думаю. Но это, согласись, веская дополнительная причина.

— Я не…

— Я тебя не обвиняю! Если бы ты правда хотел быть моим мужем, а я правда хотела быть твоей женой, мы бы что-нибудь придумали. Но меня, видимо, скоро окончательно сошлют в Пустой мир, а тебе там делать нечего. Если б ты попёрся за мной из чувства долга, потом и себя, и меня за это ненавидел бы. Нет уж, не надо нам с тобой такой драмы. Иди к своей Злате. А лучше лети. Обрадуй её.