Бабочка во времени. Новое прошлое

Димка застыл, как громом пораженный. Даже не моргал, обдумывая мои слова.

Я издала нервный смешок.

— Да, братец. И кто из нас историк?

— Черт… — наконец пробормотал Димка. — Черт, черт, черт! Да как я мог не обратить на это внимание?! Это же очевидно! Это же…

Брат запустил пальцы в волосы и взлохматил укладку. Да, лоханулся, так лоханулся, не спорю.

— Видимо, ты был так поглощен своими идеями, что даже не заметил даты.

Все эти дни он напоминал мне Ленина, строчившего свои апрельские тезисы — так поглощен был Димка идеей спасения монархии и страны.

— Что ж ты мне не сказала об этом! — накинулся на меня с обвинениями брат.

— Так я думала, ты знаешь! Кто из нас человек с высшим историческим образованием?

Димка качнулся и неловко сел в кресло, продолжая чертыхаться и тихонько подвывать. Затем резко замолчал, вскинул на меня испуганный взгляд и пробормотал:

— Я помню даты по григорианскому календарю. Еще в школе я заучивал обе даты, но потом, поняв, что это можно легко рассчитать, стал заучивать только одну, григорианскую.

Тут я поняла, к чему он клонит, и медленно произнесла:

— Значит, 7 октября по строму стилю — это 24 сентября, и оно уже…

— …завтра, — закончил за меня брат.

***

После нашего разговора Димка поспешил рассказать Волконскому о том, что он ошибся в датах. Владимир Михайлович немедленно позвонил Романову, но на том конце провода сообщили, что великий князь утомился и ни с кем не хочет разговаривать.

Утром Волконский повторил попытку, но великий князь еще спал.

Третий звонок тоже не увенчался успехом — Романов отбыл на Комендантское поле. Нам ничего не оставалось, как последовать за ним.

Погода, на удивление была хорошей: ясное небо, яркое солнце, и ни единого ветерка.

Людей было много: почти все трибуны, что разместили вдоль летного поля, были заполнены.

— Русский народ по истине бесстрашный, — заметил Волконский, подавая руку своей жене, которая поднималась на трибуны. — Его не испугали ни высокие цены на билеты, ни бушующая эпидемия холеры.

— У нас на глазах вершится история. Такое нельзя пропустить. — Анна Николаевна подобрала подол юбки и изящно уселась на свое место в ложе.

Мы с Димкой сели по правую руку от нее, а Владимир Михайлович — по левую.

— Сейчас даже дамы высшего света разговаривают исключительно об авиации, — продолжила Анна Николаевна. — На малом вечере у Воронцовых-Дашковых речь шла только о моторах и пропеллерах. Лично я немного далека от этого и едва ли произнесла пару слов за весь вечер.

— Если захочешь, я могу рассказать тебе об авиации, все, что знаю. Тогда ты сможешь с легкостью поддерживать разговоры.

— Было бы славно.

Анна Николаевна улыбнулась мужу, а тот поцеловал тыльную сторону ее ладони, обтянутой перчаткой.

Я переглянулась с Димой, и мы сдержанно улыбнулись. За то небольшое время, что мы прожили бок о бок с Волконскими, мы поняли, как нежно эти двое любят и заботятся друг о друге. Мне они напоминали родителей и, судя по тому, как смотрел на Волконских Димка, ему тоже.

— Великий князь! — воскликнула вдруг Анна Николаевна, вырвав ладонь из рук мужа и неприлично ткнув пальцем в небольшую группу людей, стоящих у подножия трибун.

Владимир Михайлович и Димка встрепенулись и, переглянувшись, встали с мест и направились к князю. Я держала за них кулачки и, покусывая губы, внимательно следила за братом.

Вот Димка с Волконским подошли к великому князю и поздоровались. Он кивнул им. Его спутники отошли в сторону, дав великому князю переговорить с Волконским и Димкой без их присутствия.

Мужчины принялись оживленно рассказывать. Вид Романова становился все смурнее и смурнее. Наконец он что-то быстро сказал и, развернувшись, зашагал прочь.

Плечи Димки опустились. На мой немой вопрос он отрицательно качнул головой. От досады я чуть было не выругалась, но вовремя прикусила язык.

— Он сказал, что вчера отдал приказ осмотреть все самолеты. — Волконский сел рядом с женой и взял ее ладонь в свои руки. — Сегодня ему доложили, что все они находятся в пригодном состоянии. Больше великий князь слушать нас не захотел.

Анна Николаевна ободряюще погладила мужа по руке.

— Ты сделал все, что было в твоих силах.

— Видимо, некоторые вещи нам не изменить, — вздохнул Димка. — Что ж, значит, Мациевичу придется погибнуть. Возможно, это даже к лучшему, ведь его гибель приведет к изобретению парашюта.

— Серьезно? Ты так просто сдаешься? — возмущенно произнесла я.

— А что прикажешь делать? Идти к царю? — саркастично заметил брат.

Я до боли в зубах сжала челюсти. Мысли лихорадочно скакали в голове. Неужели больше ничего нельзя сделать?

— На чем полетит Мациевич? — спросила я.

Димка посмотрел на меня с подозрением.

— Что бы ты ни задумала, оставь это. Уже бесполезно что-то предпринимать. Всех спасти мы не можем.

— Если мы не можем спасти одного единственного человека, то как спасем целую страну? — произнесла я,

Димка озадаченно моргнул, не находя слов, чтобы ответить мне, его тринадцатилетней несмышлёной сестре.

— На чем полетит Мациевич? — повторила я свой вопрос, четко произнеся каждое слово.

— На «Фармане», — после недолгого молчания ответил брат.

Я осмотрела поле, которое превратили в аэродром и, завидев самолет, указала на него:

— Он?

Брат сощурил глаза и кивнул.

— Он. Мациевич уже идет к нему. Он захочет поставить новый рекорд высоты и…

Не дослушав его, я вскочила на ноги и ринулась вниз.

— Вика! — услышала я голос брата. — Стой!

Ну уж нет. Останавливаться я не намерена. Пойду до самого конца и не опущу руки, как Димка. Может, для него жизнь талантливого летчика не так важна, в сравнении с жизнями царской семьи, но для меня же каждая жизнь бесценна.

Спустившись с трибуны, я подобрала длинный подол юбки, что мне недавно пошили по заказу Анны Николаевны, и ступила на песчаное поле. Люди удивленно таращились на меня, но никто не осмелился подойти и сказать, что юным барышням тут не место.

Ускорив шаг, я добралась до самолета, в котором сидел усатый мужчина лет тридцати пяти. Заметив меня, он удивленно расширил глаза и вежливо спросил:

— Могу я чем-то вам помочь?

— Это же вы Лев… — я закусила губу, вспоминая его отчество.

— Мациевич, — пришел мне на помощь мужчина. — Это я.

— Шикарно! — От радости я даже хлопнула в ладоши. — Пожалуйста, не взлетайте на этом самолете. Дайте его осмотреть. В нем наверняка что-то не то.

— Откуда у вас такая информация? — нахмурился летчик.

— Просто поверьте мне на слово, прошу! — взмолилась я, нервно заламывая пальцы в перчатках. — От вас ведь не убудет, если вы немного задержитесь и осмотрите самолет…

— Его осматривали специалисты. Проблем нет.

В отчаянии я до крови прикусила губу. Мужчина настороженно поглядывал на меня. Я чувствовала, что мое время истекает. В любой момент меня вернут на трибуну, и я больше не смогу поговорить с летчиком.

Эх, была ни была!

— Послушайте! — воскликнула я, ближе подойдя к мужчине. — Я из будущего. Из 2010 года. В наше время на самолетах летают все люди. Из Питера в Москву полет длится всего час! Огромные самолеты с пассажирами на борту летают через океаны и континенты! Но, несмотря на прогресс, авиакатастрофы все еще случаются. И первая в истории авиакатастрофа должна случится сегодня. Вы погибните, потому что решите побить свой рекорд. Вы наберете внушительную высоту и самолет начнет разваливаться.

Пока я все это говорила, летчик слушал меня и никак не менялся в лице. Закончив, я решила, что он сейчас погонит меня, но он кашлянул и вылез из самолёта.

— Вы меня сейчас порядком озадачили, барышня. — Сняв берет, он принялся крутить его в руках. — В ваши слова трудно поверить, но от чего-то мне стало не по себе. Я представил то, что вы сказали и…

Мациевич повернулся к небольшой кучке мужчин и окликнул одного из них — Алексея.

Коренастый мужичок лет сорока с проседью в русых волосах подбежал к летчику.

— Вели еще раз осмотреть самолет. И подготовь мне другой, тот, на котором я летал третьего дня.

— Слушаюсь, барин. — Алексей кивнул и махнул рукой остальным мужчинам, с которыми недавно стоял.

Я удивленно смотрела на летчика, не в силах поверить, что мне удалось его уговорить. Поймав мой взгляд, Мациевич подмигнул мне и пошел следом за Алексеем.

— Постойте! — придя в себя, окликнула я летчика.

Мужчина обернулся.

— Вам нужен парашют.

— Что? — не понял Мациевич.

— Средство, которое может спасти летчика от падения. — Раздался голос брата.

Димка встал рядом со мной и положил руку мне на плечо. От его прикосновения я невольно выпрямилась и будто бы стала уверенней и сильнее.

— Поговорите об этом со своим другом Глебом Котельниковым. Уверен, он кое-что придумает, — с ухмылкой добавил Димка.

— А вы… — Мациевич, видимо, хотел спросить, тоже ли он из будущего, но рядом стояли люди, поэтому летчик передумал. — Спасибо. Я поговорю с ним.

Мужчина едва заметно склонил голову и, натянув берет, поспешил к ожидающему его Алексею.

— Как ты его убедила? — спросил Димка.

— Описала то, что с ним может случится. Он испугался и решил все перепроверить, — сказала полуправду я.

Мы развернулись и пошли к трибунам, где нас ждали Волконские и присоединившиеся к ним Романовы.

— Ты молодец, — тихо произнёс брат.

Я гордо вскинула подбородок и растянула губы в довольной улыбке. Тогда мне действительно казалось, что я молодец. Спасла жизнь талантливого летчика и продлила праздник воздухоплавания.

Однако романтическое восприятие авиации длилось недолго. Примерно спустя несколько месяцев на Комендантском поле погиб Владимир Федорович Смит — пилотируемый им самолет «Соммер» врезался в землю. А в начале 1911 года под Севастополем вместе с пассажиром разбился штабс-капитан Бронислав Матыевич. Прежде чем в 1912 году Глеб Котельников получил патент на первый в мире ранцевый парашют, разбились еще четыре летчика.

Помнил ли об этих смертях брат, я не знала. Но не удивлюсь, если он намеренно решил бездействовать, уделяя больше времени разработке плана по спасению жизни Петра Аркадьевича Столыпина.