Крылья пепла

* * *

Вейне не был бы Вейне, если бы не устроил из ухода представление. Не совсем сам, но как-то получилось.

Они тихо прошли боковым коридором на кухню и несмотря на то, что солнце еще не встало, наткнулись там на тетушку.

— А вы куда это в такую рань? Ох… — Фелье забегала по кухне сваливая на разделочный стол всякую всячину, потом принялась крутить кульки и совать из в руки очумевшему от внезапной щедрости Вейне.

Он рассказал, что Фелье его вчера полотенцем прогнала, обозвав чудовищем, влезшим в кухню в кровище за «попить», будто попить больше негде было, а сейчас вон что.

— Сегодня хоть дыр нет. А то явился, черный весь, глазищами блещет. Некоторые вон доблистались. Лежит в горячке. До донышка выжег себя. И куда полез только со своими корешками-картошками. И прочие… вояки. Бежали, бежали, и опять та же байка — мечи да смертное поле. Что стоишь столбом, божий избранник? Не будешь же свет свой байками всю дорогу кормить.

— Да куда столько? Мы же не далеко…

— А надо далеко. Чуду рядом с обычными жить нельзя. Привыкнут и будет не чудо, а суп с фасолью. Пока голодный — счастье, а если каждый день ешь, так и не в радость. Некоторые уже и спасибо забывают сказать.

У выхода Фелье взяла Стешу за руку и страшным шепотом, будто бы Вейне не услышит, сказала:

— Ты за ним хорошо присматривай. Дурноватый он у тебя. Но хороший. Свет и Явь, детка.

— Свет и Явь, Феэлле тен’Фири, — вместо Стеши ответил Эйт и поклонился как равной.

Однако вместо того, чтобы обойдя хозяйственный двор, нырнуть в переплетение улочек города, Вейне, словно оправдывая прозвание Фелье, оказавшейся потомком рода целителей, вдруг свернул к Саду и направился прямиком к старому Древу с изваянием Маэльхаэла.

— Заче…

— Ш-ш-ш, я должен тут кое-что оставить. Ему бы понравилось.

— Кому?

— Паразиту Томиллену. Он любил хорошие шутки.

Затем Вейне снял с плеча свою ненаглядную кейтару, вынул из футляра и подобрался поближе к статуе, неожиданно оказавшейся мало того, что похожей на него с лица, так еще и роста одного. Кейтарная голова с яшмовыми колками легла под сложенные руки, а край корпуса уперся в приподнятое словно бы в шаге каменное колено с чуть оттопыренным, будто бы специально, чтобы туда кейтары упирать, краешкам каменного же сапога. Теперь сходство было несомненным, даже взгляд из одухотворенного стал мечтательным и… дурноватым.

На этом шутки закончились. Эйт мгновенно посерьезнел и превратился в Кайтвиена, хоть и не было на нем ни красивого кетлу, ни заплетенной в десяток прядей ажурной косы. Он преклонил колено, опустив пальцы в родник, пропел приветствие воде, как другу, потом взял Стешу мокрыми пальцами за руку, и они покинули Дворец.

Постепенно обжитые места остались позади. По сторонам потянулись пустые дома с темными проемами окон. Солнце поднималось, но здесь все равно царил сумрак и окружающее казалось вылепленным из пепла. Шуршало.

— Что это? — тихонько шепнула Стеша, обеими руками обнимая Вейне за руку.

— Не бойся, птичка, — успокоил он, прижимая обнятую руку и Стешу заодно. — Это наа́ри, огневки. Их много здесь стало. Они живут у Темного Горнила, а на зиму прячутся, оказывается — сюда. Странно… Или это из-за нас? Всем нужно живое тепло. А у Белого Горнила ничего нет. Даже мох не растет. Камни, жар и лед, который не тает. На алмазы похоже. Красиво, но страшно. Тихо и свет. Мертвый, как тот, что твоих огненных птиц ранил. Я слышал, как тебе было больно, я старался помочь.

— Я знаю. Я тоже. Хотела помочь, а стало только хуже.

— Ты помогла, родная. Ты очень сильная, свет мой, и яркая, как наари, только побольше, — улыбнулся Вейне.

— А ты был очень красивый. С крыльями из закатных облаков. А еще у тебя мечи поют, это похоже на огонь.

— Спасибо, сердце мое. Это все ты. Твой свет во мне. Мы их основательно напугали своей красотой. Теперь долго не сунутся. Пришлют кого-нибудь, станут торговаться. Так всегда бывает. Сначала кровь, потом торг.

Тихие голоса терялись, но без них было совсем жутко.

— А мы?

— А мы… Мы сейчас за ворота. С плоскогорья спустимся, немного пройдем, а там места знакомые, мы этой дорогой с тобой ехали в Ведере. Старым трактом. Затем свернем в сторону от него.

— Да, — согласилась она, прикрыв глаза и снова будто сверху, свысока, увидела ленту тракта, черную, опаленную близостью Горнила землю, остовы деревень, клубящиеся в отдалении тучи, с которыми приходят пепельники, будто карту развернули на столе, — так правильно.

Стена Морнфейрин, окутавшись туманом, пропала, будто города там не было. Стеша несколько раз оглядывалась. Края башен смотрелись обломками скал и сливались с уходящей за горизонт горной грядой — не знаешь не заметишь, как ни вглядывайся.

Дорога нырнула вниз. И тут Вейне замедлил шаг. Стеша почувствовала его беспокойство и насторожилась.

— Теперь я немного тебя понесу, ласточка, — и подхватил на руки. — Будь смирной птичкой. Нас там впереди ждут. Не то чтобы конкретно нас ждут, просто кого-нибудь со стороны Морнфейрин, а я не очень хочу в гости к таким непереборчивым хозяевам.

И воздух свернул, как покрывало. И если посмотреть сверху, будто песчаный вихрь на дороге.

— Не выглядывай, спрячь носик, любопытная пташка.

Стеша опустила голову ему на плечо и принялась разглядывать сумку. Среди висюлек появилась новая — серебряный клеверный лист с алмазной слезкой.