Волчья мельница

— Такой красивый, статный! — Молодая женщина захлебывалась рыданиями.

— Красивый и статный господин, который тебя обесчестил и бросил! Почему он сам на тебе не женился?

Голос кюре дрожал от ярости, и тон его был лишен и тени милосердия. Учеба в лиможской семинарии не сделала его раболепным, о нет! Сталкиваясь с произволом и порочностью, отец Жак вскипал праведным гневом. Все пятнадцать лет, что он служил священником в Пюимуайене, воплощением сатаны для него был Эдуар Жиро. Фредерик пошел по стопам отца…

— Не хочу называть его имя, — прошептала Катрин. — За пару дней до венчания я пошла к нему и призналась. Ну, про ребенка. Он меня прогнал, господин кюре, вытолкал, как последнюю дрянь.

Священник стиснул зубы. Много мерзостей пришлось ему выслушать на исповедях, будучи связанным обетом тайны. И сейчас, глядя на умирающую девушку, он не мог не вспомнить Марианну Жиро. Никогда не сотрется из памяти тот страшный дождливый день, когда она скользнула в исповедальню, чтобы рассказать о преступлении, страшнее которого не придумаешь. И вот — новая жертва, а он снова не может потребовать для нее справедливости.

— Он тебя избил? Ты по его вине потеряла ребенка? — едва слышно спросил он. — Скажи мне правду, Катрин!

— Нет, нет, клянусь! Я побежала домой и упала. Потом всю ночь мучилась животом. Когда вы нас венчали, у меня уже все болело. Потом пошла кровь, но плод… плод остался. И теперь раздирает меня изнутри! Я вся горю, отче, мне плохо. Знали б вы, как мне больно и плохо!

Отец Жак знал. Доктор Мерсье, его хороший знакомый, сообщил, что у Катрин обширное внутреннее заражение. Это было час назад, возле кладбищенских ворот.

— Дорогая моя девочка! — громко проговорил он. — Ничего не бойся. Отдайся на милость Божью. В твоем прегрешении больше чужой вины. Дай руку, и помолимся вместе!

Катрин была в полубессознательном состоянии. Сухие пальцы, которыми она сжимала руку священника, еще связывали ее с миром живых, но, казалось, она вот-вот преставится. Перед глазами у нее мелькали смутные образы.

Вот она лежит на желтой соломе, а сверху — он, страстный, ненасытный… Она кричит от счастья, ведь он такой красивый! А вот он скачет галопом, мускулистые ляжки напрягаются от усилия… Теперь — улыбается, задирая подол ее ночной рубашки, входит в нее… И, наконец, тот страшный вечер, когда она прибежала сломя голову в поместье. Решив связать свою жизнь с Фолле, она надеялась на поворот в судьбе, мечтала остаться рядом с тем, кого всем сердцем любила. «Фредерик, любимый, не бросай свою Кати! Я люблю тебя больше жизни, слышишь! У нас с Фолле скоро свадьба, но я люблю тебя! А еще… Я раньше боялась сказать, но я жду от тебя ребенка. Может, возьмешь меня к себе — служанкой, горничной, все равно! Только б нам с тобой не расставаться…» Она бросилась к его ногам и стала их обнимать, всю душу вкладывая в свои мольбы. Не ее ли телом он не мог насытиться, не ее ли целовал, кусал, терзал?

Голова Катрин судорожно дернулась, скатилась с подушки.

— О нет, не надо! — молила она в беспамятстве.

Откуда отцу Жаку было знать, что несчастной казалось, будто она снова с Фредериком, и он, жестокий, как и в самые интимные моменты, отталкивает ее, швыряет на плиточный пол конюшни. Скалясь, с безумным взглядом, начинает ее бить, пинать ногами в живот, в спину, в грудь. Она от страха молчит, думает, что иначе он ее убьет. Это из-за него замер плод…

Катрин содрогнулась, бессильно рухнула на постель. Кюре, которого священный сан обязывал терпеть зловоние, исходившее от этого юного тела, стал молиться. Он закрыл ей глаза. Встревоженная тишиной, вошла мать.

— Бедное мое дитя! — запричитала она. — Да упокоит Господь ее душу!

Раймонда задержалась на пороге. Девочка смотрела на сестру и не хотела верить.

— Не стоит сюда входить, дитя мое! — мягко сказал ей кюре. — Сбегай лучше за Фолле. Да поспеши! * * *

Эдуар Жиро недавно уехал, не забыв кивнуть в знак прощания. Клер невольно залюбовалась размеренной рысью жеребца, с легкостью несшего на себе такого грузного всадника.

— Знаешь, Бертий, если б я и вышла за Фредерика, одно удовольствие у меня точно было бы: прекрасные, породистые лошади. Хотя с меня и Рокетты хватит!

— Лучше сходи и расспроси отца, — тихо отозвалась кузина. — Что-то мне подсказывает, их разговор касался тебя.

Клер с любопытством посмотрела на дверь в общую комнату. Отец все еще был там.

— Ты права, пойду!

Лицо у хозяина бумажной мельницы было печальное. Он так и остался сидеть за столом, сцепив руки перед собой.

— Папа, что-то случилось?

Он посмотрел на нее невидящим взглядом, тяжело вздохнул.

— А, это ты, моя Клеретт! Да хранит нас Господь… Я не чувствую в себе сил бороться с тем, что нас ждет.

Никогда еще Клер не видела отца таким потерянным. Взволнованная, девушка обняла его.

— Скажи, что происходит, пап! Если мсье Жиро приезжал просить моей руки для сына, не стоит огорчаться: я откажу! Мы не в Средневековье, мое мнение тоже что-то значит.

Колен Руа горько улыбнулся, погладил ее по щеке.

— Дела у нас идут не лучшим образом, и я устал. Спина болит… Но ты не волнуйся, Клер. Честно сказать, если б ты даже и хотела замуж за этого парня, я бы воспротивился. Фредерик Жиро тебя не заслуживает.

Успокоившись хотя бы на предмет помолвки, Клер вздохнула свободнее. И вздрогнула, услышав чей-то пронзительный, горестный крик. Во дворе детский голос звал:

— Фолле! Фолле!

— Господи, это Раймонда! — выдохнула Клер. — Случилось несчастье.

Колен вскочил, опрокинув лавку, и они вместе выбежали на улицу. Девочка стояла неподвижно, на ярком солнце. В его лучах отчаяние на ее маленьком личике казалось еще более страшным.

— Фолле, скорее! Катрин умерла!

Молодой рабочий показался в дверях. Его позвали те, кто работал ближе, в сушильне. На его рабочем месте было очень шумно, и услышать, что происходит на улице, Фолле просто не мог.

— Раймонда! — крикнул он.

Бертий, бледная от ужаса, наблюдала за происходящим. Судорожно сжатые пальцы, которыми она вцепилась в подлокотники, дрожали от бессильного гнева. Ну почему она не может подбежать к девочке, чтобы ее утешить, как Клер? Кузина присела, чтобы расцеловать ребенка в заплаканные щеки. Фолле в это время спешно снимал передник и сабо. Бледный как полотно, он всхлипывал и крестился.

— Вот я и вдовец, а ведь мы только поженились! — бормотал он. — Беда на мою голову…

— Бедный мальчик! Даю тебе три выходных дня, — объявил расчувствовавшийся бумажных дел мастер.

Фолле поблагодарил его и почти бегом направился к деревне. Раймонда высвободилась из объятий Клер и побежала за ним.

Стоя у окна, Ортанс все видела и слышала. Она дрожала, обхватив ладонями выпирающий живот. Катрин потеряла ребенка… Выкидыш, и со страшным исходом. Два дня назад молочница рассказала, как мучилась бедная девушка и какие зловонные, страшные у нее выделения. Ортанс ужасно испугалась. Ей стало чудиться, что живот напрягается и что ломит поясницу. Медленно она дошла до кровати, откинула шерстяное одеяло.

— Я чувствую, что ношу сына! — пробормотала беременная. — И я рожу его живым, здоровым! Он станет хозяином всего после своего отца!

Ортанс Руа легла и укрылась, хотя в комнате было тепло. Она решила следующие четыре месяца не вставать с кровати. Сохранить бесценное дитя любой ценой! Она нуждается в отдыхе, как можно больше и чаще…

Не застав мать в кухне, Клер удивилась и побежала наверх. Она все еще плакала, не принимая душой смерть Катрин и сочувствуя горю Раймонды и Фолле. То, что Ортанс в кровати, ее встревожило.

— Мамочка, ты заболела? Мамочка!

— Ничего страшного, Клер. Легкая слабость… Лучше мне побыть у себя.

— Мама, Катрин умерла!

— Знаю, дитя мое. От всего сердца соболезную ее родителям. И ведь только вышла замуж!

Клер уловила в тоне матери, обычно таком сухом, необычную кротость, и по ее глазам поняла, что та на грани паники. В порыве нежности она упала на колени, прижалась лбом к материнскому плечу.

— Ну что ты, моя хорошая, что ты… — прошептала Ортанс, неловко поглаживая ее по волосам. — Я очень рада, что ты у меня есть, Клер! Я часто бываю строга с тобой, не спорь, но я всегда тебя любила, и я горжусь тобой.

Эти слова потрясли девушку. «Какая же я все-таки глупая! — подумала она. — Почему сомневалась в материнской любви? Как может мать не любить свое единственное дитя?»

— Мамочка, прости! Иногда я тебя расстраиваю, поступаю наперекор. Но больше этого не будет. Я стану самой послушной дочкой! Отдыхай, а я сейчас подам обед и принесу тебе сюда на подносе!

Ортанс удержала Клер за руку. Она даже приподнялась в стремлении сделать что-то хорошее:

— Спасибо, моя крошка! И пожалуйста, на похороны Катрин сделай букет из роз. Упаси меня Господь от такой беды! Потерять ребенка!

Клер пообещала. По лестнице она спускалась в странном, экзальтированном состоянии. С зимы в ее жизни случилась череда событий, хороших и не очень, которые многое изменили. Если бы не смерть Катрин, бывшей работницы отца, она бы не получила сегодня материнской ласки.

Не умри мадам Жиро, Базиль никуда бы не уехал… Ее маленькая вселенная скатывалась в некое подобие хаоса. Клер расправила плечи, готовясь одолеть все испытания, неуклонное приближение которых ощущалось, несмотря на все прелести мая…