Дочь Льва

— В одной миле к западу стоит дом священника. Можно оставить мальчика у него, — предложил Мехмет.

— Ага, тебе больше всего нужен священник, — сказал Аймер. — На шахматной фигуре, которую тебе дал хозяин, лежит проклятие. С тех пор как мы ее взяли, у нас одни неприятности. Приходим в дом — девчонка ушла. Спешим на берег — там с оружием ждет пол-Дурреса. Два моих кузена убиты, а мы по ошибке похищаем английского мальчишку, сына лорда. Теперь, когда мертвы и Рыжий Лев, и его дочь, во всем обвинят нас. Али нас убьет, как пить дать.

Упоминание о проклятии заставило всех притихнуть.

— Давайте ее закопаем, — предложил один.

— Злой дух останется, — возразил другой. — Лучше отдать ее священнику. И мальчишку заодно.

— Исмал разозлится. Фигурку нужно было вернуть ему.

— Вместе с девчонкой, дурак! Как будто она была у нее. А раз девчонка убита, Исмал не может ожидать, что ее вернут. Али поджарит нас на вертеле!

— Лучше всего спрятать ее в горах, а самим сматываться, если хотим сохранить головы.

Пока остальные спорили, Мехмет встал, прокрался к спящему мальчику, открыл его кожаную сумку и бросил туда черную королеву, плотно обернутую тряпкой.

Вернувшись к компаньонам, он сказал:

— Я отведу ребенка к священнику, потому что мне заплатили не за его убийство, а только за то, чтобы украсть женщину. Рано или поздно кто-нибудь заберет его и отправит к Али или к британцам на Корфу. Может, судьба приведет шахматную фигуру обратно к Исмалу. Если нет, значит, не суждено. — Он пожал плечами. — Если фигурка проклята, лучше сбыть ее с рук.

Через несколько часов Персиваль был в доме албанского священника и лежал на твердом соломенном тюфяке. Угасающий свет печки плясал причудливыми тенями на стенах темной комнаты. В окне была чернота, ни единого проблеска звезд.

На другом тюфяке сопел священник. Персиваль подумал, что судорожное дыхание, хрипы и всхлипы были симптомами закупорки носа, как у его последнего воспитателя, мистера Фидерстайна. Звук был таким привычным, как будто все, что случилось в последние дни, ему просто приснилось. Но сколько ни надейся, это ничего не меняет.

Священник плакал, рассказывая Персивалю, что дядя Джейсон и кузина Эсме убиты. Персиваль не заплакал. Все это было слишком странно: молодой священник по-латыни — потому что это был единственный язык, который знали оба, — рассказывал ужасные вещи, и слезы текли у него ручьем по обе стороны носа. Не плакал Персиваль и сейчас, потому что, если дать волю слезам, он совсем потеряет голову. А ему нужно было подумать.

Он подтянул к себе кожаную сумку и вынул предмет, к которому посмел только прикоснуться, когда священник его решительно развернул. Вот она. Черная королева. Доказательство, что все это ему не приснилось. Бандиты засунули ее ему в сумку… после злобных споров, в которых Персиваль разобрал только одно слово — Исмал. Он был уверен, потому что слышал его несколько раз.

Он подполз поближе к печке и развинтил фигуру. И ошеломленно замер: листок бумаги все еще был там. Он его вынул и при слабом свете угольков разобрал отцовский почерк.

Код был до смешного прост: нужно читать алфавит наоборот — «я» вместо «а» и так далее. Написано по-латыни. Неграмотно, но понятно. Корабль — «Королева ночи», доставка в Превезу в начале ноября.

Это было почти все, что знал Персиваль. Он не понимал, почему папа от руки написал такое преступное письмо. Или почему Исмал его не уничтожил — разве что так и не получил его. Больше всего Персиваля удивляло, зачем бандиты засунули королеву в его сумку.

Как будто все уже свершилось. Каково бы ни было объяснение, оно должно быть отвратительным, потому что эти люди вызывали омерзение, а другие гадкие человеческие особи убили Джейсона и кузину.

Персиваль бросил записку на угли, потом торопливо выхватил ее из занимавшегося огня и погасил искры. Сердито вытер слезы, набежавшие на глаза. Дядя Джейсон ни за что не поступил бы так трусливо. Он погиб, стараясь защитить Албанию от человека, которому предназначено это послание. Кому-то эта информация пригодится, и этот кто-то не поверит двенадцатилетнему мальчику без доказательств. Долг Персиваля — передать все улики… и сделать так, чтобы весь мир узнал, что его отец — контрабандист, преступник… О Боже, может быть, он даже виновен, хотя бы косвенно, в смерти своего брата?

— Мама, — прошептал Персиваль, горестно глядя на черную королеву, — что же мне делать?