Soulmates Never Die

Была ли она испугана? Очевидно.

Хотелось ли ей сбежать? Безусловно.

Нужно ли было ей прогонять Намджуна? Естественно.

Иначе она бы подошла к нему и попросила поцеловать её снова. Но нельзя. Сейчас — еще нет, не время пока. И пусть парню плохо, она видит это, но… он и вправду её сначала испугал, да, конечно, ему не стоило целовать её без разрешения, и Юнги уже успел просветить, почему его глупый тонсэн сделал то, что сделал… Но сейчас дело только в ней.

Испугалась она своих же чувств.

Сбежала она от его ласкового взгляда и влюбленных слов.

Прогнать ей пришлось для того, чтобы не начать просить остаться.

Ей нужно еще полгода продержаться, и если Намджун будет готов тогда, если найдет в себе великодушие простить её — то она с удовольствием поцелует его сама и впустит в свое сердце. Но пока…

Донхи кажется, что с её груди наружу торчит что-то. Что-то откровенно попахивает нездоровой фигней и конкретной злокачественностью, от него мутит и перехватывает спазмами сердечную мышцу.

Любовь — это далеко не бабочки в животе.

Любовь — это просто откровенное отвращение к себе.

Донхи хотела бы остаться сейчас с Намджуном и откровенно объяснить ему, что он сделал не так и где облажалась она.

Но она слишком сильно ненавидит сейчас себя.

Комментарий к Devil in the Details

Полуночная напоминает, что она обитает вот здесь: https://vk.com/m_polunochnaya. Заходите, там рады каждому, а еще время от времени появляются спойлеры, стихи и другие интересности.

========== Whithout You I`m Nothing ==========

Take the plan, spin it sideways

Хочу действовать, но мчусь под откос

I…

я…

Fall

падаю

Without you I’m nothing

Без тебя я — ничто

Если в этом мире есть человек с большим чувством вины, чем у Намджуна, то как он вообще остается жив?

Сам юрист уже третий день подряд просыпается с мыслью «лучше бы я сдох».

Он вкалывает на работе, как ненормальный, только бы не сорваться к обветшалой холодной квартирке в старом полуразрушенном здании, где обиженная на мир девочка закрылась ото всех — в первую очередь от него — и страдает от очередных обманутых ожиданий. Он чувствует себя предателем, почти что убийцей доверия, ведь да, гордая и сильная Донхи за последние годы доверилась лишь ему и Юнги-хёну, а он просто…

Похерил всё.

«Take the plan, spin it sideways… I… fall. Without you I’m nothing»

Будто ему и так не хочется сдохнуть, он слушает эту песню на повторе, каждый гребанный раз упиваясь тем, что облажался, и да, пусть на него начинают обеспокоено поглядывать сотрудники, пусть Юнги взял за привычку таскаться к нему домой утром и вечером, проверяя, пусть остальные друзья начинают писать ему почти что по очереди и внезапно вытаскивать пообедать (хотя с некоторыми вообще полгода он нигде не выбирался), но…

«Without you I’m nothing»

Это же Донхи его подсадила на чёртовых депрессивных Placebo!

Всё заканчивается тем, что приходит Сокджин. Ловит Намджуна за капюшон толстовки, критическим взором окидывает больной взгляд, опухшие глаза и трехдневную щетину, горько вздыхает и тащит домой. К себе. Кормить, отмывать и ругать/подбадривать, зависит от ситуации, но, кажется, всё же второе, так что полтора часа спустя младший вываливается на кухню, благоухая ароматами пены для ванны и сияя кожей от лосьона, и на столе его ждет полноценный минимальный набор Ким Сокджина под названием «на скорую руку успел» (в переводе на человеческий это значит четыре полные кастрюли и две сковородки, а еще примерно полтора десятка закусок из холодильника). Намджун потеряно и немного испуганно сглатывает, а после начинает ныть:

— Хён, ты же понимаешь, что в меня это всё не влезет? Да этим можно накормить половину Китая, хён, честное слово!

— А ну цыц! — немного повышает голос хён, и Намджун покорно затыкается. Потому что если Ким Сокджин говорит «цыц» — это значит «цыц». С его «цыц» не спорят, так что бедный юрист лишь горько вздыхает и покорно присаживается за стол, набирая себе из каждой кастрюльки по ложке.

— Там еще огуречное кимчхи сзади тебя.

— Да, хён.

— И не забудь про маринованные бобы.

— Конечно, хён.

— Почему ты взял себе так мало мяса? Погоди, я тебе доложу.

— Хорошо, хён. Спасибо, хён, — так обреченно отзывается Намджун, что старшего начинает немножко грызть совесть. Немножечко совсем. Но это не мешает ему вывалить еще половину кастрюльки на тарелку тонсэна, покорно жующего его еду. — Слушай, хён, — спустя половину тарелки Джун чувствует себя беременным носорогом, но мужественно и методично продолжает кушать, — а почему ты ни разу не заставлял Донхи покушать у тебя? Я вообще думал, что это первое, что ты сделаешь после знакомства с ней.

— А, это, — Джин вдруг расплывается в хитрой ухмылке и начинает хихикать. — Она и так на меня волчицей смотрела, если бы я еще и покормить её вот так решил, точно бы укусила и убежала прочь. А я, между прочим, готов построить с ней доверительные дружеские отношения, — наставительно поднял палец, выглядя так важно и серьезно, что Намджун против воли улыбнулся, с удивлением понимая, что под беспечную болтовню хёна прикончил ту гору еды. Судя по улыбке хёна, именно на это он и рассчитывал.

После еды они перебираются в гостиную с вином и бокалами (Джин выпивает исключительно по вечерам пятницы), и эта уютная обстановка, тепло и алкоголь наконец помогают Намджуну расслабиться настолько, что он готов делиться наболевшим. На самом деле, ему даже непонятно, почему хён не пришел к нему раньше, но на минутку совесть подсказывает, что, возможно, Сокджин сам ждал, когда же младший позвонит в его дверь. И лишь когда понял, что Джун влез в себя, вооружившись лопаткой для самокопания и щипцами для вытаскивания всех прогрешений с глубины памяти на поверхность, то решил осуществить привычную процедуру приведения тонсэна в чувство.

— Спорим, Юнги-хён недавно здесь тоже был, — невпопад шутит, но Сокджин, к его удивлению, смеется и согласно кивает. — Серьезно? Благословения просил, или что?

— Просто хотел поговорить о сомнениях, — ответ с мягкой улыбкой, а после хён так несолидно хихикает. — Только не спрашивай, с кем он встречается. Умоляю, у меня пошло несколько недель, чтобы узнать, и я намерен держать язык за зубами.

— И не собирался, — так искренне удивляется Намджун, что старшего щемит в груди от гордости. — Это же дело хёна. Захочет — расскажет, так ведь? Здесь дело не в том, что он нам не доверяет, скорее, хён просто хочет, чтобы настолько личное оставалось как можно дольше лишь его.

— Тоже так думаю, — Сокджин всё еще не сводит с младшего гордого взгляда, и Намджуна это, если честно, немного смущает. Он ожидал трехчасовой тирады, презентации с названием «Три самых глупых решения мужчин или Ким Намджун, здесь ты был мудаком» или хотя бы звонкой затрещины — потому что хён, конечно, розовый свитерок и самые вкусные рисовые пирожки во вселенной, но еще — это восемь часов в неделю в качалке, хапкидо и должность главного врача, известного своей жесткостью к халатным подопечным.

— Ты не собираешься меня ругать? — получется почему-то так по-детски, но Сокджин как-то уютно улыбается на этот вопрос, что с души сразу же отлегает.

— А смысл? Ты же сам сразу понял, насколько облажался, — просто отвечает, и младший согласно кивает. После они отвлекаются немного на свои бокалы, Джин подливает им вина, и в тишине они смотрят сквозь окно на столь привычные огни города. — На самом деле, Джуни, я бы скорее хотел тебя подтолкнуть.

— К чему? Суициду? — бездумно ляпает, но тут же осекается, когда видит, как подозрительно сужаются почти чёрные глаза напротив. — Нет, хён, нет, это я так, просто очень глупо пошутил, я бы ни за что… Ну ладно, возможно, пару раз думал, но кто же не думал, хён, блять, да не смотри на меня так! — защищаясь, прячется за подушкой и смотрит большими глазами, пока Джин не бросает в него диванным валиком и рявкает.

— Не матерись в моем доме, ты, мелкий долбоеб!

Намджун еле слышно фыркает в подушку, но после, не сдержавшись, начинает искренне смеяться. Старший присоединяется к нему спустя несколько мгновений, и вскоре просторную квартиру заполняют звуки стеклоочистителя и рохканье беременного тюленя.

— На самом деле, Джун-а, — мягко тянет Сокджин, успокоившись, — тебе стоит хорошенько обдумать ваши последние беседы с Донхи. Я знаю тебя очень хорошо, Джун-а, так что могу с уверенностью заявить, что ты мог пропустить мимо ушей что-то очень важное. Как считаешь?

Намджун — парень простой; хён сказал — значит, он должен выполнить. Так что пока Сокджин тактично оставляет его наедине с воспоминаниями и вином, он тщательно пытается обработать каждую фразу — как его, так и Донхи.

Чёрт возьми, как же она его тогда боялась.

Хён возвращается спустя некоторое время, на кухне мерно жужжит посудомоечная машина, а в руках мужчины новая бутылка вина. Он терпеливо ждет, когда Намджун наконец прекратит обнимать подушку, втупившись взглядом в пол, и обратит на него внимание. Ждать приходится еще с добрый десяток минут, за которые Джин успевает отписаться всем друзьям, что всё с Намджуни хорошо, прекратите истерику, и лишь когда младший подтягивает к себе заново наполненный бокал, он интересуется.

— Так что, было что-то стоящее, или ты зря себя мучил?

Намджун тихо фыркает, не зло, скорее так, как всем недовольный кот, и мимолетно вспоминает о Синди, которая грела его все эти ночи и умурлыкивала беспокойство. За нее он не переживает, ведь раз хён забрал его сегодня, значит, Юнги пошел присмотреть за кошкой и одновременно с этим наделать полторы тысячи фотографий этой крохотной пушистой идеальности.

— Что значит, — медленно начинает, пытаясь дословно вспомнит еще тогда резанвшую уши фразу, — когда кто-то говорит «я не хотела бы любить»? Я опять обманываю себя сам, или эта фраза говорит, что человек влюблен?

Сокджин мягко сжимает его ладонь в своих и ласково спрашивает:

— А что тебе подсказывает сердце? Думаю, в этом случае оно даст ответ вернее, чем холодный разум.

— Я уже шел на поводу у своих чувств, и в итоге просто напросто всё погубил, — огрызается Намджун и вырывает ладонь из хватки, но тут же сникает. — Прости, чёрт, прости, хён, я не имел права к тебе так говорить…

— Всё в порядке, Джуни, — Джин снова прячет его ладони в своих и таинственно улыбается. — Думаю, что ты не погубил абсолютно всё.

— Объясни?

— Мне звонили позавчера, — старший неловко улыбается и пожимает плечами, — хотя я обещал об этом не говорить. Упс, — и он проказливо смеется. — Меня попросили присмотреть за тобой несколько недель.

— Зачем Юнги-хёну тебе такое говорить? — от искреннего недоумения Намджуна хён удивленно распахивает глаза, но после расплывается в улыбке. Конечно же, младший подумал именно о своем гиперзаботливом хёне.

— Вообще, — говорит осторожно, — думаю, Юнги попросили о том же. Понимаешь, ммм?

Намджун отчаянно тупит.

Он не понимает.

Не может просто осознать и принять.

— Так что, Джуни, — Сокджин настолько собой доволен, что даже ступор тонсэна считает милым и тыкает его в щеку, — ничего еще не закончено. Наоборот — только начинается!